Роман Ким - По прочтении сжечь

В 7:15 Эллиот схватил телефонную трубку и снова позвонил в информационный центр. После долгих препирательств Макдональд наконец смилостивился.

— Ладно, соединяю с дежурным. Только потом на себя пеняйте, болваны вы эдакие!

Эллиоту ответил лейтенант Кермит Тайлер, только что принявший дежурство. Спокойно выслушав Эллиота, сказал: «О'кэй!» — и положил трубку. Перед дежурством Тайлер от кого-то слышал, что из Калифорнии должны прилететь бомбардировщики «Б-17», направляющиеся на Филиппины, и самолеты с авианосца «Энтерпрайз», идущего к Гавайям.

Это произошло в 7:29.

Эллиот и Локкард следили за самолетами до тех пор, пока они не приблизились на 22 мили к Пёрл-Харбору. После этого вместо изображений на экране замелькали какие-то полосы, пунктиры и пятна — цель исчезла.

В течение целого часа радар Локкарда и Эллиота показывал японские самолеты, летевшие на Пёрл-Харбор. Но никаких мер не было принято, абсолютно никаких.

— Надо всех судить, — сказал Пейдж, — и вашингтонских, и местных командиров. За преступную беспечность.

— И вынести беспощадный приговор, — сказал Шривер, запихивая записную книжку в карман.

Во дворе школы сидели на скамейках и прямо на земле арестованные японцы. Среди них были дети, подростки и старухи. Всюду чемоданы, узлы, ящики — имущество, которое им разрешили взять с собой.

В углу двора соорудили отхожее место для арестованных — бамбуковые шесты с прибитыми к перекладине соломенными циновками. Оттуда шла нестерпимая вонь.

Возле большой бочки с водой посередине двора лежали вповалку на одеялах молоденькие девицы в одинаковых серых платьях.

— Телефонистки, — сказал Шривер. — У нас в Гонолулу большинство телефонисток японки; они знают и английский, и восточные языки. Многие из них уроженки Гавайев, никогда не были в Японии, американские подданные со дня рождения. Я сомневаюсь, что эти юные создания — шпионки и диверсантки, но местное Эф-Би-Ай уверено в том, что они состояли в «пятой колонне». У сотрудников Эф-Би-Ай так много работы сейчас, что им пришлось передать часть девочек мне.

— Надо заниматься настоящими врагами, — сказал Пейдж, — а не этими соплячками. Отпустите их домой.

Шривер развел руками:

— Из Вашингтона приказали интернировать всех японцев поголовно. Их родителей тоже схватили и отвезли в лагеря. Надо сделать так: для проформы допросить девочек, снять с них обвинение и перевести на положение обычных интернированных.

У входа в школу Шривера встретил лейтенант морской пехоты и бойко доложил:

— Чинов консульства поместили в классах на втором этаже, а Кита — в физическом кабинете. Он требует, чтобы ему дали японские консервы и чай. Грозится объявить голодовку.

— Дайте ему все, что он просит, кроме цианистого калия. Пусть лопает осьминогов и морских ежей сколько влезет. Мне надо установить с ним перед допросом хорошие отношения.

— А мне давайте Кюнов — папу и дочку, — сказал Пейдж. — Я им выложу свое мнение о Гитлере и Геббельсе.

— Прошу вас, сперва займитесь девочками. — Шривер улыбнулся. — Допросите их всех вместе, пусть отвечают хором, нараспев, составьте подобие протокола, накормите сосисками и мармеладом, и мы отправим их в парк Моаналуа. Там лагерь для интернированных. Оттуда через справочное бюро они разыщут своих мамаш.

Уайт вызвался допросить Локкарда и Эллиота и записать их показания.

— Ладно, но сперва займитесь поисками Акино и студентки. — Шривер подозвал сержанта морской пехоты. — Зигмунд, поедете со старшим лейтенантом Уайтом, выполняйте его приказания, как мои. Проверьте личное оружие.

— А как мы будем искать Акино? — спросил Уайт. — С чего начать?

— Сержант Зигмунд Астемборский в курсе дела. Садитесь в машину, побывайте во всех местах, где собраны японцы, и проверьте списки. — Шривер положил руку Уайту на плечо. — Я искал Марико во всех списках и не нашел. А мы ведь взяли под стражу почти всех японцев. Очень боюсь за ее судьбу. Надо быть готовым к худшему.

Красивый сероглазый сержант сказал:

— В первую очередь поедем в японский клуб на Нууану-авеню, потом в ресторан «Кантьоро». Там находятся те, кого взяли сейчас же после налета. Начнем с них. А потом заедем в аптеку Ан Гван Су, может быть, он что-нибудь знает.

В японском клубе и ресторане «Кантьоро» Акино и Марико не оказалось. Заехали и в аптеку на Маунакеа-стрит. Выяснилось, что корейца — владельца аптеки — арестовали три дня назад и что Хаями Марико в последнее время совсем не показывалась. Весь день Уайт и сержант Астемборский ездили по всем пунктам, где были собраны японцы, и проверяли списки.

К вечеру они вернулись в школу. Во дворе еще сидели японцы, женщин и детей уже не было — Пейдж уже рассортировал большую часть задержанных. Уайт прошел в учительскую на третьем этаже и нашел там Шривера. Он брился.

— Ну, как? — спросил Шривер и, не дожидаясь ответа, добавил: — Сейчас поехали за Акино.

— Нашли его? — вскрикнул Уайт.

— Я припугнул Кита, и он сказал, где прячется Акино.

— А где Марико? — с трудом выговорил Уайт.

— Узнаем от Акино. Идите подкрепитесь, может быть, придется провести еще одну бессонную ночь. Между прочим, я проверил по всем линиям и выяснил, что Марико никакого отношения к секретной работе ни у нас, ни у японцев не имела. Но Уолш почему-то считал ее японским агентом, а Кита и Акино — нашим.

Уайт пошел в подвальный этаж, где была устроена столовая, выпил две чашки густого черного кофе и сейчас же вернулся наверх. Он спросил у Шривера:

— Как вы ухитрились откупорить Кита?

— Я предъявил ему копии его шпионских телеграмм о состоянии гавани и сказал, что общественное мнение Америки крайне возбуждено предательским нападением на Пёрл-Харбор и гибелью многих тысяч мирных жителей в результате взрыва складов с боеприпасами…

— А сколько погибло?

— Насчет взрыва складов и гибели жителей я сымпровизировал. Я сказал еще, что американцы требуют предельно сурового наказания тем, кто, прикрываясь дипломатической неприкосновенностью, проводил шпионскую работу и обеспечил успех бандитского нападения. Поэтому придется вас, уважаемый генеральный консул, отправить на электрический стул. Это почти неизбежно. Он тогда спросил, почему я употребил слово «почти». Я пояснил: если он ответит на некоторые наши вопросы и окажет тем самым содействие в выяснении некоторых фактов, то сможет рассчитывать на нашу признательность, которая выразится в том, что мы приложим все старания к тому, чтобы… и так далее. Словом, наша беседа пошла в нужном направлении. Затем мы пообедали вместе, нам привезли обед из китайского ресторана. Потом я опять стал говорить о том, что общественность требует его смерти и какие мнения высказывают конгрессмены. В конце концов к вечернему чаю Кита спустил флаг — стал понемногу выдавливать из себя показания. Сказал, где надо искать Акино. Мы послали людей. Недавно мне позвонили — Акино арестован.

Уайт стал рассказывать о своих безуспешных поисках. Его рассказ был прерван шумом машины, въехавшей во двор, криками и звоном разбитого стекла. Шривер торжественно объявил:

— Акино-сан, собственной персоной!

Уайт подскочил к окну. У входа происходила свалка — несколько солдат пытались утихомирить японца. Несмотря на отчаянное сопротивление, его втащили в здание.

Спустя несколько минут японца приволокли в учительскую. Двое солдат крепко держали его за руки, третий — за шиворот. За ними вошел тяжело ступая Баллигант. Во рту у него торчала огромная сигара.

— Этот самурай здорово дерется, — прошамкал Баллигант и вынул руку из кармана — она была обвязана платком.

— Вы ранены? — спросил Шривер.

— Чуть не откусил палец. — Баллигант вынул сигару изо рта и облизал ее. — Мы стали обыскивать его в машине…

Уайт пристально вглядывался в арестованного и вдруг громко вскрикнул:

— Вот так встреча! Старый знакомый!

— То есть как? — удивился Шривер.

— Это не Акино, а капитан-лейтенант Идэ. Мы с ним ехали однажды…

— В Японии? — спросил Шривер.

— Нет, на пароходе. Помните тридцать девятую каюту, капитан-лейтенант Идэ?

Идэ вытянул шею и пристально посмотрел на Уайта. Тот продолжал:

— С вами еще ехал капитан-лейтенант Терано. И вы везли сокровище в чемодане…

Идэ вздрогнул и скрипнул зубами. Уайт понизил голос до шепота:

— Вы клали ниточку около чемодана… и наклеивали бумажку. Она была в нижнем ящике ночного столика.

Идэ дернулся и громко застонал сквозь стиснутые зубы. По его щекам покатились слезы.

— Держите крепче, — сказал Баллигант солдатам и, вытащив из кармана клочок бумажки, протянул ее Шриверу. — При обыске нашли у него. Не хотел отдавать — орал, будто его режут…