Майкл Коннелли - Черный ящик

– Ни хрена не окажу я тебе никакого содействия, шестерка поганая! Тебе из меня стукача не слепить. И попробуй только распустить свой грязный язык!

– …заканчивается оно моей настоятельной рекомендацией удовлетворить твое прошение о досрочном освобождении.

Босх положил письмо на стол, оставив в руке второе.

– А другое может сослужить тебе дурную службу. Здесь нет ни слова о твоем раскаянии, зато говорится, что ты отказался помочь следствию в раскрытии убийства, об обстоятельствах которого располагал важной информацией. Здесь же содержится ссылка на отдел борьбы с уличным бандитизмом полицейского управления Лос-Анджелеса, чья разведка установила, что «Роллинг-Сикстиз» с нетерпением ждут твоего выхода на свободу, чтобы снова использовать как своего основного боевика и…

– А вот это уже полная лабуда! Неслыханный поклеп! Ты не можешь так просто отправить все это дерьмо обо мне!

Босх положил письмо на стол и сложил его, чтобы отправить в конверт. При этом он смотрел на Коулмана с совершенно невозмутимым лицом.

– Сидя здесь, ты, кажется, собираешься диктовать мне, что я могу делать, а чего не могу. Не-е-т, Руфус, так дело не пойдет. Ты дашь мне то, что мне нужно, а я дам нужное тебе. Вот как работает эта система.

Босх последний раз провел пальцем по сгибам письма и начал вкладывать в конверт.

– О каком убийстве ты талдычишь?

Босх пристально посмотрел на Коулмана. Первый добрый признак. Затем сунул руку во внутренний карман пиджака, достал фото Йесперсен, которое распечатали для него с ее пропуска, и показал Коулману.

– Белая девчонка? Я ни хрена не знаю ни о какой белой цыпочке, которую замочили.

– А я и не утверждал, что ты ее знаешь.

– Тогда какого дьявола ты ко мне пристал? Когда ее прикончили?

– Первого мая тысяча девятьсот девяносто второго года.

Цифры защелкали в мозгу Коулмана. Потом он помотал головой и улыбнулся так, словно понял, что имеет дело с очередным тупым копом.

– Ты приперся не по адресу. В девяносто втором я мотал пятерик в Коркоране[6]. Так что закатай губы, великий сыщик!

– Мне прекрасно известно, где ты был в девяносто втором году. Ты думаешь, я бы пришел сюда, не узнав предварительно всю твою подноготную?

– Я понятия не имею об убийстве белой девчонки. Вот тебе и весь сказ.

Босх закивал, всем своим видом показывая, что не собирается с этим спорить.

– Позволь все тебе объяснить, Руфус. И не перебивай, потому что у меня здесь есть еще одно дело, а потом нужно успеть на самолет. Готов выслушать меня?

– Готов. Вываливай свое дерьмо.

Босх снова показал ему фотографию.

– Как ты уже понял, мы говорим о деле двадцатилетней давности. О ночи с тридцатого апреля на первое мая тысяча девятьсот девяносто второго года. Второй ночи беспорядков в Лос-Анджелесе. А вот это – Аннеке Йесперсен из Копенгагена. И она оказалась на Креншо со своими фотоаппаратами. Ей нужно было сделать снимки для датской газеты, на которую она работала.

– Какая нелегкая ее туда занесла? Ей там было совсем не место.

– Возможно, ты прав, Руфус, но вот только она там оказалась. И кто-то поставил ее к стенке в одном из закоулков и выстрелил прямо в глаз.

– Это был не я. Даже не слыхал об этом.

– Мне известно, что это был не ты. У тебя самое надежное в мире алиби. Ты в то время обретался за решеткой. Могу я продолжить?

– Валяй. Рассказывай свою байку.

– Убивший Аннеке Йесперсен пустил в ход «беретту». Мы нашли гильзу прямо на месте. Патрон явно от «беретты» девяносто второй модели.

Босх не сводил глаз с лица Коулмана, чтобы понять, доходит ли до того смысл сказанного.

– Ты слышал меня, Руфус?

– Слышать-то слышал, но только никак не пойму, при чем здесь я?

– Пистолета, из которого застрелили Аннеке Йесперсен, так и не нашли, а дело осталось нераскрытым. Но через четыре года тебя выпускают из Коркорана, а вскоре снова берут под арест и обвиняют в убийстве члена конкурирующей банды Уолтера Реджиса, девятнадцати лет от роду. Ты выстрелил ему в лицо, когда он сидел в ночном клубе на Флоренс. Мотивом послужил тот факт, что он продавал кокс на территории «Сикстиз». Тебя сочли виновным в преступлении на основании показаний многочисленных свидетелей и твоего собственного признания, сделанного в полицейском участке. Но вот одного вещдока они так и не нашли. Я говорю о пистолете, которым ты воспользовался, – о «Беретте-девяносто два». Он пропал бесследно. Теперь начал соображать, к чему я клоню?

– Пока что нет.

Он попытался разыграть дурачка. Но Босх был к этому готов. Он твердо знал: Коулман отчаянно хочет выйти из тюрьмы. Рано или поздно до него дойдет, что Босх действительно может как помочь, так и свести его шансы освободиться к нулю.

– Хорошо. Тогда я расскажу, что было дальше, а ты следи за ходом моей мысли, лады? Я постараюсь говорить так, чтобы даже ты все понял.

Он сделал паузу. На этот раз Коулман не стал ему перечить.

– Итак, мы переносимся в девяносто шестой, когда тебе впаяли от пятнадцати до пожизненного и ты послушно отправился в тюрягу, как и положено преданному солдату «Роллинг-Сикстиз». Проходит еще семь лет. На дворе две тысячи третий год, и происходит новое убийство. Уличного торговца «Крипс» с Грейп-стрит Эдди Воэна мочат и грабят, когда он сидит за рулем своей машины, имея при себе сорок фунтов товара и немного косячков. Кто-то подошел со стороны пассажирского сиденья и всадил две пули ему в голову и еще две в грудь. Но только кто же так делает, а? Всем известно, что в таком случае гильзы разлетаются по всей машине. Собирать их некогда. Стрелок успевает подобрать только две и спешит унести ноги.

– И снова не возьму в толк, каким боком это относится ко мне? Я ведь уже парился здесь.

Босх энергично закивал в ответ:

– Совершенно верно, Руфус, ты парился здесь. Но только, видишь ли, к две тысячи третьему году у полиции уже появилась единая компьютерная база данных баллистической экспертизы, созданная в министерстве юстиции. Туда заносятся сведения о каждой пуле или гильзе, найденных на месте преступления или извлеченных из тел убитых.

– Просто научная фантастика!

– В наши дни баллистика, Руфус, стала такой же полезной для борьбы с преступностью, как отпечатки пальцев. Вот они и сравнили гильзы, оставленные на месте убийства Эдди Воэна, с теми, что ты посеял, когда расстреливал Уолтера Реджиса. Оказалось, что оба убийцы воспользовались одним и тем же пистолетом.

– Прямо чудеса науки, чтоб я сдох!

– В самом деле чудеса, но только ведь это все для тебя не новость, Руфус. Я знаю, что к тебе приезжали сюда, чтобы допросить по делу Воэна. Те следователи хотели выяснить, кому ты отдал пистолет после расправы с Реджисом. Еще они пытались узнать имя того, кто в «Роллинг-Сикстиз» отдавал приказы убивать. Кто послал тебя разделаться с Реджисом. Поскольку подозревали, что он же навел потом убийцу на Воэна.

– А! Кажись, теперь припоминаю, хотя давненько это было. Я им тогда не сболтнул ни словечка. И тебе тоже ничего не скажу.

– Точно. Я читал их рапорт. Ты посоветовал им примерно следующее: трахните себя в жопу и убирайтесь откуда пришли. Но понимаешь, девять лет назад ты еще оставался солдатом – храбрым и сильным. Тебе нечего было терять. Ты еще даже не начал думать, что пройдут годы и появится перспектива досрочно выйти на свободу. Это было тогда недостижимой мечтой. Но сейчас-то все изменилось. И еще – теперь речь идет уже о трех убийствах, совершенных из одного пистолета. Я отправил гильзу, найденную на месте гибели Йесперсен, на баллистическую экспертизу. И она в точности совпала с гильзами, фигурирующими в делах Реджиса и Воэна. Три трупа теперь висят на одном стволе – «Беретте-девяносто два».

Закончив тираду, Босх откинулся на спинку стула в ожидании реакции. Коулман не стал больше притворяться, будто не понимает, при чем здесь он.

– Ничем не могу помочь, – сказал он. – Можешь звать этих оглоедов, чтобы увели меня назад в камеру.

– Ты уверен? Ведь я действительно могу тебе помочь.

Он приподнял конверт.

– Или сильно навредить.

Босх снова сделал паузу, выжидая. Потом продолжил:

– В моей власти сделать так, чтобы твое следующее прошение о помиловании приняли к рассмотрению еще лет эдак через десять, не раньше. Тебе этого хочется?

Коулман помотал головой.

– А ты думаешь, я долго здесь протяну, если стану с тобой сотрудничать?

– И недели бы не протянул, это точно. Но ведь о нашем уговоре никто не узнает, Руфус. Я же не прошу тебя дать показания в суде или подписаться под письменным заявлением.

«По крайней мере не сразу», – подумал Босх.

– Мне нужно лишь имя. Строго между нами и только в этих стенах. Мне нужен человек, который заказал Реджиса и дал тебе пистолет. Тот тип, кому ты вернул оружие, сделав свое дело.

Коулман уперся взглядом в стол, раздумывая. Босх догадывался, что он сейчас взвешивает в уме годы своей жизни. Каким бы выносливым ни был солдат, у каждого есть свой предел.