Олег Маркеев - Неучтённый фактор

Боец отвалился от зева люка, схватился за лицо руками и заскулил.

Трава обостряла зрение, капитан четко видел сидящего на коленях бойца, раскачивающегося, как еврей на молитве. Тень, выползшая из-за его спины, вытянула длинные, странно длинные руки.

Смешно. Он засмеялся легким детским смехом. Тело подхватила теплая волна, и оно не почувствовало боли.

Словно ящерка скользнула по горлу быстрым холодным тельцем…

Фараон

Вино холодной ящеркой скользнуло в горло.

Яков оторвал от губ край бокала.

– Все уже кончилось, профессор, – прошептал он.

Холмогоров нервной походкой качался от стены к дверям.

– Это невозможно! – воскликнул он. – Через двадцать минут закончат накачку излучателей. Я должен быть на пульте. А сижу здесь, черт возьми, как под арестом!

Яков поставил бокал на ручку кресла. Провел пальцем по краю внутренней поверхности. По комнате поплыл мелодичный тягучий звук.

Услышав его, Холмогоров остановился. Яков, встретив его недоуменный взгляд, через силу улыбнулся.

– А знаете, профессор, что гороскопы "Водолея" и Старостина на октябрь месяц полностью совпадают? Правда, правда, я лично перепроверил все расчеты.

– Ну и что с того?

– Забавно. У технической системы и человека совершенно схожая судьба.

– Что тут удивительного? "Водолей" – порождения ума и воли Ивана Ивановича.

– Но не наоборот. В этом и кроется ошибка.

Холмогоров уставился на Якова.

– Вы, наверное, сильно переутомились, Яков. Простите, но мне кажется, вы начали заговариваться.

– В порядка бреда… – Яков потерся затылком о подголовник кресла. – В порядке бреда, так сказать… Вынужден вам доложить, что знаю одного человека, чей гороскоп полностью, зеркально противоположен натальной карте Старостина, а значит – и "Водолея". Представьте, что произойдет, если в этом человеке аккумулируются охранительные силы Земли, которые мы невольно расстревожили? А влияние охранительных сил в наших расчетах так и остались неучтенным фактором.

Холмогоров завертел головой, прислушиваясь к тихому свисту, идущему от потолка.

– Странно. Что это за звук, интересно знать?

– А вы еще не поняли?

Яков широко улыбнулся, глаза сверкнули безумием.

Комнату наполнил запах горького миндаля.

Холмогоров выпучил глаза, захрипел, рванув холодеющими пальцами галстук, в уголках посиневших губ выступили белые пенистые комочки.

Яков умер легко, глубоко вдохнув сладкую горечь, разлитую в воздухе.

За мгновенье до конца его губы шепнули: «Карма!»

И навсегда застыли в счастливой улыбке…

Странник

Ветер когтистой лапой шкрябал по броне. Через поднятые щитки на передних стеклах в темное нутро БТРа просачивались мерцающие огни Домена. Тишина под скорлупой брони была гулкой, настороженной, готовой в любую секунду взорваться ревом двигателей и разрывами выстрелов.

"Кайтен.[22] Никогда не думал, что придется на себе испытать такое удовольствие. Надо признать, ощущения не ахти. Без полной отрешенности можно гарантированно сойти с ума".

Максимов откинулся в жестком кресле водителя. Руки расслаблено лежал на руле. Закрыл глаза. Выровнял дыхание. И постарался максимально четко представить себе ц е л ь.

Фараон

– Виктор Николаевич, я вполне отдаю себе отчет в том, что навязать свою волю Капитулу практически невозможно.

Салин ответил полуулыбкой. Лишь чуть-чуть догнул уголками губ. Дал понять, что мера осведомленности и самокритичная оценка собственных сил произвела должное впечатление.

– Они скорее вымрут, как динозавры, задавленные грузом былого величия, чем найдут в себе смелость смотреть жизни в лицо, – влепил Старостин.

Салин ничем не выдал, какой силы он испытал удар.

– И что, по-твоему, есть правда жизни?

– В том, что вы еще при Брежневе начали перегонять золото заграницу и вкладывать в западную экономику. При Горби процесс пошел, да так, что чуть Кремль по кирпичику за бугор не отправили. Получилось, что завод – за кордоном, а едоки – здесь. Очень удобно! Они там вкалывают на ваших фирмах и гонят в Россию ширпотреб и жратву. А здесь качают нефть, для вас же, и ядерно-ядреные ракеты от пыли протирают. Чтобы шарахнуть, если вашим интересам на их рынке что-то угрожать начнет. А поставленный вами смотрящий то в демократию играет, то гайки затягивает. Эдакий политический онанизм, ни уму, ни сердцу. Но народу нравиться.

– Разве плохо было придумано?

– Гениально! У Ленина с Троцким не получилось профинансировать мировую революцию, у Сталина не сложилось весь мир коммунизмом облаготетельствовать. А у вас получилось мировой капитализм на корню скупить! Завидую, черт возьми, белой завистью.

– Ну, положим, не скупить. А стать акционерами глобализма раньше, чем о нем раструбили газеты. Это территория находится под нашим контролем. Не жестким, но вполне оптимальным.

– Ох-ох-ох! – Старостин покрутил головой. – Одно дело с умным лицом купоны стричь, а реальным делом заниматься – это совсем другое. Как вы народу объясните, что им подвинуться надо, чтобы вся Европа сюда перекочевала?

– Какому народу? – Салин иронично усмехнулся. – Семьдесят с небольшим миллионов человек. Треть поражена наркоманией. Двадцать миллионов наследственных алкоголиков. Статистику по паталогиям и обычным болезням, честно говоря, не помню. Но она ужасающая. Нет никакого народа. Есть человекообразные. Если судить по нормам современной технической культуры, они – даже не рабочий скот.

– Кто из нас фашист? – набычился Старостин.

– Лично я – реалист.

Старостин, сбросив маску дуче, рассмеялся.

– Тогда я – иллюзионист!

– Вопрос не в брэнде, а в цене товара. Мы готовы купить Движение. Это единственное, что еще представляет хоть какую-то ценность.

– И почем?

– За политическое и физическое долголетие его лидера. Который гарантирует полный контроль за социумом, если эту аморфную массу можно так называть. Как реалист я понимаю, что полный контроль можно удерживать лишь ограниченное время. Но десять лет нас вполне устроит.

– Семь. Потому что больше времени ни у кого нет.

Салин кивнул.

Старостин отломил кусочек хлеба, скатал в шарик, задумчиво стал гонять по столу.

– "Там за облаками рождается поколение, которому не больно будет умирать", – словно самому себе, произнес он.

От нервного напряжения на Салина вдруг напал зверский аппетит. Он посмотрел на тарелки с едой. Сервировано и приготовленно все было с великим умением. А они, поглощенные беседой, едва притронулись.

Ника впорхнула в гостиную, принеся с собой уютный аромат кухни. Старостин вопросительно посмотрел на нее.

– Простите, что вторгаюсь в ваш разговор, – когда она начинала говорить, верхняя губка забавно вздрагивала. – Но там такое! Срочно нужна мужская помощь.

Она сделала круглые глаза и развела руками.

– Горим? – нахмурился Старостин.

– Ну, ты же знаешь, женщина и техника – вещи несовместимые.

– О господи! – Старостин убрал с колен салфетку. – Извини, Виктор Николаевич, сам понимаешь…

На кухне у Ники все было в идеальном порядке. Пирог уже стоял на столе, накрытый ярким рушником.

Трубка телефона лежала рядом.

Ника заговорщицки подмигнула Старостину, привстала на цыпочки, скользнула губами по щеке, прошептала в самое ухо:

– Александр ждет. Как ты просил.

Старостин прикрыл микрофон ладонью, поцеловал Нику в висок. Зажмурился от аромата ее волос.

На другом конце повисла тягучая тишина. Выдержка у Александра была беспредельная. Сказали, жди, пока не подойдет хозяин, будет год сидеть и ждать.

– Саша? – Старостин покосился на дверь.

– Я, Иван Иванович.

– Говори.

– Номер отработал. Есть подтверждение.

– Ага. С остальным что?

– Полный порядок. Режим трехминутной готовности.

– Угу. В "берлоге" все места заняли?

– Самолет Климова только что приземлился во Внуково. Я выслал спецтранспорт. Тарасенко в нашей гостинице, должен подъехать через полчаса. Остальные уже на месте.

– За Кочубеем следи. Не дай бог, сломается… На нем все сейчас висит.

– Понял вас, Иван Иванович.

– Ну раз понял, значит, молодец!

Старостин положил трубку.

Ника подошла сзади, плотно прижалась грудью к его спине. Привстала на цыпочки, скользнула губами по шее. Пальцы нежно каснулись его щеки, скользнули по подбородку.

Уловив произошедшую с ним перемену, прошептала:

– Ты победил?

В ее голосе было столько надежды, что он зажмурился от сладкой боли в сердце.

– Боюсь сглазить, девочка моя, – прошепал он, ловя губами ее пальцы.

Странник

…Невероятная мощь влилась в этого человека, она распирала, рвалась наружу. Женщина нежно коснулась его щеки, тонкие пальцы скользнули к подбородку, чуткое сердце радостно дрогнуло, уловив произошедшую в нем перемену.