Александра Маринина - Личные мотивы

Гашин повернул голову в сторону следователя Неделько и попросил:

– Пусть эти люди уйдут. Мне не о чем с ними разговаривать.

Настя и Стасов встали и попрощались. В сущности, все было сказано, и говорить действительно больше не о чем.

Максим Витальевич Крамарев давно привык к мысли, что почти все можно купить за деньги, а то, что нельзя, приобретается за те же деньги, только очень большие. Поэтому, слушая вполуха следователя Неделько, который бубнил что-то насчет уголовной ответственности за укрывательство убийцы доктора Евтеева, Крамарев думал только об одном: сколько? Сколько нужно дать, чтобы он взял без лишних разговоров?

– Я вас понял, – оборвал он следователя на полуслове. – Перспектива неприятная. Я бы хотел ее избежать. Надеюсь, вы меня понимаете так же хорошо, как и я вас.

Следователь молчал, деловито листая бумаги и пытаясь что-то поправлять карандашом в тексте. Крамарев вытащил из портфеля заранее приготовленный толстый конверт и положил на стол поверх бумаг. Еще накануне, когда его официально вызвали к следователю, он примерно представлял, о чем пойдет разговор, ведь о том, что укрывательство убийцы – подсудное дело, его еще Кузьмин предупреждал. Поэтому, отправляясь на допрос к Неделько, Максим Витальевич вооружился неопровержимым, как ему казалось, аргументом.

Аргумент сработал, следователь взял конверт и устало улыбнулся.

– Разойдемся взаимно довольные друг другом, – сказал он. – Давайте повестку, я подпишу. Но вам, Максим Витальевич, придется как-то договариваться со Стасовым, потому что он присутствовал при допросе Гашина и своими ушами слышал, как тот давал показания о вашем участии и о том, как вы его укрывали.

Да, Стасов – это проблема, но не такая уж, в сущности, большая. Стоить, конечно, будет дороже, но все равно это всего лишь деньги, а скупым Максим Крамарев никогда не был.

Прямо от следователя он поехал в детективное агентство «Власта». Ему пришлось некоторое время ждать в приемной, пока глава агентства не принял его.

– Владислав Николаевич, – Крамарев постарался улыбнуться как можно обаятельнее, – мне стало известно, что у вас есть некая запись, в которой содержатся сведения, компрометирующие Николая Степановича Разуваева. Это так?

Стасов молчал и с интересом смотрел на Крамарева, не говоря ни слова. Максиму стало не по себе. Почему он молчит? Почему не хочет обсудить чисто деловой вопрос? Ведь сегодня торговля информацией – дело самое обычное, и только ленивый не наживается на этом. Все яснее ясного: пришел покупатель, твое дело – назвать цену, потом можно немного поторговаться, чтобы придать банальной сделке купли-продажи интеллигентную видимость деловых переговоров – и вся недолга. Неужели этот Стасов собирается тянуть из Крамарева душу? Нужно во что бы то ни стало раздобыть запись разговора Кузьмина с Кротовым, ведь там, кроме истории с мальчиками, могут быть и какие-то слова Геннадия Антоновича об участии Крамарева и его связи с убийством доктора. Кузьмин клянется, что об этом речи не было, но разве можно ему верить? Нет, верить нельзя никому, а особенно Кузьмину, который за деньги готов кого угодно продать и обмануть.

– Я расцениваю ваше молчание как подтверждение, – прервал паузу Максим Витальевич. – У вас есть такая запись. Сколько вы хотите за нее?

– Много, – улыбнулся Стасов. – Но вам вполне по силам.

Ну, вот это уже на что-то похоже. Сейчас он назовет сумму, они договорятся о сроках и порядке передачи денег, потом разговор вполне логично зайдет о плате за молчание об укрывательстве, Стасов назовет еще одну сумму, и дело будет закончено. Самое главное – у Максима появится оружие в борьбе с Павлом Разуваевым, а за это никаких денег не жалко.

– Я вас слушаю. Называйте ваши условия.

– Они просты, как три копейки. Запись у меня есть, но я вам ее не отдам. Более того, если вы не уйметесь и не прекратите деятельность вашей группы мстителей, я предам огласке ваше участие в убийстве доктора Евтеева. Вы сегодня уже побывали у следователя Неделько, и мне стало известно, что уголовное преследование в отношении вас осуществляться не будет. Что ж, следователь вправе принимать такие решения, он – фигура процессуально самостоятельная. Тем более, как я понимаю, его решение было подкреплено целой системой аргументов, упакованных в конвертик. Или вы давали без конвертика, прямо пачкой?

Максим почувствовал, как кожа лица наливается кровью и тяжелеет. Нет, он не испытывал ни неловкости, ни стыда, давать взятки он давно уже привык и не стеснялся этого, потому что в стране, в которой он жил, их давали все. И брали все. Но ему было противно, что какой-то частный детективишко позволяет себе чуть ли не поучать его.

– Я повторяю свой вопрос, – ледяным тоном произнес Крамарев. – На каких условиях вы готовы передать мне компромат на Разуваева?

– Я повторяю свой ответ: ни на каких. Компромат на Разуваева вы не получите. И у меня к вам встречное предложение: вы прекращаете свою деятельность по разоблачению Разуваева-старшего, в противном случае я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы все-таки сели за укрывательство.

– Зачем вам это? – тихо спросил Максим. – Вы что, лично знаете старшего Разуваева и пытаетесь спасти его от неприятностей? Или вы работаете на младшего и помогаете ему в предвыборной кампании? Он вас купил? Он успел раньше меня, да? Так ведь я могу и перекупить, если заплатить подороже.

Стасов расхохотался, и именно этот хохот, звучный, смачный, какой-то беззаботный и вкусный, внезапно убедил Максима Крамарева в том, что он ничего здесь не добьется.

– Я мог бы с пафосом заявить вам, что я не продаюсь, – сказал Стасов, нахохотавшись вдоволь. – Но я не буду тратить слов напрасно. Скажу просто: мне не нравится ваша группа мстителей и ваша деятельность. Ну не нравится она мне, понимаете? И я ничего не могу с этим поделать. Мне, видите ли, очень не нравится, когда мне что-то не нравится. Конечно, история Разуваева-старшего мне тоже не нравится, и даже больше, чем ваша собственная, но с этим я, к сожалению, ничего не могу поделать. Для того чтобы предать ее огласке, нужны доказательства куда более весомые, чем те, которых вам хватило бы для решения вашего конфликта с Разуваевым-младшим. Замарать человека, облить его грязью – этого достаточно для политической кампании. Но я, видите ли, юрист, а не политик, и мыслю несколько иными категориями. Без веских доказательств меня ждет обвинение в клевете и судебный иск. Оно мне надо? Не смею больше вас задерживать.

Давно уже Максим Витальевич Крамарев не чувствовал себя таким растерянным и униженным, как в те минуты, когда он покидал офис детективного агентства «Власта».

Жанна спокойно и внимательно осмотрела помещение предвыборного штаба. Что еще она забыла упаковать? Какие еще ее вещи остались здесь? Ах да, в шкафу должна лежать коробка с канцтоварами, она ее недавно купила для себя, но открыть так и не пришлось. Вот она, лежит. Жанна деловито засунула ее в большую сумку и застегнула «молнию». Теперь все. Можно уходить.

Репутация Крамарева безнадежно испорчена, в предвыборной гонке он участвовать уже не сможет, несмотря на то что дал взятку и отмазался от уголовной ответственности. Слухи о том, что у него не все в порядке с законом, все равно каким-то образом просочились, и оппоненты по политической борьбе обязательно это используют. То есть как политик Крамарев закончился, и Жанне он больше не интересен. Ей не было жалко Максима, к нему она была совершенно равнодушна, ей жаль было собственного времени и собственных сил, потраченных впустую. Нельзя простаивать, нужно срочно искать, кому бы еще продать свои способности, нужно все время двигаться вперед. То, что случилось с Максимом Крамаревым, помешало ее планам и вызывало в ней не горячее возмущение, а всего лишь холодную досаду. К горячим чувствам Жанна вообще склонна не была, она была хладнокровной, расчетливой и циничной.

Она взяла сумку и направилась к двери, но столкнулась с вошедшим в помещение Крамаревым.

– Ты куда? – нахмурился он, увидев большую, битком набитую сумку. – Сбегаешь, как крыса с корабля? И это теперь, в такой трудный момент, когда мне нужна твоя…

– Перестань, – Жанна брезгливо поморщилась. – Только не надо соплей, ладно? Я тебе больше не нужна, и это очевидно всем, кроме тебя.

– Жанна, Жанночка, ну зачем ты так? Это временные трудности, я все улажу, и все будет как прежде, я тебе обещаю. Мы обязательно победим, и все у нас будет хорошо…

– У нас с тобой ничего не будет хорошего. Дай мне пройти.

– Погоди! – Он схватил ее за плечи и попытался обнять, но Жанна вырвалась и отступила на несколько шагов. – Ну нельзя же так, честное слово! Ты ведь всегда меня понимала, всегда поддерживала, разделяла мои трудности. Что случилось сейчас? Чего ты испугалась? Ты ведь умная женщина, ты хорошо видишь перспективу, и ты не можешь не понимать, что ждет нас обоих в случае победы. Это Катерина моя дурью мается, ушла от меня, ей, видите ли, политическая деятельность поперек горла стоит. Не понимает, дуреха, что за политикой – будущее в моей жизни. Ну ничего, как ушла – так и вернется, никуда не денется, когда в конце концов поймет, что я прав. Но у Катерины ума небогато, а ты-то? Ты-то как можешь так поступать – бросать меня в самый ответственный момент?