Ю Несбё - Не было печали (Богиня мести)

— А я никак не возьму в толк, зачем ему фокус с полицейской наклейкой понадобился, — сказал шеф уголовной полиции. — Мы же комбинезонами не пользуемся.

— Элементарный психологический трюк, — пояснила Беате и зарделась, увидев, что шеф уголовной полиции удивленно поднял бровь. — Я имею в виду… элементарный не в том смысле… ну, как очевидный.

— Продолжай, — попросил начальник уголовной полиции.

— Тронн Гретте, разумеется, понимал, что полиция будет разыскивать всех, кто появлялся в этом районе в комбинезоне. Поэтому ему надо было как-то выделить свой комбинезон, чтобы полиция сразу же отбросила версию о причастности к делу замеченного в центре неизвестного. А слово «полиция» больше всего бросается в глаза.

— Забавное утверждение, — язвительно ухмыльнулся Иварссон и подпер подбородок двумя пальцами.

— Она права, — возразил начальник уголовной полиции. — У всех у нас, пусть и в малой степени, присутствует страх перед представителями власти. Продолжай, Лённ.

— Но для стопроцентной уверенности он сам выступил в роли свидетеля и по собственному почину рассказал нам, что видел возле тренажерного зала человека в комбинезоне со словом «Полиция» на спине.

— Что само по себе, разумеется, гениальным не назовешь, — добавил Харри. — Он рассказал об этом, как будто не понимал, что наклейка выводит того человека из круга подозреваемых. Хотя, конечно, этот ход укрепил нашу веру в правдивость его показаний, ведь он добровольно выдал факт, который, с его точки зрения, мог навести нас на мысль, почему он оказался на пути отхода убийцы.

— Что-что? — спросил Мёллер. — Повтори-ка еще раз. Помедленней.

Харри перевел дыхание.

— А впрочем, черт с ним, — сказал Мёллер. — У меня голова раскалывается.

— Семь.

— Но ты не выполнил ее просьбу, — сказал Харри. — Не пощадил своего брата.

— Конечно нет, — ответил Тронн.

— Он знал, что это ты убил ее?

— Я имел удовольствие самолично его уведомить. По мобильному телефону. Он сидел в аэропорту Гардермуэн и ждал ее. Я сказал, что если он не сядет на этот рейс, я и его прикончу.

— И он поверил, когда услышал, что это ты убил Стине?

Тронн рассмеялся:

— Лев знал меня. И не сомневался ни секунды. Он сидел в комнате отдыха для пассажиров бизнес-класса и читал телетекст об ограблении, а я посвящал его в детали. Он выключил телефон, когда, как я услышал, объявили посадку на его рейс. На его со Стине рейс. И привет! — Он приставил дуло винтовки ко лбу Беате.

— Восемь.

— Он, наверно, верил, что будет там в полной безопасности? — спросил Харри. — Он ведь не знал, какой контракт ты заключил в Сан-Паулу.

— Лев грабитель, но легковерный парень. Не следовало ему давать мне свой секретный адрес в Дажуде.

— Девять.

Харри старался отключиться от монотонного счета Беате:

— И ты отправил киллеру указания. Вместе с предсмертной запиской, написанной тем же почерком, что и школьные сочинения.

— Ишь ты, — делано поразился Тронн. — Отличная работа, Харри. Одна только ошибочка — письмо-то я еще до ограбления отослал.

— Десять.

— Ладно, — сказал Харри. — Киллер тоже свою работу выполнил на отлично. Все выглядело так, будто Лев действительно повесился. Вот только история с отрезанным мизинцем немного сбивала с толку. Это что, доказательство выполнения контракта?

— Скажем так, мизинец легко помещается в обычном почтовом конверте.

— Он не знал, что ты, Тронн, вида крови не переносишь?

— Одиннадцать.

Сквозь свист ветра Харри услышал далекий раскат грома. Вокруг корта и на улицах было совершенно пусто, словно все люди попрятались в убежище перед неотвратимо наступавшим бедствием.

— Двенадцать.

— А почему бы тебе просто не сдаться? — крикнул Харри. — Или считаешь, это безнадежно?

Тронн засмеялся:

— Конечно безнадежно. Но в этом-то и вся фишка. Никакой надежды. Нечего терять.

— Тринадцать.

— Ну и какие планы, Тронн?

— Планы? У меня два миллиона крон после ограбления, и я планирую прожить долгую — и, может, счастливую — жизнь в эмиграции. Правда, отъезд придется несколько ускорить, но я и к этому подготовился. У меня машина стоит наготове с момента ограбления. Так что выбирайте — либо я вас прикончу, либо наручниками к изгороди пристегну.

— Четырнадцать.

— Ты же знаешь, что этот фокус не пройдет, — сказал Харри.

— Поверь мне, я знаю массу способов, как исчезнуть. Лев ими пользовался. Двадцать минут форы — вот все, что мне нужно. За это время я дважды сменю средство передвижения и документы. У меня четыре машины и четыре паспорта на пути следования и хорошие связи. К примеру, в Сан-Паулу. Двадцать миллионов жителей — попробуй отыщи!

— Пятнадцать.

— Твоя напарница скоро умрет. Что ты решил?

— Ты слишком много разболтал, — ответил Харри. — Так что убьешь нас в любом случае.

— Шанс выпутаться у тебя еще есть. Какие будут предложения?

— Ты умрешь раньше меня, — сказал Харри и зарядил пистолет.

— Шестнадцать, — прошептала Беате.

Харри закончил свое выступление.

— Забавная теория, Холе, — оценил его Иварссон. — Особенно ход с бразильским киллером мне понравился. Весьма… — он обнажил свои мелкие зубы в тонкой улыбке, — экзотично. А еще у тебя что-нибудь есть? Улики, например?

— Почерк в предсмертной записке.

— Ты же только что сказал, что он не соответствует почерку Тронна Гретте.

— Верно, его обычному почерку не соответствует. Но вот в сочинениях…

— А у тебя есть свидетели, что Тронн их писал?

— Нет, — ответил Харри.

Иварссон аж застонал:

— Иными словами, у тебя нет ни единого неопровержимого доказательства по делу об убийстве.

— О предумышленном убийстве, — тихо сказал Харри и поглядел на Иварссона. Краем глаза он заметил, что Бьярне Мёллер сконфуженно уставился в пол, а Беате в отчаянии заломила руки. Начальник уголовной полиции кашлянул.

Харри снял пистолет с предохранителя.

— Ты что там делаешь? — Тронн прищурился и так ткнул стволом винтовки, что голова у Беате откинулась назад.

— Двадцать один, — простонала она.

— Но разве это не облегчение? — спросил Харри. — Когда ты наконец-то понимаешь, что тебе нечего терять? Теперь легче сделать выбор.

— Ты блефуешь?

— Неужели? — Харри приставил дуло пистолета к своей левой руке и нажал на спуск. Раздался громкий и резкий хлопок. Десятую долю секунды спустя он отразился эхом от стен ближайших высоток. Тронн уставился на Харри. Вернее, на рваную дыру в его кожаной куртке, из которой вылетел клок шерстяной подкладки, тут же унесенный ветром. Из дырки закапало. Тяжелые красные капли глухо, словно звук отсчитывающих время часов, падали на землю и исчезали в красном грунте с жухлой травой.

— Двадцать два.

Капли становились все больше и больше и падали все чаще и чаще, так что казалось, будто стучит набирающий скорость метроном. Харри поднял пистолет, направил его в один из квадратиков металлической сетки и прицелился:

— Вот так выглядит моя кровь, Тронн, — сказал он так тихо, что вряд ли был услышан. — Посмотрим на твою?

В это мгновение облака закрыли солнце.

— Двадцать три.

Темная тень, словно падающая стена, накрыла с запада пространство перед рядными домами, а потом и сами дома, и высотки, и красный корт, и тех троих, кто стоял на нем. Температура тоже упала. Так резко, будто темная стена не только отрезала источник света и тепла, но и сама источала холод. Однако Тронн никак на это не отреагировал. Он ощущал лишь короткий быстрый пульс Беате и видел только ее бледное, ничего не выражающее лицо и дуло пистолета полицейского, глядевшее на него, точно черный глаз, наконец-то нашедший то, что долго искал: этот взгляд уже пробуравил его, разложил на клеточки, выявил его суть. Вдали прогрохотал гром. Но он ничего не слышал, кроме стука падающих на землю капель крови. Полицейский был открыт, и его содержимое вытекало наружу. Вместе с кровью из него уходили боль и жизнь, чавкая в траве, словно кровь не была мертвой — уже мертвая, она догорала в почве. И Тронн чувствовал, что даже если закроет глаза и заткнет уши, то по-прежнему будет слышать, как шумит его кровь, как она поет, давит на барабанные перепонки, словно стремится вырваться наружу.

Словно потуги, он почувствовал приступ тошноты, как будто в нем был зародыш, готовый родиться через рот. Сглотнул слюну, но все его железы так активно вырабатывали жидкость, что внутри у него образовался тугой клубок, с которым он уже не мог справиться. Все вокруг вдруг поплыло у него перед глазами. Он съежился, попытался укрыться за женщиной-полицейским, но она была слишком мала, прозрачна, точно защищала его сейчас креповая занавеска, дрожавшая на ветру. Он ухватился за винтовку, словно не он держал ее, а наоборот, прижал палец к спусковому крючку, но не нажал на него. Ему надо было дождаться. Чего? Пока уймется страх? Чтобы все устаканилось? Но как оно могло устаканиться, если пылинки бытия вертелись вокруг в каком-то бешеном ритме и успокоить их можно было, только прижав ко дну. Все находилось в свободном падении с той самой секунды, когда Стине сообщила о своем отъезде, и шум крови в ушах лишь напоминал, что скорость падения все увеличивалась. Каждое утро он просыпался с мыслью, что он уже привык к этому состоянию, что страх наконец-то оставит его, что боль пережита. Но все было не так. И он уже сам стремился на дно, чтобы дожить до того дня, когда в любом случае перестанет бояться. И вот теперь, когда он наконец-то увидел под собой дно, страх обуял его с еще большей силой. Ландшафт по другую сторону сетки помчался ему навстречу.