Владимир Листов - У каждого свой долг (Сборник)

Месяца через полтора после бегства Хасан повстречал в горах незнакомого человека. Елисбар — так звали незнакомца — был крайне истощен и в двадцать шесть лет выглядел подростком. Эрушетов накормил его и вылечил, так как Елисбар ни за что не хотел спускаться в селение. Обычно угрюмый и неразговорчивый, Елисбар однажды разоткровенничался и поведал, что работал шофером, частенько выпивал. Как-то в рейсе хватил через меру и вместе с машиной свалился в кювет. Сам не пострадал, а машину так искорежил, что его хотели судить. Вот и бежал в горы…

Потом из аула, расположенного по соседству с аулом Хасана, пришел Гиви.

— Ну и долго же я тебя искал! — воскликнул Гиви, когда они повстречались. — Хотят меня судить за кражу. Ну какой я вор? Посуди сам! Взял из магазина ружье и порох, а деньги верну, когда заработаю, — и он рассмеялся. В противоположность Елисбару Гиви был весельчак, любил балагурить и танцевать. От Гиви-то Хасан и узнал, что учитель остался жив.

— Мамия его навещает, — проговорил Гиви и осекся. Рука Хасана потянулась к кинжалу, но он сдержался.

Потом к группе примкнул круглолицый Хусейн, глуповатый Элдар и звонкоголосый Нония, которые тоже бежали от наказания. Все они дали клятву верности Эрушетову.

По горным селениям пошли слухи, что несколько человек скрываются в горах. Жители стали говорить с опаской: недавно группа людей напала на охотничий магазин, взяли ружья, много пороху, в долине связали пастуха, угнали в горы колхозных овец…

К зиме разговоры поутихли. Замело тропы буранами. Дороги стали непроходимыми, и милиция вынуждена была прекратить розыск. Поговаривали, что видели каких-то парней в горах, на границе с Турцией.

Самым последним пришел в группу Махмуд. Хасан хорошо помнил, как это было.

На утренней заре, когда еще очень хотелось спать, его разбудил Гиви:

— Хасан, там кто-то кричит.

— Где? Я не слышу. Пойди посмотри.

Гиви поднялся и вышел из пещеры. Остановился на площадке и из-за камня стал наблюдать. Путник был один.

— Эгей-ей! Эгей-ей! — теперь и Хасан услышал крик. Быстро вскочил и вышел из пещеры. Какой-то человек с мешком за плечами удалялся от них. Хасан сказал:

— Спустись, Гиви. Узнай, что ему нужно.

Молодой горец быстро нагнал путника и вырос перед ним, словно из-под земли.

— Куда держишь путь так рано?

— Несу шапки тому, кто лучше всех стреляет.

— Шапки?! — Глаза у Гиви разгорелись. Все они давно мечтали о теплых барашковых шапках, отнимать же их у местных жителей не разрешал Хасан. Он знал, как трудно достается хорошая шапка.

— Покажи! — попросил Гиви.

Махмуд развязал мешок, достал черную барашковую шапку, потряс ее в руке, отчего мех стал пышным, и передал горцу. Гиви погладил мех рукой и осторожно надел шапку на голову. «В самый раз. Точно сшита по заказу!» — подумал он. С шапкой не хотелось расставаться.

— А еще есть? — спросил он с надеждой в голосе.

— Бери, бери. Для всех принес. Веди меня к главному. Махмуд знает, сколько нужно.

Хасан сидел на большом валуне, слегка прикрыв глаза, то ли жмурясь от солнца, то ли раздумывая.

Махмуд поднялся на площадку, остановился возле него и стал рыться в мешке, выбирая шапку.

— Вот для тебя, — наконец вытащил он и протянул Эрушетову. — Посмотри, какая красивая!

Шапка действительно была хороша. Хасан взял шапку, пощупал мех и ощутил приятное тепло.

— Возьми меня к себе, — тихо произнес пришелец.

«Что нужно этому человеку? Почему он принес шапки? Откуда он знает, сколько нас человек?» Хасану показалось, что Махмуд что-то скрывает.

— Кто тебя прислал? — не отвечая на просьбу и глядя в упор на Махмуда, спросил Эрушетов.

— Почему ты мне не веришь?

— А почему я должен тебе верить?

— Не уйду я от тебя. Некуда мне податься. Меня тоже ищут. Пока никто не знает, что я отправился к тебе. Работал я в магазине и растратил много денег. Были у меня женщины, сам понимаешь… Вот и будут меня судить. А я не могу в тюрьму, горную птицу нельзя упрятать за решетку — погибнет. Так же, как и тебя…

Эрушетов долго разговаривал с пришельцем, не решаясь взять его к себе: уж очень хитрым он ему показался. Но Махмуд знал, о чем и как нужно говорить, и, заметив, что Хасан начинает колебаться, пустил в ход самый сильный козырь. Он достал маленький кинжал в красивых ножнах.

— На, бери! Мне дал знакомый старик шапочник. А я дарю тебе.

Теперь Эрушетов ни в чем не мог отказать Махмуду. Он любовно погладил кинжал и спросил:

— Кто такой шапочник и откуда у него такая вещь?

— Не знаешь ты его. В Тбилиси он живет. О тебе слышал.

— Ого! Вон куда слухи дошли…

— Еще бы! Целый взвод милиции против тебя посылают. Хотят любыми средствами уничтожить группу. Нужно сейчас же уходить…

А утром и в самом деле внизу появились военные. Какой-то отряд разбил палатки у подножия горы. Вскоре солдаты начали окружать стоянку Эрушетова. По-видимому, они получили точные сведения, где находятся преступники. Первым к главарю подбежал Махмуд:

— Нужно бежать, Хасан! Немедленно, если еще успеем… — он был взволнован. Лицо его покраснело, на лбу выступил пот. Только теперь Эрушетов окончательно поверил ему.

— Ничего, дорогой, не волнуйся. — Эрушетов оставался спокойным.

Когда солнце повисло высоко над горами, а воздух прогрелся и стал дрожащими струйками подниматься вверх, солдаты начали взбираться на гору. Им, должно быть, дан был приказ, взять всех живыми.

Участники группы сгрудились возле своего предводителя и ждали его решения. Эрушетов сидел на большом камне, молча смотрел на громадные каменные глыбы и о чем-то думал.

Собирался он вступить в бой? Но он не был безрассуден и понимал, что сопротивление бесполезно. Сожалел ли, что не послушался Махмуда и не ушел ночью? Сейчас ему было жаль покидать Родину и уходить на чужбину, хотя он знал, что другого выхода нет.

Когда солдаты подошли так близко, что могли вести прицельный огонь из винтовок, Эрушетов подал команду:

— В людей не стрелять! Два залпа вверх! — взмахнул рукой и выстрелил вместе со всеми. Солдаты залегли, укрылись за крупными камнями и открыли огонь.

Хасан приказал:

— Всем за мной, не отставать!

Солдаты карабкались все выше и выше. Сбоку — пропасть, в которую страшно смотреть, впереди — отвесная скала, неприступный утес, на который могут взобраться только альпинисты. И совсем рядом — горная площадка. Командир отряда подал команду:

— Прекратить огонь!

Он был уверен, что участники группы одумались и решили сдаться.

Отряд мигом взобрался на площадку. В воздухе стоял запах пороха, угли в костре еще тлели. И — никого. Преступников след простыл. Командир оглянулся по сторонам, может быть попрятались? Но спрятаться было негде…

Эрушетов медленно шел во главе группы. Они спускались вниз уже по ту сторону границы. Одному ему известными тропами вывел он своих людей из окружения. Но на душе у него было не весело.

Когда селение было совсем близко, он подозвал парней и сказал:

— Наступают холода. В горах нам будет тяжко. Перезимуем здесь. Кто говорит на местном языке?

— Я немного, — ответил Махмуд.

— Ты пойдешь со мной в селение. Продадим шкуры, купим продукты и порох. Остальные останутся с пастухами в горах. И чтоб все было тихо!

Слова главаря были законом. В селении Махмуд предложил:

— Давай поедем в город. Посмотришь красивые магазины.

Эрушетов покосился на него.

— А если потребуют документы?

— Не бойся. Я там бывал, никто не интересуется. Зайдем к мадам Сании. Заведение там у нее с девочками…

Эрушетов прислонился к скале, задумчиво посмотрел на горы, которые заволакивали тучи, и решительно сказал:

— Нет, дорогой. Ты как хочешь, а я не пойду… Не лежит у меня душа, понимаешь… Буду ждать тебя здесь. Когда ты возвратишься?

— Дня через два, если ты не возражаешь. Ты должен меня понять.

— Иди, но будь осторожен…

Махмуд возвратился, как обещал.

Выглядел он веселым и отдохнувшим. После взаимных приветствий, радостно воскликнул:

— Какой я тебе принес подарок, Хасан! Посмотри! — и Махмуд вытащил из внутреннего кармана черкески серебряную с инкрустацией зажигалку.

— Где ты взял? — глаза Хасана загорелись от восхищения.

Он положил зажигалку на ладонь, сокрушенно посмотрел и сказал:

— Возьми назад. Не могу я принять такой подарок. Чем я тебе отплачу?

— Э-э, Хасан! Зачем отплачивать. Ты уже и так сделал доброе дело, что взял меня к себе. Куда бы я девался! Бери, бери! Это дал мне друг, который мне тоже многим обязан. — Махмуд отошел в сторону, показывая, что разговор окончен.

Зима показалась Хасану очень длинной, и с наступлением ранней весны они возвратились на Родину. Солдаты ушли, кругом было тихо и безопасно. Эрушетов навестил мать. Она обрадовалась, да недолго длилось ее счастье. Скоро Хасан опять ушел в горы.