Джеффри Линдсей - Последний дубль Декстера

Думай, Декстер, думай: постарайся как следует – вдруг в твоем набитом опилками черепе что-нибудь да прорежется. Постарайся думать, пока Эстор еще можно помочь, – если, конечно, еще не поздно. Или стоит все же позвонить Рите? По крайней мере, у нее есть эти, как их, мозги…

Возможно, эти мозги что-нибудь да придумают. Возможно, Рите повезет больше, чем мне. Вряд ли все может стать хуже, чем есть, если только она не подожжет себя ненароком. Поэтому я достал телефон и позвонил Рите – в основном потому, что как непроходимый тупица не смог придумать ничего другого.

Но телефон Риты все звонил и звонил, пока снова не переключился на голосовое сообщение. Куда бы она ни уехала, она все еще оставалась там. Уж не значило ли это, что она их нашла? Или просто застряла в пробке? И куда она вообще поехала?

Я выбрал последнее присланное мне сообщение и прослушал его еще раз. В нем ничего не изменилось. Единственное, что могло хоть как-то намекать на то, куда она собралась, это слова: «Я знаю, ты говорил, она может вернуться домой, и я тогда подумала, это верно, она может, а может, и нет… В общем, я тут отъеду минут на двадцать…»

«Она может домой, а может, и нет…» Сказано в стиле Риты, так обрывочно и несвязно, что могло бы означать что угодно. Но я столько лет бился, пытаясь понять смысл ее слов, что мне казалось, я мог бы и перевести это. Конечно, мыслительный процесс, как оказалось, мне враждебен и даже опасен, но я все равно сделал попытку. Я взял «домой, но нет», приплюсовал к этому «отъеду минут на двадцать», и получил в результате единственное, что это могло бы означать. Возможно, я ошибался, но в результате у меня выходил наш Новый Дом. Дом, но не дом, в десяти минутах езды от старого, и гарантированно одно из мест, куда Эстор могла хотеть пойти.

Конечно, мне пришлось исходить из того, что у Эстор вообще спрашивали, куда пойти. Но я-то знал, какой настырной она может быть, а если ей и не удавалось настоять на своем, – весьма упрямой. И Роберт наверняка отчаянно ищет место, где он мог бы залечь. Все это для него внове – кроме педофилии, конечно, – и он не может не понимать, что весь мир сейчас идет по его следу. Поэтому ему нужно место, тихое и неожиданное для остальных, место, где его никто не догадается искать. А всегда готовая прийти на помощь Эстор запросто могла бы подсказать ему такое место, где сама ощущала себя в безопасности, – незанятое, заросшее кустами, тихое, и с ее собственной комнатой. Очень тихий Новый Дом.

И еще одна маленькая песчинка, которая могла бы считаться мыслью, упала на пыльный пол пустой комнаты, где полагалось бы находиться мозгам Декстера: если Роберт и Эстор действительно пошли прятаться туда и если Рита отправилась туда и нашла их, Роберт наверняка не будет улыбаться и подписывать свое фото на память. Нет, он сделает все, чтобы не дать ей уйти и выдать их местонахождение. Скорее всего, он свяжет ее. А если он не полный идиот, то и заткнет ей рот кляпом. А потом запрет ее в шкаф или в ванную, а сам выйдет посмотреть, кто еще может прийти по следу.

И с учетом всего изложенного оставался лишь один человек, который мог бы прийти за ним: Я. Не самая удачная новость для хороших парней, особенно с учетом моих последних достижений, но больше некому. А если и нашелся бы кто еще, я бы все равно не хотел этого.

Роберт похитил Эстор, а она принадлежала мне. Она принадлежала мне как газель принадлежит льву, а он похитил ее, забрал нечто мое, и я не собирался спускать ему это с рук.

И Роберт убил Джекки и оставил меня одного на пустынном, очень пустынном песчаном берегу. Он лишил меня единственного в моей жизни, что хоть как-то напоминало чувства, моей единственной попытки стать счастливым, и нет такого страдания, которое могло бы хотя бы отчасти отплатить ему за это, даже если бы я баловался с ним при помощи своего ножа каждую ночь в течение года, с каждым разом выполняя свои упражнения дольше и изобретательнее. Нет ничего такого, чем он мог бы ответить за все, что отнял у меня, но все, чем он может заплатить, я у него возьму. И не прекращу делать этого до тех пор, пока он дышит, отниму у него все без остатка: и все отвратительно белоснежные зубы, и отвратительно сияющую улыбку, и все отработанные жесты, и выражения лица – все-все. Я отниму все, что у него было, все, кем он был или мог бы стать, и я навеки отправлю его в страну, где нет ничего, кроме боли, бесконечной, разъедающей душу боли. И когда все это завершится, я не буду прятать этого, чтобы копы могли найти меня, и это тоже правильно. В мире не осталось ничего, кроме тупой ноющей боли, а ее все равно где испытывать – на диване с Ритой или в тюрьме.

Возможно, это будет самое последнее, что я совершу, но я это сделаю. Я выдерну Роберта из его уютного, ухоженного гламурного мира и суну прямиком в мой мир Темных Развлечений Декстера. Он даже не представлял, что выпускает на свободу, потянув за мою ниточку. Я спешил к нему, и даже если он и догадывался об этом, то наверняка ждал вялого и неуклюжего Декстера Дневного, мягкотелого мямлю из лаборатории, пугающего не больше, чем кресло на колесиках. Но этот Декстер исчез, возможно, навсегда, а к Роберту сейчас спешило нечто совсем другое, и эта разница ему не понравится. Совсем не понравится.

Я завел машину и вывел ее со стоянки, мимо дежурившего на въезде копа, в вечерний поток машин, и этот хмурый, лишенный звезд вечер впитывался в меня, наполняя уверенностью. Я был готов ко встрече с Робертом.

Я ехал в самый час пик, так что дороги были забиты под самую завязку. Я плелся в общем потоке, стискивая зубы и придумывая для Роберта всякие новые, особые штуки. Он хорош собой и хорошо это знает: это очень кстати, это я смогу использовать. Я мог бы растянуть развлечения с одним его лицом на много-много часов, медленно и аккуратно удаляя его по кусочку, делая это перед зеркалом, чтобы он видел – каждый кусочек, отрезанный от него раз и навсегда, каждый этап этого затяжного, замысловатого процесса, который невозможно ни остановить, ни пустить вспять. И это будет происходить не с кем-нибудь, а с ним, и для него не останется больше ничего, и он будет осознавать то, что ему еще предстоит, и то, что избежать этого он не сможет. Вот оно, последнее шоу в Декстерленде, и билет на него всего один и выдается в один конец.

Я так углубился в эти приятные мечты, что даже не заметил, как выехал на магистраль номер один и направился по ней на юг, к Новому Дому. Машины фыркали, и сигналили, и еле плелись, но я покорно плелся вместе со всеми, думая только о том, что очень скоро произойдет с тем, кто заслужил это более любого другого.

Я свернул с магистрали налево и через несколько минут оказался на месте. Сначала я проехал мимо и проверил, на месте ли кто. Перед воротами гаража стоял маленький кабриолет с поднятым верхом; за ним виднелся поставленный кое-как минивэн Риты. Фул-хаус, полный дом, только козырная карта на стол еще не выложена.

Я проехал дальше, продолжая всматриваться в окрестности на предмет наблюдателей, но не увидел никого, ничего необычного. Обычный спальный район среднего класса, каким ему и положено быть. Вдоль улицы выстроились скромные порядочные дома, излучавшие сытое удовлетворение хорошо проведенным днем. Велосипеды, прислоненные к деревьям, скейты и ролики на дорожках, спорящие друг с другом за первенство ароматы с полудюжины кухонь. Но на улице не было никого и ничего. Никто не смотрел с крыльца или даже из окна, и все оказалось ровно таким мирным и безмятежным, как я и надеялся.

Я оставил машину в квартале от дома, под кроной большого баньянового дерева, достал из-под сиденья любимый нож для разделки мяса и вышел из машины. К этому времени стемнело окончательно, и я набрал полные легкие этой темноты, позволив ей разбежаться по всему телу, вдоль по позвоночнику, по коже лица до самых кончиков ушей, и вместе с этим я ощутил, как холодное, скользкое спокойствие берет управление на себя и медленно, осторожно подталкивает вперед, навстречу решительным действиям.

Поверх крыши автомобиля мы смотрим вдоль улицы в сторону нашего дома. На крыльце, над входной дверью горит свет. Нам плевать на это: его лучи нас не коснутся. Мы будем заходить с заднего двора, держась в тени за оградой. Мы просочимся сквозь разбитую клетку над бассейном и подберемся к черному ходу. Ключ с нами уже не одну неделю, и с его помощью мы проникнем в дом, и навалимся на Роберта, а потом начнем и не остановимся до тех пор, пока не останется ничего.

Глубокий вдох, возвращающий голове уверенность и ясность, и холодная вечерняя темнота окутывает нас теплом и освещает путь, и ночные ароматы бьют в ноздри, и все ночные шорохи и шепоты сливаются в барабанный бой охоты, и мы идем под этот бой вперед, вперед…

Медленно, осторожно, шаг за шагом подбираемся мы к Дому. В гостиных у соседей мерцают телевизоры, и все вокруг нормальненько, все так, как должно быть, все тип-топ, все чики-пики – все, кроме дерзкого Монстра, медленно спешащего навстречу приятному вечеру с милыми развлечениями, не совсем обычными для этого сонного пригорода.