Эдуард Тополь - Красный газ

– Вы к кому?

Сую охраннику свое удостоверение следователя милиции.

– Мне нужен майор Громов.

Охранник снимает трубку внутренней связи. В Уренгое управление КГБ не то что в Салехарде – и здание у них новенькое, и даже внутренние телефоны.

Через минуту меня пропустили, я взбежала на второй этаж, отметив про себя, как расфрантились к празднику гэбэшники – в коридоре красные ковровые дорожки, красивые плакаты «КГБ – ЩИТ И МЕЧ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ», и, конечно, портрет Андропова украшен красными лентами. Еще бы им не украшать Андропова – он им и зарплаты повысил, и вообще КГБ у нас теперь – чуть ли не верховная власть. А черную работу делаем, конечно, мы, милиция…

Вот и кабинет заместителя начальника управления майора Громова. За дверью стук пишущей машинки. Оправляю на себе полушубок, шапку, коротко стучу.

Майор Громов сидит за столом, печатает что-то на машинке, рядом с машинкой – портативный магнитофон.

Говорю по уставу:

– Товарищ майор, разрешите обратиться. Следователь Ковина из уголовного розыска…

– Ладно вам, Анечка, – улыбается он, – вольно. Садитесь. Чем могу служить?

– Олег Борисович, – говорю я, показывая, что и мы в милиции знаем их по имени-отчеству. – Я ищу Зигфрида Шерца, американца, которого десантники нашли в совхозе «Светлый путь». Дежурный по штабу в Салехарде сказал мне, что этот Шерц у вас…

Громов молчит, чуть усмехается, но даже эта его умненькая усмешка вызывает у меня облегчение – по крайней мере Зигфрид Шерц жив, иначе Громов не усмехался бы. Конечно, Громову интересно, на кой черт мне этот американец, но он хочет продемонстрировать свою проницательность и задает типично мужской вопрос:

– А что? Он красивый мужчина? – Громов закуривает, в голосе звучит даже ревнивая нотка.

«Ладно, – думаю я, – поиграем в эту игру, ты сам напросился».

– В общем, ничего… – говорю я уклончиво, хотя никогда не видела этого Зигфрида. – Он еще у вас?

– Значит, ты прилетела из Салехарда защищать этого Зигфрида?

«Защищать? Неужели Громов все знает?» Но я еще продолжала игру – сказала:

– Почему защищать? Разве он что-нибудь натворил?

Громов рассмеялся – смех был веселый, открытый.

– Ну, ты даешь! Разведка боем! Молодец! Ладно, успокойся. Кое-что он натворил, но не у нас, а в Удмуртии. Умыл там удмуртского начальника КГБ – покатался на его машине. Хочешь послушать?

Громов нажал на магнитофоне клавишу перемотки кассеты, открутил пленку чуть назад. При этом на его лице было… как бы это сказать – удовлетворение, что ли, тем, что какой-то американец «умыл» удмуртского начальника КГБ. Остановив пленку, Громов включил магнитофон на воспроизведение звука. Похоже, он наизусть знал эту пленку (не ее ли он перепечатывал на машинке), потому что сразу нашел нужное место.

«Если бы товарищ Ханов сказал мне, что он начальник КГБ!..

– послышался из магнитофона мужской голос, и я удивилась, до чего чисто этот американец говорит по-русски..

А то ведь сами посудите, товарищ майор! Эта Колесова, переводчица, говорит мне, что буран накрыл всю Сибирь на три дня, потом знакомит меня с этим типом, удмуртом, и они увозят меня в какую-то глушь, в тайгу и начинают спаивать. Мне это с самого начала показалось подозрительным. У нас на Западе такие истории чуть не каждый день: бандиты похищают миллионеров и требуют выкуп. Вы знаете пиво „Хайнекен“? Так вот, самого Хайнекена недавно похитили в Голландии. Ну и когда я услышал по радио, что никакого бурана в Сибири нет, я сразу решил, что они меня похитили – эта Колесова и этот удмурт. Я ведь тоже миллионер. Не такой богатый, как Хайнекен, конечно, но все-таки… Ну я встал ночью и тихо смылся. Угнал машину, но прошу учесть – я ведь не сбежал в Москву, в наше посольство, не звонил корреспондентам западных газет! Я летел сюда, в Уренгой, чтобы рассказать всю эту историю вам и товарищу Богомятову. А что касается материального ущерба – этих проколотых колес и телефонного провода, который я отрезал, то я заплачу. Сколько нужно заплатить? Триста рублей? Четыреста?»

Громов выключил магнитофон.

– Ты все поняла? – спросил он меня с улыбкой. Лицо мое, видимо, изображало полную тупость, он снисходительно пояснил: – Генерал Чебриков поручил удмуртскому полковнику Ханову задержать твоего Шерца и развлекать его, пока мы тут наведем порядок. А Ханов упился так, что… – Громов с усмешкой показал на магнитофон, – вылетит из органов. – Он поднял на меня глаза и враз посерьезнел: – Вот что, Аня. Ты прекрасно знаешь, что связи с иностранцами у нас не поощряются. Но я готов посмотреть сквозь пальцы на твой роман с этим Шерцем, если ты выполнишь мою просьбу. Выясни у него исподволь, что он видел, когда был у ненцев. Он мне тут заливал, что ничего не видел, никакого восстания, но… – Громов опять усмехнулся, – я же не Ханов.

– А где он сейчас? – спросила я, пропустив мимо ушей грязный намек на то, что у меня «роман» с этим Шерцем. – Разве он не у вас?

– Ну, мы не можем задерживать иностранных подданных, – улыбнулся Громов. – Он в гостинице «Полярная», отсыпается…

– Давно? – Я сделала нетерпеливое движение к двери.

Этот самодовольный кретин отпустил Шерца в гостиницу! Одного! Без охраны!

– Ну, не очень давно… Часа три назад… Так ты поняла мое задание?…

Но я уже не слышала его, я выскочила из кабинета, хотя еще один вопрос так и вертелся у меня на языке: а не интересовался ли этим Шерцем салехардский следователь Худя Вэнокан? Но в конце концов, теперь это уже было несущественно!

От КГБ до новенькой гостиницы «Полярная» было всего три квартала, и я припустила туда бегом.

Если бы у меня было время составить протокол допроса дежурного администратора гостиницы «Полярная», то он выглядел бы следующим образом:

«Дежурный администратор гостиницы „Полярная“ тов. Б. Миронов показал:

…примерно в 12 часов дня по распоряжению майора КГБ тов. Громова гражданину США Зигфриду Шерцу был предоставлен номер-люкс № 29 на третьем этаже гостиницы. Господин Шерц был доставлен в гостиницу на служебной машине КГБ. Он был одет в ненецкую одежду – малицу и кисы. Он выглядел очень усталым, был небрит и пах, как пахнут ненцы. Получив ключ от номера, он заявил, что идет спать, и просил его не беспокоить. Он поинтересовался у меня, когда мы ждем прибытия иностранных журналистов. Поскольку эта информация не является секретной, я сказал ему, что сегодня и завтра прибывает правительственная делегация, а иностранные журналисты – завтра и послезавтра. Господин Шерц сказал, что не спал трое суток и наверняка проспит до завтра, поэтому он просит, чтобы в номер к нему не звонили и гостей не пускали. После этого он удалился в свой номер-люкс. Спустя примерно два с половиной часа, то есть в три часа дня, ко мне обратился следователь уголовного розыска из Салехарда. К сожалению, фамилию этого следователя я не запомнил, хотя он предъявил мне свое служебное удостоверение. Этот следователь, ненец по наружности, спросил у меня, в каком номере проживает господин Зигфрид Шерц. Я сообщил ему, что господин Шерц просил не беспокоить его ни при каких условиях. Следователь сказал мне, что у него к этому Шерцу неотложное служебное дело. Спустя десять минут этот следователь и господин Шерц вышли вдвоем из гостиницы, сели в служебную машину милиции и уехали в неизвестном мне направлении. Ничего подозрительного в их поведении я не заметил. Машина, в которой они уехали, – „газик“ с надписью „МИЛИЦИЯ“, номер машины я не заметил…»

Повторяю – никакого протокола своего разговора с администратором «Полярной» я не вела – мне было не до протоколов! Я взглянула на часы. Худя вывел этого Шерца из гостиницы 38 минут назад. Я выскочила из гостиницы и – снова бегом – помчалась в наше управление милиции.

«За эти 38 минут, – думала я по дороге, – этого американца можно не только вывезти из Уренгоя в открытую тундру, но и отрезать ему все, что только можно отрезать у мужчины!»

Возле здания нашего управления милиции стояла, как и положено, дежурная милицейская «Волга». Я не стала заходить в управление, чтобы выяснять у дежурного по городу, под каким предлогом Худя получил у него милицейский «газик». Мне было безразлично, дал ему Худя служебное «требование-заявку» на автомобильный транспорт или просто пару осетров.

Я рывком открыла дверцу дежурной «Волги». В машине сидел водитель – старшина Крылов, тот самый дядя Коля, который 9 декабря вез меня в уренгойский аэропорт, в командировку в лагерь № РС-549. За четыре года моей работы в уренгойской милиции я наездила с этим дядей Колей столько, что могла не церемониться с ним. И вообще я ведь уже была в Уренгое – на своей территории!

– Дядя Коля, привет! Пойди доложи дежурному по городу, что я взяла машину на двадцать минут. Ничего не спрашивай, мне срочно нужно, я за нее отвечаю! Ну, живо, живо! – Я чуть не силой вытолкала дядю Колю из машины, заняла его место за рулем и тут же дала газ. В салоне было тепло – дядя Коля никогда не выключал двигатель «Волги» и обогрев салона. По рации кто-то из патрульных милиционеров срочно вызывал «скорую помощь» в рабочее общежитие номер 7.