Ольга Баскова - Красная ночь

— Можете определить, сколько тело пролежало в земле? — спросил Константин Станислава Михайловича.

— Вряд ли, — пожал плечами судмедэксперт. — Видишь следы извести? Кто-то хотел ускорить разложение.

— Ну хоть что-то можно сказать?

— Посмотрим, — Заболотный продолжал осмотр останков. Скворцов направился к выходящему из кустов Прохорову.

— Нашел?

— Пусто, — развел руками Петя.

— Значит, мы не имеем ничего, кроме остатков одежды, — задумчиво проговорил Константин.

— И уцелевший длинный волос на черепе, крашенный рыжей краской, — добавил Петя.

Скворцов вздохнул и обратился к криминалисту:

— Как думаешь, очередная жертва нашего убийцы?

— Я бы не делал таких поспешных выводов, — Станислав Михайлович, выпрямившись, посмотрел в глаза коллеги. — Очень сомневаюсь, что женщина умерла от ножевых ранений, хотя не исключаю смерть от потери крови. Однако наш маньяк наносил жертвам глубокие раны, повреждая кости. На данном скелете я этого не вижу.

— Нам только еще одной жертвы не хватало! — испугался Прохоров.

Скворцов вздохнул:

— Это точно.

Угрюмый Алексей Степанович задал оперативникам тот же вопрос:

— Новый убийца или наш старый знакомый?

— Станислав считает, что нет, — ответил Киселев. — Он определяет способ убийства.

— Возраст вычислили?

— Заболотный пытается определить и это, насколько возможно, — проговорил Павел.

— Сколько тело пролежало в земле?

— Мы этого тоже не знаем.

Кравченко вздохнул:

— Чертов год! Чертово лето! Списки пропавших без вести для определения личности приготовили?

— Так точно! — отчеканил Константин. — Как только Станислав вычислит возраст…

— Поторопите его. О результатах постоянно докладывать, — перебил полковник.

Заболотный сообщил о результатах исследований только через три дня.

— Конечно, мы не в Америке, — заявил он оперативникам. — Там по одному зубу выдают гору информации. Я же проштудировал вагон литературы. По костям нашей жертве от пятидесяти до шестидесяти лет. Точнее не скажу. Установите личность — проверим по зубам.

— И на том спасибо, — Павел похлопал его по плечу и направился в кабинет.

Петя сидел за его столом и потел у компьютера.

— Отбираю всех рыжеволосых, — пояснил он Киселеву.

— Можешь сузить поиски, — успокоил его коллега, назвав примерный возраст погибшей.

Прохоров продолжал трудиться. После часа напряженной работы он спросил у Павла:

— Заболотный не мог ошибиться?

Киселев похолодел:

— А почему ты спрашиваешь?

— Среди пропавших без вести рыжеволосых от пятидесяти до шестидесяти не числится.

— Не может быть!

— Давай посмотрим вместе.

Оперативники просидели два часа. Ни одна из рыжеволосых женщин даже близко не достигла возраста, указанного криминалистом.

— Идиотизм!

Киселев стукнул кулаком по столу.

Катя Зорина сидела в своем кабинете в редакции газеты «Вести Приреченска» и смотрела на монитор, дописывая очередную статью о взаимоотношениях родителей и педагогов. Приближался учебный год, и журналистка решила: освещение данной темы будет как нельзя кстати. Об интересовавших город убийствах и их расследовании девушка пока ничего не могла написать. Она лишь давала короткую информацию о происшествиях и предупреждала молодых женщин, девушек и девочек не задерживаться поздно на улице и не гулять в одиночестве, отмечая про себя: если маньяк наметит жертву, от него будет трудно ускользнуть. Эх, знать бы, когда он снова выйдет на очередную охоту! Однако эти сведения хотела бы получить и милиция. Подумав об этом, Зорина вздохнула и вернулась к статье. От напряженной работы ее оторвал стук в дверь.

— Войдите!

На пороге показалась женщина лет тридцати пяти.

— Здравствуйте. Вы Екатерина Зорина?

— Да, — Катя оглядела посетительницу, недоумевая, что ей может быть нужно.

— Можно с вами поговорить?

Журналистка поморщилась и кивнула: непрошеная гостья отвлекала ее от работы.

— Садитесь.

— Меня зовут Илона Вахрушева, — представилась незнакомка. — Возможно, моя просьба покажется вам необычной, но все мои надежды только на вас, — она умоляюще посмотрела на журналистку.

— Я вас слушаю.

— Месяц назад у меня пропала мама, Наталья Павловна Полковникова, — начала Вахрушева. — И я подумала: может быть, она стала жертвой местного маньяка? Вы писали в газете…

— Сколько лет вашей маме? — перебила ее Катя.

— Пятьдесят шесть.

— Тогда исключено на девяносто девять процентов, — дала заключение Зорина. — Обычно маньяков интересуют люди определенного возраста. Наш убийца не мог переключиться с девушек и молодых женщин на пожилых дам.

— Но остается один процент! — заметила Илона.

— Думаю, даже меньше, — вставила журналистка. — Но у меня вопрос: почему вы не обратитесь в милицию?

Посетительница замялась.

— Я была там, — проговорила она. — Они мне отказали.

— В связи с чем?

— Видите ли, — смутилась женщина. — Моя мама страдает тяжелым психическим заболеванием. Такие случаи уже бывали с ней. И в милиции считают, что она вернется.

Катя пожала плечами.

— Задам сначала такой вопрос, — сказала она. — Как вы представляете помощь, оказываемую газетой?

— Для начала вы поместите ее фото в «Вестях», — начала Илона, — дадите ее данные, возможно, напишете статью, чтобы привлечь внимание правоохранительных органов. Это безжалостно — не искать человека только потому, что он психически нездоров.

— Вообще, они обязаны искать всех, — заметила Катя. — Кстати, когда вы в последний раз обращались к ним?

Женщина покраснела:

— Признаюсь честно, давно.

— Почему?

Собеседница выдохнула:

— Я боюсь навредить маме.

— Вот еще новости!

Зорина внимательно посмотрела на посетительницу.

— Выслушайте меня! — всхлипнула Вахрушева. — Я читала много ваших статей, смотрела передачи с вашим участием, всегда относилась к вам с большим уважением и сейчас надеюсь услышать дельный совет. Все не так просто!

Зорина махнула рукой, ругая себя за то, что не может указать посетительнице на дверь:

— Рассказывайте!

— Моя мама не всегда была такой, — Илона от волнения сжимала и разжимала пальцы. — У нас была прекрасная семья: она, папа и я с братом. Мы жили в большой трехкомнатной квартире: папа рано получил звание полковника, а вместе с ним — хорошую должность и жилье. Мама работала медсестрой в военном госпитале, где ее любили и уважали. Ни о каких психических отклонениях речь не шла! В нашем роду никогда не было таких заболеваний!

Она сделала паузу.

— Все началось внезапно. На маму словно обрушился склероз, она стала забывать, где была и что делала, теряла деньги, не вовремя давала лекарство больным. А однажды… — Илона запнулась. — А однажды папа застал ее в постели с чужим мужчиной. Он не вынес этого, забрал нас и ушел жить к своей матери, а на следующий день попросил перевода и подал на развод. Когда мама пришла в себя (после потери памяти она приходила в себя) и услышала из уст отца такое обвинение, она начала кричать, что это неправда, она не могла такого сделать, что отец специально все придумал, чтобы получить развод: дескать, это у него есть другая и он хочет отделаться от первой жены. Надо сказать, мама была очень убедительной: ее уверения в невиновности и возмущение выглядели довольно правдоподобно. Мы с братом знали: она никогда не лгала, просто не умела лгать, и происходящее повергало нас в недоумение. Однако папа, видимо, ни в чем не сомневался: он настаивал на разводе и на том, что после всего заберет нас с собой. Естественно, мама не хотела слышать и этого, каждый день приходя к нам и закатывая истерики. Отец боялся ее непредсказуемого поведения, однако произошло непредвиденное: в зале суда мама вела себя тише воды и сказала, что, мол, считает решение папы забрать нас с собой верным, на чем и остановились. Мама осталась в старой квартире, а мы уехали в Москву. Нам с братом не хотелось покидать родной город, тем более что я училась на втором курсе института, а он заканчивал школу. Но пришлось, как говорится, сорваться с места, — женщина вздохнула. — Разумеется, мы навещали маму, приезжая в Приреченск каждое лето на несколько дней: на большее нас не хватало. Ей становилось все хуже и хуже: память отказывала все чаще. Конечно, с работы ее уволили. Такая болезнь просто непозволительна для медсестры.