Стивен Хантер - Честь снайпера

— Я думаю, он многим наступал на ноги, будучи сталинским порученцем, так что когда Сталина не стало, владельцы ног наступили на него в ответ. Так что давай вернёмся к Крулову и проследим до конца тропы.

— Итак, — сказала Рейли, — у тебя есть идеи по поводу того, зачем он послал Милли на Украину?

— Конечно. Кого-то потребовалось прикончить самым крутым способом.

— Но Украина, — напомнила Рейли, — хоть и была практически освобождена от немцев к июлю 44-го, на протяжении трёх лет была полем адских битв. Немцы убили там миллионы. Так что кто мог бы быть убийцей номер один среди миллионов убийц?

— Кроме того, у красных были партизаны в Карпатах, на Украине и вообще везде, так? Зачем при этом посылать девчонку из Сталинграда или где она там была после Сталинграда, когда они могли просто приказать партизанам атаковать и убить кого нужно?

— Он был хорошо защищён? — спросила в ответ Рейли?

— Точно. Любая прямая атака была обречена на провал. Но она — снайпер, один из лучших. Она убивает людей издалека, из высокой травы. Она сможет пригвоздить его с расстояния, скажем, пятисот метров, а это единственный путь его достать.

— Это делает его большой нацистской шишкой, не так ли?

— Верно.

— Хммм…

Рейли погрузилась в Гугл и напечатала: «Украина нацистские власти 1944».

Щёлк.

Они смотрели на мерцающий экран с меняющимися изображениями, выдавший, наконец, первые двадцать пять результатов из шестнадцати тысяч пятиста девяноста двух. Одно и то же имя фигурировало двадцать пять раз из двадцати пяти.

— Грёдль, — прочитал, наконец, Суэггер. — Что это за Грёдль, чёрт бы его побрал?

Откровенно говоря, он был излишне жирным. На его лице было слишком много плоти, свисавшей с черепа. Его веки висели, его щёки висели, его набрякшие губы висели, его усы висели. Он носил очки в стальной оправе, настолько толстые, что они увеличивали глаза, бледные и выцветшие, но сейчас покрасневшие от бессонных ночей.

Он был недоверчив, что прекрасно сочеталось с его нездоровым лицом и телом. Хоть он и находился в ранге обергруппенфюрера СС, что в жуткой орфографии этой организации значило «старший лидер группы СС» и давало ему право носить гламурный чёрный мундир с двойными серебряными молниями и ещё множеством вычурных украшений, эмблем и цацек «Вооружённой гвардии», вместо всего этого он носил бесформенный тёмный костюм и замызганные чёрные туфли. Похож он был на профессора экономики, которым и являлся.

Тут не было никакого протеста против элитарности. Он вовсе не говорил миру: «Я не играю в игрушки с формой, моя власть и без того настолько велика, что никто меня в этом не упрекнёт». Просто его ум работал именно так, видя только самое необходимое. Спросите его, был ли Вождь при их последней встрече одет в униформу или костюм (это зависело от настроения Вождя) — он не знал бы. Спросили бы вы его через пять секунд после окончания встречи — он всё равно не знал бы. Однако, поинтересуйтесь вы тем, что сказал Вождь по поводу размещения войск в Венгрии в поддержку северного крыла украинской группы армий «Север» в белорусском регионе в июле, он рассказал бы всё в мельчайших подробностях, поскольку имел экстраординарную память. Он не забывал никаких данных — ничего из того, что фигурировало в его решениях, до последней песчинки сведений, до каждого рапорта, присланного ему, каждого дела, по которому он давал консультацию, каждого слова, которое он писал. Вселенная была записана на бумаге — в расчётах и оценках. Жизнь же во плоти, оформленная в человеческих телах, не стоила доверия и игнорировалась за единственным исключением его возлюбленной жены Хельги, удачно вернувшейся в Берлин и его любимицы таксы Мици, сопровождавшей Хельгу.

В результате этого его разум очистился для сражения с вопросом железных дорог.

Похоже было, что русские бомбардировщики не бомбили их с той же регулярностью. Они знали, что Западная Украина скоро снова вернётся к ним, так что им придётся восстанавливать всё, что они сейчас разбомбят. Поэтому они отказались от пулемётных и ракетных обстрелов немецких военных поездов, если поезда шли на запад, полные раненых. Кроме того, с тех пор как фронт был прорван и в любой момент мог рухнуть, они не трогали даже поезда, идущие на восток, поскольку прибытие новых войск лишь наполняло красным котёл, который вскоре захлопнется.

Дело было не в том, что они сочувствовали раненым. Им просто нужен был путь, по которому они будут перебрасывать свои войска на запад, через Карпаты и дальше в Венгрию в гонке ближайших месяцев, призом в которой был Будапешт.

— Необходимо, — диктовал он секретарше директиву № 559, — чтобы мы полностью использовали эту возможность и ускорили достижение конкретных целей.

Это был вопрос расстановки приоритетов. Грамотный управленец — долго изучавший ситуацию с гонкой железнодорожных перевозок в интересах Рейха — столкнувшись с текущей стратегической ситуацией и бюджетными требованиями, транспортными сложностями и объёмом перевозок понимал, что не всё может быть достигнуто. Не хватало локомотивов, угля, самих рельсовых путей, так что небольшое окно в динамизме войны следовало использовать точнейшим образом с тем, чтобы выжать из него максимум.

Он вернулся к своему арифмометру и снова прорвался сквозь цифры и вычисления, сверяя итог.

— Доктор Грёдль? — обратилась к нему секретарша, полноватая женщина по имени Берта.

— Я хочу ещё раз свериться, — ответил он, не обращая на неё внимание и не замечая её полноты. Так же он не обращал внимания на современные детали этой новомодной комнаты, построенной поляками в 1936 году под влиянием Баухауза в качестве выражения будущего, которое, по их мнению, ждало их впереди. Увы, в 1939-м они поняли, что ошибались, когда Советский Союз захватил Северную Украину и поняли это ещё раз после германского наступления в 1941-м. Грёдль не замечал даже гладкости и аэродинамической обтекаемости ультрасовременного стола, за которым он работал — ещё одного примера неудачно расположенного польского оптимизма. Не обращал он внимания и на наспех развешанные там и тут нацистские баннеры и валявшиеся повсюду стопки папок, разрозненных листов бумаги, книжные тома, записи, бухгалтерские книги и дневники. Беспорядок временного переезда не касался его. Он видел лишь цифры.

Грёдль вычислял. Полковнику Хауфстрау из медицинской службы нужен был поезд из восемнадцати (как минимум) вагонов, чтобы вывезти тысячу раненых из прифронтовой Триноковы в Венгрию. Восемнадцать вагонов требовали одного локомотива и восемь тонн угля, ночного интервала от Триноковы до Станислава и затем дальше из опасной зоны через Карпаты, где пути не были и не будут взорваны Иванами, после чего следующим днём до Будапешта. Нужна будет остановка на крупной станции в Ужгороде для того, чтобы пропустить состав с боеприпасами, идущий на фронт, а медицинский состав в это время перезаправится углём, взяв ещё шесть тонн.

Итоговые четырнадцать тонн уменьшат имеющийся резерв на девять процентов, в то время как среднее дневное падение резерва составляло шесть процентов. Такое падение добавляло шесть дней к сроку в конце июля, когда, по предположению разведывательного отдела группы армий «Северная Украина», фронт окончательно рухнет и придётся перегруппировываться с новым установлением линий обороны. Танковые ямы и минные поля уже были подготовлены к западу от Станислава как укрепления карпатских перевалов.

Перевалы следует удержать, чтобы позволить группе армий «Северная Украина» и всему составу Рейхскомиссариата СС отступить до того, как красные захватят всё.

С другой стороны, поезд небольшой, но важной группы чиновников безопасности СС, департамента IV-В4, имел тот же приоритет. Полагалось, что он возьмёт последний груз из Лемберга перед тем, как Лемберг будет сдан, а по пути следования добавит ещё несколько вагонов на станциях в качестве финального сбора трофеев. Сейчас он ждал угля здесь, на станции Станислава, распространяя деморализующие миазмы среди рядом находившихся людей — не только украинских железнодорожных рабочих, но и персонала Рейхскомиссариата.

Данные: груз IV-B4 был куда как легче, чем тысяча раненых солдат. По понятным причинам он не требовал затрат времени и ресурсов на своё поддержание, в то время как медицинский поезд постоянно нуждался в лекарствах, воде и продуктах для поддержания жизни своих пассажиров — несчастных раненых мальчишек. Это усложняло решение и добавляло административной ответственности, требуя тончайшей организации. С точки зрения логистики не было никаких сомнений, что состав IV-B4 требовал меньшего сосредоточения ресурсов, но в дело вовлекались неизбежные духовные элементы.