Роберт Ладлэм - Наследие Скарлатти

Кэнфилд поднялся с пола и подошел к Элизабет. Полный смятенных чувств, он коснулся рукой ее морщинистой щеки. Он не мог не выразить ей сочувствия.

Слезы ручьем текли по ее лицу.

И тогда Мэтью Кэнфилд услышал мощный шум отъезжающего автомобиля.

Фон Шнитцлер сказал, что распорядился о страховочном выстреле.

Но выстрела не было слышно.

В миле от «Фальке-хаус», на Винтертурштрассе, двое мужчин тащили к грузовику чье-то тело. Они не знали, что с ним делать. Ведь именно этот человек их сам же и нанял, приказав остановить автомобиль, направляющийся к «Фальке-хаус». Он заплатил им вперед, они на этом настаивали. Теперь он был мертв, убит шальной пулей, предназначавшейся для водителя автомобиля. О ни тащили тело по каменистому склону к грузовику, кровь изо рта текла на тщательно ухоженные усы.

Человек по имени Пул был мертв.

Майор Мэтью Кэнфилд, которому теперь уже было сорок пять, а скоро стукнет и все сорок шесть, лежал на заднем сиденье армейского джипа, упираясь ногами в дверцу. Они въехали в Ойстер-Бей, и шофер-сержант с болезненно-желтым лицом нарушил молчание.

– Подъезжаем, майор! Просыпайтесь. Проснуться. Ничего нет легче. Пот градом катился по его лицу. Сердце бешено стучало.

– Спасибо, сержант.

Машина катила под горку, в сторону океана. Когда они подъезжали к дому, майора Мэтью Кэнфилда начал бить озноб. Он сжимал запястья, задерживал дыхание, прикусывал кончик языка. Он ничего не мог с собой поделать. Он не мог позволить себе жалости по отношению к себе самому. Не мог из-за Джанет. Он был перед ней в неоплатном долгу.

Сержант, улыбаясь, свернул на подъездную аллею, выложенную голубым камнем, и остановился у дорожки, ведущей к парадному подъезду большого коттеджа. Сержант любил ездить в Ойстер-Бей вместе со своим богатым шефом. Несмотря на карточную систему, там всегда было много отличной еды, и виски всегда было первоклассное, совсем не такое, к какому привыкли обитатели солдатских казарм.

Майор медленно вылез из машины. Сержант встревожился было: что-то неладное с майором. Он надеялся, что из-за этого не придется сразу же возвращаться обратно в Нью-Йорк.

– Все в порядке, майор?

– Нормально, сержант... Вы не станете возражать, если вам придется переночевать в лодочном сарае? – осведомился он, не глядя на сержанта.

– Конечно нет, майор! Даже с удовольствием! – Именно там он всегда и ночевал. В лодочном домике имелась домашняя кухня и бездна спиртного. Даже телефон. Но пока что сержант не получил намека, что им можно воспользоваться. Он решил попытать счастья. – Я вам понадоблюсь, майор? Вы не разрешите мне пригласить на огонек парочку друзей?

Майор уже шел по дорожке. Он едва слышно бросил через плечо:

– Поступайте как хотите, сержант. Главное – не подходите к радиотелефону. Вы поняли?

– Слушаюсь, майор! – Сержант радостный покатил к берегу.

Мэтью Кэнфилд остановился перед белой дверью с фонарями-"молниями" по обеим сторонам.

Его дом.

Дом Джанет.

Дверь распахнулась. Она стояла на пороге. Седеющие волосы, которые она не собирается подкрашивать. Вздернутый нос. Красивый чувственный рот. Большие карие, проницательные глаза. Благородная прелесть лица. И трогательное внимание.

– Я услышала шум машины. Только Эванс всегда так мчится к лодочному домику!.. Мэтью, Мэтью! Что с тобой, милый! Ты плачешь?

Военно-транспортный самолет «Б-29» вырвался из пелены вечерних облаков, заходя на посадку в лиссабонском аэропорту. Из штурманской рубки в салон вышел капрал ВВС.

– Пожалуйста, пристегните страховочные ремни! Не курить! Через четыре минуты посадка! – Его предупредили, что пассажиры – очень важные птицы и что следует соответственно проявлять максимум вежливости, поэтому все произнесенные им слова прозвучали одновременно и назидательно, и в то же время дружелюбно.

Молодой человек, сидевший рядом с Мэтью Кэнфилдом, за все время полета от самого Шеннона проронил всего несколько слов. Пару раз майор пытался объяснить ему, что они идут в обход обычных маршрутов «Люфтваффе» и что для беспокойства нет причин. Эндрю Скарлетт что-то невнятное бормотал в ответ и вновь утыкался в журнал.

В лиссабонском аэропорту их ждал бронированный «линкольн» с двумя агентами контрразведки на передних сиденьях. Автомобиль с пуленепробиваемыми стеклами мог развивать скорость до ста двадцати миль. Им предстояло проехать тридцать две мили до аэродрома в Аленгуэре.

В Аленгуэре Кэнфилд с Эндрю взошли на борт низколетного морского торпедоносца без опознавательных знаков, чтобы лететь дальше, в Берн. Промежуточных посадок не предусматривалось. На протяжении всего маршрута их должны были сопровождать и в случае необходимости защищать английский, американский и французский – из сил Свободной Франции – истребители.

Из бернского аэропорта в город их доставили на автомобиле швейцарского правительства с эскортом в составе восьми мотоциклистов – один впереди, один сзади и по три справа и слева. Несмотря на Женевское соглашение, все были вооружены.

Они ехали в направлении германской границы, к деревушке, расположенной в двадцати милях севернее Берна, – она называлась Крейцлинген.

Автомобиль с эскортом подкатил к маленькой гостинице, изолированной от всего остального мира, и Кэнфилд с Эндрю вышли из машины. Водитель отвел машину на стоянку, мотоциклисты исчезли.

Мэтью Кэнфилд повел юношу по ступенькам ко входу.

Из гостиницы доносились стоны аккордеона, эхом разносившиеся, видимо, из полупустого ресторана. Холл с высоким потолком выглядел неуютным – видно, здесь не были заинтересованы в постояльцах.

Мэтью Кэнфилд и Эндрю Скарлетт подошли к стойке администратора.

– Пожалуйста, позвоните в шестой номер и сообщите, что прибыл Эйприл Ред.

Когда клерк поднял трубку, мальчик вдруг задрожал. Кэнфилд взял его за руку и крепко стиснул.

Они поднялись по лестнице на второй этаж. Там у двери с номером шесть стояли двое охранников.

– Энди, мы здесь, чтобы увидеть того человека. Мы прибыли сюда именно для этого. Ради Джанет, твоей матери. Постарайся помнить это.

Мальчик сделал глубокий вдох.

– Я постараюсь, папа. Открывай дверь! Боже милостивый! Открывай же дверь!

В комнате, где горела одна только лампа, стоявшая на низеньком столике, царил мрак. Убранство, характерное для швейцарских гостиниц для туристов: тяжелые ковры, массивная мебель, кресла и бездна салфеточек.

В дальнем углу комнаты сидел мужчина. Свет лампы косым углом падал ему на грудь, но лица не достигал, оно оставалось в тени. На мужчине был твидовый коричневый пиджак с кожаной отделкой.

Резким гортанным голосом он спросил:

– Это вы?

– Да. Кэнфилд и Эйприл Ред, Крюгер.

– Закройте дверь.

Майор закрыл дверь и сделал несколько шагов вперед, прикрыв собой мальчика. Правую руку он держал в кармане пальто.

– Мой револьвер нацелен на вас, Крюгер, как в прошлый раз, хотя револьвер уже другой. Я не верю вашим обещаниям. Понятно?

– Если угодно, можете приставить его к моей голове... Я не собираюсь этому воспрепятствовать. Кэнфилд приблизился к фигуре в кресле. Представшее его глазам зрелище было ужасно. Левая половина тела у Крюгера была парализована. Речь невнятна. Руки как плети лежали на коленях, пальцы сведены, словно в судороге. Но глаза были живые, взгляд пронзительный. Его глаза.

Его лицо... В белых заплатках – результат пересадки кожи, коротко остриженные седеющие волосы.

– Таким я вернулся из Севастополя, – пояснил Крюгер. – План «Барбаросса».

– Что вы хотели сказать нам, Крюгер?

– Во-первых, Эйприл Ред... Пусть он подойдет поближе...

– Иди сюда, Энди. Стань рядом, – сказал Кэнфилд.

– Энди! – Мужчина в кресле смеялся своим перекошенным ртом. – Не забавно ли! Энди! Иди сюда, Энди!

Эндрю Скарлетт подошел к отчиму и стал рядом. Он глядел вниз, на разбитого параличом мужчину в кресле.

– Так ты, значит, сын Алстера Скарлетта?

– Я сын Мэтью Кэнфилда.

Кэнфилд наблюдал за отцом и сыном. Он вдруг почувствовал, будто отгорожен от них какой-то стеной. Два титана – старый и молодой – вот-вот схватятся в поединке. И он им не ровня.

– Нет, молодой человек, вы сын Алстера Стюарта Скарлетта, наследник дома Скарлатти!

– Я тот, кем хочу быть! У меня нет с вами ничего общего. – Молодой человек глубоко вздохнул. Страх постепенно отступал и сменялся гневом.

– Спокойно, Энди, спокойно.

– А почему я должен волноваться? Из-за него?.. Посмотри! Это же живой труп... У него даже нет лица.

– Замолчи! – сорвавшийся голос Алстера Скарлетта напомнил Кэнфилду о давно минувшем событии в Цюрихе. – Замолчи, дурак!

– С какой стати?.. Я не знаю вас! И не хочу знать!.. Вы исчезли давным-давно! – Юноша указал на Кэнфилда. – Он заменил мне вас. И я буду слушать только его. Вы для меня никто!