Джерри Сайкс - Лондон. Темная сторона (сборник)

Вечно эти выходные запускают меня, как волчок. Как замедлить вращение? Достичь полного покоя? Нет. Свобода. Свобода воли – вот ключ.

Оденусь-ка по-праздничному. Но во что бы? Перебрав разные варианты (истинная свобода воли), я выбрал нечто небрежное, но броское. И решил, что выплыву на открытый простор, прежде чем уткнусь в бумажки на службе. На свежий воздух. На свободу.

Запираю дверь на два замка, затем вновь отпираю их и возвращаюсь, чтобы поправить еще раз подушки, у которых, кажется, слегка загнулись уголки. Затем застываю столбом. И некоторое время так и стою. Никакой пыли не наблюдается, и я с облегчением вздыхаю. Вновь запираю дверь на оба замка и лечу вниз по лестнице. Почти сразу запах и шум людского житья-бытья охватывают меня, берут в клещи, и вот уже мое нутро завертелось волчком.

Вот идет Парнишка. Я и знаю его, и не знаю. Мы не слишком-то доброжелательны друг к другу. Следуй избранной стезе . В сущности, я быстро расшифровываю его мысли. Он думает, что я – не я, а кто-то другой. В его взгляде читается: Ты вовсе не то, чем хочешь казаться, не правда ли? Что же, он прав. Я самым честным образом прикидываюсь кем-то иным, нежели подлинный я. Не стоит спорить с Парнишкой. Отнюдь.

Я сворачиваю на Хэрроу-роуд, прохожу мимо Остановки для Обреченных. Люди с мобильниками, где-то два десятка, сгрудившись на мостовой, ждут автобус номер 18. За то время, пока я приближался к ним, они даже не шелохнулись. Сигнальный гудок подъезжающего автобуса повергает их в безумие. Я успел вовремя проскочить мимо них, не став жертвой слепого порыва этой небольшой толпы.

Перехожу дорогу на углу Вудфилд-плейс и Хэрроу-роуд. Здесь здоровенный автобус, сворачивая с улицы с односторонним движением, чуть было не подписал мой смертный приговор. Бросив взгляд на его безжизненные сигнальные фары и поняв, что искусство предупреждения о повороте утрачено навеки, я, к счастью, все же догадался, что эта громадина хочет повернуть направо, и отскочил. Оглушительный ритмичный рев мчащегося автобуса перекрыл ритмичное уханье моей аорты. Махина прокатилась в дюйме от меня. Я представил себе рожу водителя за тонированным стеклом и одарил его ответным взглядом. С истошным визгом громадина остановилась прямо посреди дороги.

Внезапно подтвердилось, что я избран вести народ. Мистер Пастырь.

Не отрывая глаз, пялюсь на тонированное стекло, давая понять, что если кому-то и суждено погибнуть, то не мне. Дверь готова открыться. Я поднимаю ставки, поднимая руки, дабы выразить бесстрашие. Время останавливается. Загорается свет. Водитель трогает с места, автобус снова визжит и скрежещет. И я перехожу дорогу, поравнявшись со старым и благовоспитанным уроженцем Вест-Индии в прямо-таки шикарном облачении из магазина «Мужского Платья Терри». Он видит старую прелестницу на другой стороне улицы. Ее чулки сползли и болтаются на лодыжках, заляпанный халат вздувается над тем, что он счел славной округлостью. Он взывает:

– Старая спичка, найди себе скорее того, о кого чиркнешь!

Она хохочет во всю глотку: «Схватка тигра и буйвола. Кто победит, еще вопрос!» Он пользуется случаем и переходит дорогу. Никто не возражает, не считая Премми. ( Восемнадцать лет, беременна чуть ли не с рождения, стоит перед местным советом с протянутой рукой. Волосы зачесаны назад в стиле «сам себе парикмахер», слой штукатурки на мордашке призван замаскировать следы, оставленные временем и повернуть вспять процесс старения. В наманикюренных пальчиках дымится сигаретка. Два малыша и третий на подходе. Контуженый, склонный к суициду семнадцатилетний дружок с большой кипой пеленок.) Она обходит старикана и с презрением причмокивает.

Меня выносит на пять углов.

Здесь цирковой артист развлекает охочую до зрелищ публику.

Перейдя улицу по светофору, я вижу перед конторой букмекера нескольких пьяниц, которые выражаются, хохочут и разливают содержимое бутылки по пластиковым стаканам. Закроешь глаза, и впору подумать, будто слышишь компанию дорсетских фермеров, обсуждающих цены на говядину и болячки миссис Моттл. Я вижу пьяную рыжую бабу и вступаю в начало плохого сна....

Уличный артист выбегает на Хэрроу-роуд прямо передо мной и начинает заигрывать с предполагаемой публикой:

– Думаете, у меня денежек нет? – Все поворачиваются и смеются.

Одно мгновение . Худой хмырь, одна штанина джинсов закатана до колена, другая – нет. Он жует спичку и заглядывает в глаза окружающим. Женщина шестидесяти с чем-то. На заднице ее джинсов красуется надпись «Фокси Леди», она усердно покачивает бедрами, выдувает огромный пузырь из жвачки. Пузырь с шумом лопается, женщина смеется и поправляет бюстгальтер. Сроду небритый дядька в слишком коротких тренировочных штанах, без носков, в разбитой обуви, застывает как вкопанный и пускает слюни. Субъект, торгующий электронными картами и метадоном, не прочь обчистить карманы того, кто зазевается, заглядевшись на происходящее. Кто-то просит сдачи. Кто-то просит сигарету.

Двое наркоманов. «Видал моего хренового адвоката?» «Видал моего хренового самоката?» Кто-то вопит. Из-за артиста останавливается уличное движение. Парочка крыс в капюшонах, чьи левые ладони скрыты под спортивными костюмами, словно в попытке утаить некое постыдное уродство, вдруг подбирается. «Если не поймаешь меня в лунном свете, не поймаешь и в полной тьме». Пищит чей-то мобильник. Нераспознаваемая череда коротких сигналов, вероятно, должна вызывать ассоциации с какой-то популярной мелодией. Типы у букмекерской конторы продолжают спор об ирригации, прикидываясь, будто не замечают «Этих бестолочей». Визжат тормоза «Фиата» – водитель чудом не наехал на артиста. Тот стоит на голове и бросает в воздух пятерки и десятки. Затем вытаскивает из ресторана Дженни, где кормят всякой дрянью, алюминиевый стул и швыряет его в окно. Звон разбитого стекла. Аплодисменты.

Неподалеку от толпы – аптека. Захожу в нее и испытываю легкое отвращение, машинально улыбаясь трудящемуся за прилавком трансвеститу с грязно-белокурыми волосами. Это существо знает, что я знаю, что оно знает. Я с удовольствием наблюдаю, как оно морочит местную публику. Наше скрытое от посторонних глаз взаимопонимание заставляет меня по-детски покраснеть.

Аптеку следовало бы назвать как-нибудь вроде «Доктор Копуша»; впрочем, я только в таких и бываю. Огромное пространство, полное дрянной дешевой продукции; очередь к фармацевту, расположившемуся в дальнем углу. Фармацевт – мистер Отведу Любую Беду. У него пурпурный рот и лишний вес; его диагнозы – просто блеск. Я смотрю на руки Мишки. Поймав мой взгляд, оно (как оно говорит, иная старая летучая мышь с кротом куда волосатей, чем моя голова), кажется, посмеивается над нами обоими. «Да, подействует непременно». Оно быстро потирает джинсы в паху, привлекая мое внимание именно к этому месту. Я изо всех сил выпучиваю глаза и прикидываюсь возбужденным, а потом начинаю разглядывать всякие пены и лосьоны после бритья образца 70-х, которые хорошо помню по домашней ванной Майка. Мои колени стучат друг об дружку. Охота с кем-нибудь подраться. Приближаясь к прилавку, я еще не знаю, что скажу. «Пачку Ригли, пожалуйста». «С каким ароматом?» Все со скрежетом останавливается. Замерзает. Затихают естественные звуки.

С каким ароматом? А с хреновым. Петух и вино, а, Джонни? Будь там в шесть, подгони колымагу к заднему ходу, или укокошу твою сестрицу. Лады?

«Гм… Мятную, пожалуйста. Не ментоловую». Теперь аптекарь кажется маленьким. Грязным. Таких следует отстреливать. Как много оставлено провидению. Мишка облизывает губы.

– С удовольствием, лапушка, – поворачивается и тянется к полке со жвачкой, а я спешу убраться из этого места. Я исчезаю так быстро, что, наверно, могу сойти за привидение. Разберусь с этим позже. Шагаю обратно к Келли Мьюз. Гляжу в небеса. Небеса красные. Я вспоминаю все. Красное ночное небо. Горит хижина пастуха. Фараоны производят зачистку местности, так что идиот, который швырялся стулом, уже сидит без рубахи в зарешеченном отделении полицейского лунохода. Проворный легавый беседует с девахой лет эдак пятнадцати, с ухмылкой спрашивает, где та живет. Разберусь с ним позже . Рыжеволосая треплется с какой-то старушенцией и кивает, словно она малявка, которой объясняют, чем кончают плохие девочки. Уловив в моих глазах проблеск надежды, она смотрит на меня, словно я почти превратился в призрак, и делает шаг в мою сторону. Собеседница удерживает ее за руку и оттаскивает назад.

– Послушай меня, Коллин. Ты еще можешь исправиться.

Наклоняю голову и двигаюсь дальше. Кто-то налетает на меня. Парень лет семнадцати, глаза едва видны под капюшоном. Я не тороплюсь, ведь он, наверно, вооружен. Он узнал меня. Его челюсть отвисает, и я заговариваю первым: