Валериан Скворцов - Шпион по найму

— Это личное, Бэзил. И лишнее.

Видимо, пиво оказалось крепче, чем я думал. К тому же две ночи без сна. И, наверное, я психовал перед тем, как принять серьезное решение.

— Извини, Ефим… Но условие неизменно — я работаю один, сам по себе.

— Выходит, на предложение оперативно поработать ответ позитивный?

— Выходит, Ефим. Но только с тобой. И ставка — двойная.

Шлайн обежал диван и уселся рядом.

— База здесь. Я буду находиться в представительстве петербургской компании «Балтпродинвест». В отделе общественных связей. Формально я приехал по этой линии. Ты отправишься в пансионат Лохусалу, дачное место в тридцати километрах на запад вдоль залива. Курорт, тихо… Ты — писатель, созидаешь для бессмертия. Связь через эту лавочку. Номер телефона известен. Никаких выходов на него по мобильному. Ни сюда, ни отсюда… Мобильник у приехавшего на курорт отшельничать за письменным столом в мертвый сезон? Бывает, конечно, домой позвонить нужно… Но и в этом случае на месте эстонцев я подключился бы на предмет перехвата, на всякий случай, а значит, дотянулся бы и до этой точки… В общем, не мне тебя учить.

— Суть? — спросил я.

— Лицо, а это генерал, о котором ты наводил справки, прибывает сюда. Лейпцигская информация расставляет игроков на поле. Я теперь вижу, что консультации с эстонцами — мелочь, почти видимость. Основная встреча — с немцами. Этим нужны гарантии, что бочки из Калининграда не вернутся в Лейпциг, что они вообще отъедут от Балтики подальше в глубь России. Скажем, на территорию, которая окажется в скором будущем под управлением собеседника… Потому что, если товар вернуть в Лейпциг, немецкие партнеры калининградского «Экзохимпэкса» угодят под суд, который наплюет на то, что отрава только перепродавалась ими по поручению группы советских войск и именно через этого же генерала. Калининградцы, купившие отраву в обход природоохранного надзора и получившие за это и от немцев, и от генерала крупный откат, тоже пойдут под суд, если не сладится дело с немцами… Хотя истории десять лет, ни под какие амнистии и сроки давности она не подпадает. Таким образом, я думаю, тут, в Таллинне, состоится прикидка берлинского и калининградского векселей на поддержку генеральской кандидатуры в губернаторы — в обмен на его гарантии вывоза химической или какой там помойки… Бочки-то пропотевают, из них дрянь который год сочится. Не спрячешь теперь…

— Если это так не нравится твоей конторе, разве у неё нет возможности прихлопнуть затейников?

— Возможность есть, а вот прав — нет. Уведомление поступило из источника, судя по всему, близко стоящего к главному герою дела…

— Что значит — судя по всему?

— Анонимка. Неопределенная, если говорить о расчетах автора. Доносчик может руководствоваться завистью, местью, чем-то в этом роде. О его близости к известному лицу говорит то, что доносчик знал о поездке и её цели заранее, может, даже готовил её.

— Содержание?

— Аноним оповещает, что лицо проведет неформальные переговоры. Это во-первых. А во-вторых, если переговоры будут иметь положительный исход и дело сладится, лицо домой не вернется. Замочат в Эстонии. Бочки же с заразой, когда транспорт окажется в море, перевозчик сдаст ребятам из кругов, аналогичных тем, которые устроили праздник одиннадцатого сентября в Нью-Йорке и Вашингтоне… Поскольку генерал станет трупом, пропажу и все, что будет с ней связано, на него и спишут, подсунув кому-то… Возможно, нам, возможно, немцам, а то и американцам, которые к тому же подальше. Доносчик утверждает, что видел также заготовку провокационной информации об этом деле для утечки в прессу.

— Требуется проверка?

— Решение о проверке анонимки я протолкнул. Санкция дана. Но отмечено, что мы проморгали канал, по которому человек, метящий на высокую выборную должность в России, поддерживает такого рода связи. И затем, что ещё хуже, проморгали, как в эти связи затесались те самые ребята… из отряда имени Одиннадцатого сентября. Назовем их так. Им-то зараза особенно в масть. Половина Балтики закиснет, если плавсредство с бочками вмажет форштевнем, скажем, в какой-нибудь пирс у Риги, а то и в паром или контейнеровоз близ Гамбурга, все ближе к Атлантике… А по нынешним временам мы не можем без свидетельств на руках… активно вмешаться. Наших с тобой отношений, а значит, твоей информации из Лейпцига, нет. Анонимка — тоже документ сомнительный, попахивающий провокацией. Таким образом, с точки зрения законной процедуры — а в Москве состязаются в соблюдении законности — мы не знаем о готовящихся переговорах. Формально их нет, да и ничего нет.

— Значит, — остановил я излияния Шлайна, — ты ставишь передо мной цель высветить, первое, канал связи лица с немцами, второе, причастность к нему сентябрят и, третье, содержание и результат переговоров известного лица в Таллинне?

— Информационную задачу я беру на себя.

— А моя забота?

— Сорвать переговоры.

— Заполучить компромат и не дать случиться тому, что составит существо компры?

— Скажем, вообще не допустить опрометчивых шагов лица…

— Туманно и отдает паранойей. Не кажется?

— Может быть. Но угроза серьезная… Проморгать страшно.

Шлайн, сидевший рядом на диване, искоса всматривался в меня. Боялся, что я, отработавшая ресурс кляча с натертой хомутом холкой, сломаюсь не вовремя и все-таки испорчу борозду?

— Значит, ничего определенного? — спросил я. И постарался пошире открыть слипавшиеся глаза.

— Как сказать, — ответил Ефим. — Только давай вот предположим несусветное… Давай предположим, что персону нашу, то бишь генерала, заела совесть, стыдно ему стало… Что поддался некогда скаредности по нищете, нечистый попутал, толкнул под локоть, вот и завез в Калининград гадость. Теперь-то он богатенький… Коттедж в Репино на Финском заливе, родину снова полюбил. И ввязывается в дело с бочками, чтобы, во-первых, уберечь балтийскую часть человечества от заразы, а во-вторых… или давай поменяем местами, пусть будет это во-первых, а человечество во-вторых… Так вот, чтобы закопать, как говорится, свое запятнанное по генеральской молодости прошлое. Ведь дойди до суда, родина посуровеет к своему доблестному сыну и коттедж вкупе с остальным отнимет, да ещё за решетку поместит… И выходит, что пусть лицо действует и вмешиваться пока излишне. Такой ход мысли заслуживает названия варианта?

— Дилетантского. Почему, Ефим, совесть и прочая чушь?

— Тебе не ясно? — спросил ехидно Шлайн. Он развернулся и, приподняв подбородок, чтобы через нижнюю половину линз бифокальных очков лучше видеть мое лицо вблизи, принялся буравить меня сузившимися зрачками.

— Потому что анонимка. Поэтому? — спросил я.

Шлайн отвернулся и с людоедским удовлетворением сказал:

— Ты у нас тертый… Правильно. В делах, где обычно замазаны ребята-сентябрята, доносов, даже анонимных, не случается. По определению. Не было их никогда… Не знаю, как у американцев, немцев и остальных, у нас — нет.

Уютно потянуло запахом древесного угля. Кажется, затопили печи. Я встал и дотронулся до черного маслянистого бока голландки в углу возле бара. Согрел ладони. Захотелось под перину вроде той, которая была в номере лейпцигской гостиницы «Меркуре».

— Вот такая вот история, — пробурчал Ефим. И, как бы размышляя вслух, добавил: — Эх, обойтись бы без всего этого вздора, переговоров и остального. Послать бы куда подальше. Оставить как есть до лучших времен…

Нос его блестел, очки сползли, и Ефим поддел их пальцем вверх. Мне уже не казалось, я теперь точно знал, что он не уверен в задании, которое сообщит мне через несколько минут. И так затянул время… Бедный, бедный Ефим и бедный я сам вслед за ним!

Приспособление для откупоривания бутылок оказалось привинченным под столешницей на ножке столика. Теперь Ефим обнаружил его. Пробка второй бутылки укатилась в угол.

— Ставь мне задачу, — поторопил я. Мне давно следовало положить голову на что-нибудь помягче собственного локтя.

— Задача, Бэзил, внешне проста, — ответил Ефим Шлайн. — Преступить шестую заповедь.

— Шестую? Не укради… не возжелай жены ближнего…

Я по привычке отгибал пальцы. Как делал отец. А полагалось бы, если по-русски, сгибать. Мелочи, мелочи, ах, эти предатели мелочи!

— Не убий?! — вспомнил я.

Глядя на перышко пара, высунувшееся из бутылки с кока-колой, Ефим занудно сказал:

— Цель на поражение — генерал Бахметьев. Готовь покушение.

Кроны, белорусский паспорт, доверенность на машину и ключи зажигания мне выдал Скелет Велле после ухода Ефима Шлайна. Оскальзываясь на комках подмерзшего к ночи талого снега, я разыскал на площади, некогда называвшейся Выру, черный «Форд Эскорт». Как и было указано, он стоял напротив бара «Каролина». Чтобы взбодриться, я взял в баре стакан глинтвейна и блюдце сырных палочек, которые, надкусив одну, скормил собаке-попрошайке, крутившейся между ногами выпивох.