Ольга Лаврова - Он где-то здесь

— Весьма пышная церемония, — улыбается Бардин, оставшись после опознания с Пал Пальнем. — И велика вам радость, что Толя возил меня к своей бабенке?

— Возил, между прочим, на «Волге», показывал дорогую мебель и так далее. Следовательно, вы знали о его второй, тайной жизни.

— Хм… Один — ноль.

— И безусловно догадывались, что дело не чисто. Человек вы неглупый, бывалый.

— Даже сиделый, — замечает Бардин, поняв, что Пал Палычу известно о его судимости.

— Да, не скрою, поинтересовался вашим прошлым.

— И представляете, что я за фрукт, — это звучит в вашем голосе.

— Разубедите, если не так.

— Хорошо, — помолчав, соглашается Бардин и, решившись, рассказывает уже без понуканий. — Заложили меня тогда собственные коллеги. Два резвых молодых человека сдали органам. Я был слишком сильный конкурент. Но я успел сесть, когда за валютные операции еще давали два года. Пока за проволокой — казалось ужасно много. Но едва приехал домой — указ: до высшей меры. И читаю в газете, что те резвые молодчики пошли под вышку. Представляете, что я чувствовал?

— Надеюсь, не только злорадство?

— Что вы! Готов был благодарить за прежнюю подлость! Решил: стоп! Судьба подарила жизнь — но четко предостерегла. Не скажу, что я суеверный, но мистическое было ощущение. Да… Ну, вспомнил свое музыкальное образование, пристроился работать, женился. Теперь вот средней руки организатор в области легкой музыки. Как валютчик был гораздо талантливей. Но зато на каком боку лег, на том и просыпаюсь.

— Ладно, верю. Но тогда я спрашиваю вас, спрашиваю человека, который со всем этим покончил: зачем вы меня путали разными баснями?

— Старый служака, что вел мое дело, твердил классическую фразу: «Следствию все известно, советую признаться». Сейчас следствию, видимо, почти ничего не известно, и все равно советуют признаться… — Бардин говорит скорее грустно, чем насмешливо. — Вы не учитываете одного обстоятельства, Пал Палыч. В происходящей драме центральное лицо — не я, не вы, не погибший Толя, а его жена, Галина. Вам — служба, мне — семейные неприятности. Над ней же в буквальном смысле разверзлось небо! Не встречал человека, настолько помешанного на честности и долге. Обычной женщине стыдно, скажем, не иметь модного пальто. Галине стыдно иметь что-нибудь, чего у других нет!

— А чем плохо?

— Скучно! Я к ней очень привязан — выросла на глазах. Но скучно. Ходячая добродетель.

— Она знает про вашу судимость?

— К сожалению.

— И не верит в ваше перерождение.

— Она верит, что горбатого могила исправит. — В его тоне застарелое раздражение. — Думаете, мы с Алей сочинили про находку в расчете на какое-то там вознаграждение? — Он машет рукой. — Да Галина и не взяла бы ни за что! Чужие деньги. Но… ее надо понять. Смерть, похороны — это она перенесла стоически. Выходит, с одной стороны, — железный характер. А в то же время ее свалить ничего не стоит. Расскажи я про Анатолия всю правду — сразу, и неизвестно, где потом искать: в психушке или под трамваем! Так что мы больше Галине голову морочили, не вам. Чтобы на тормозах, понимаете? К тому же надо было чем-ничем сдвинуть ее с идеи, будто я свернул на старую дорожку и Анатолия потянул.

— Давайте поближе к протоколу.

Бардин кивает.

— Значит, так. Узнав об аварии, я объяснил своей жене вероятное происхождение обнаруженных денег. Она, естественно, ничего не подозревала.

— Совсем уж ничего?

— Только то, что Толя погуливает, — твердо говорит Бардин. — Ей и того хватало, чтобы волчицей рычать… Так вот, мы взвесили возможную реакцию Галины Артамоновой — и изобрели историю с находкой.

Знаменский коротко записывает.

— Но вы еще прежде сымпровизировали заем на катер, — напоминает он.

— Сами спровоцировали, Пал Палыч, — усмехается Бардин. — Притворились простачком, грех было не попробовать. Я только с суммой ошибся, а так-то Климов — лакомый кусок, чтобы отманить следствие в сторону.

— Вы имеете в виду его приятеля Муромского?

— Раскопали? Обидно, что не увлеклись этой версией. Вы бы в ней увязли как в болоте!

— Потому и не увлеклись. О Муромском вы слышали от Артамонова?

— Ну да. Климов — Толе, Толя — мне.

— Сколько усилий, чтобы пощадить нервы своей родственницы!

— Есть ехидное подозрение, если позволите… Вы тоже щадите ее нервы?

— Следственная хитрость, — парирует Пал Палыч. — Да?.. — берет он трубку зазвонившего телефона. — Еще тут, Саша, заходи, — приглашает он Томина.

— Антон Петрович, а не проще ли было удержать Артамонова, чем теперь вот…

— Прошляпил. Несколько месяцев был на гастролях, вернулся, вижу: глаза в разные стороны. Раньше, правда, проскальзывало: серое существование и ничего не имею, другие берут от жизни. Явно с чужого голоса, я не придавал значения. Конечно, поговорили. Объяснил ему, что он не создан для коммерции, тем более с Галиной под боком. Попусту. Уже понесло.

В ожидании приезда Знаменского между сестрами происходит тяжелое объяснение.

— Не могу понять, — шепчет Артамонова уже в изнеможении от всего, что пришлось услышать. — Как — вторая машина?

— Новая, Галочка, «Москвич» в гараже стоит целехонький… — Бардина всхлипывает. — И никто с Толей не ехал. Вещи в машине были его собственные.

Некоторое время обе молчат. Артамонова сидит напряженно, крепко ухватившись за подлокотники, будто кресло вот-вот уплывет из-под нее.

— Все время притворялся… лгал… Он же не был такой… раньше… Добрый… веселый… Он хороший был, Аля… Нет, я не понимаю… Помнишь, как мы первый раз поехали на «Москвиче»?

— Позапрошлым летом, — сквозь слезы отзывается Бардина.

— Да, — шепчет Артамонова, — позапрошлым летом.

…Это был для Артамонова день торжества, день сбывшейся мечты: его горбатенький «москвичек», возрожденный из груды лома, резво и полноправно катил по улицам города.

— Ты замечаешь, как берет с места? — спрашивал. Артамонов сидевшего рядом Бардина. — Замечаешь?

— Мм, — одобрительно мычал тот, чтобы не омрачать Анатолию лучезарного настроения.

— Теперь я буду тормозить, обрати внимание… Сила?

— Толька, я не автомобилист!

— Но ездишь же ты в такси, например. Неужели не видишь разницы?

— Вижу, — засмеялся Бардин. — В такси коленками не упираешься…

— А, перестань! Это все, — Артамонов пренебрежительным жестом обвел поток машин, — по сравнению с моим «жучком» — дрянь, будь уверен! Заводская сборка, скорей-скорей, колеса крутятся и ладно. А у меня, Антоша, ручная подгонка, предел точности. Не мотор — хронометр!

Пока Артамонов хвастался машиной, сестры на заднем сиденье забавляли Игорька.

— Как ему — нравится машина? — спросил Артамонов.

— Улыбается, — весело ответила жена.

Артамонов нашел местечко на стоянке, все вышли и направились к воротам парка.

Артамонов раз-другой оглянулся на ходу полюбоваться «жучком». Нет, безусловно, всякие там «Жигули» и «Волги» меркнут рядом с его сокровищем!..

В парке буйно цвели клумбы, дети толпились вокруг аттракционов.

— Эх, — сказал Артамонов, минуя мужчин, сгрудившихся возле пивного ларька, — теперь уже и кружечку не пропустишь: за рулем! — Но прозвучало это не сожалеюще, а, напротив, блаженно…

Вертелась детская карусель, визжали малыши, проносясь на лошадках мимо ожидающих за оградой мам и бабушек. На руках у Артамоновой таращился Игорек, завороженный пестрым зрелищем.

И вдруг скрежет, вращение замедлилось. Карусель остановилась.

— Слазьте, ребята! — возник откуда-то дюжий мужик. — Поломка!

Ребятишки слезать не хотели, те, кто ждал своей очереди, галдели, не желая расходиться. Кто-то из взрослых потребовал вызвать техника.

Артамонов нырнул под ограду и направился к «карусельному начальству». О чем-то они там заспорили, мужик замотал головой, но потом все же допустил добровольного ремонтника к механизму.

— Дяденька пошел чинить? — спросил Артамонову тоненький голосок.

— Да, — улыбнулась та.

— А он починит?

— Починит.

И действительно починил. Разве мог он видеть чье-то огорчение в такой счастливый для себя день?

Снова кружилась карусель и радовалась детвора. Артамонова ласково и спокойно смотрела на мужа, оттиравшего запачканные руки.

Как все было хорошо!..

И как теперь все ужасно…

— Зачем?.. Зачем?.. Зачем?.. — повторяет Артамонова в пространство. — Ну зачем же?! Хоть бы спросить…

— Аля, когда началось… все это? — глухо произносит она, помолчав.

— Года полтора назад, — тяжело выдавливая слова, говорит сестра.

— И ты знала?!

— Ничего я раньше не знала! Я бы ему глаза выцарапала! Антон уже после аварии сказал.

— Но Антон знал! И ни слова?! Аля, этому нет названия!..