Фридрих Незнанский - Синдикат киллеров

Об этом и завел сразу речь Подгорный, едва они встретились в холле на Огарева, 6. Завел Ванюша Арсеньича в небольшой кабинетик на первом этаже, который больше напоминал комнату для допросов: стол, два стула, телефон да графин с водой на высоком сейфе — вот и вся казенная обстановка. Не хватало только магнитофона, спрятанного где-нибудь в ящике письменного стола. Впрочем, не исключено, что он уже работал.

Посетовав на то, что добрые старые отношения все чаще вспоминаются лишь на очередных похоронах, Ванюша заметил: пора, мол, и Арсеньичу к берегу прибиваться. Но надежному.

Таким берегом он назвал школу подготовки специалистов. И предложил Арсеньичу подумать о своем месте в ней. С таким опытом и умением цены ему не будет. Материальные всякие штуки — это само собой, не о них речь, главное — моральное, душевное, так сказать, удовлетворение. А охрана бизнесменов — это хоть и прибыльно на первых порах, но ненадежно. Уберут его, что будешь делать?..

Очень неприятным, тяжелым ветром повеяло от этих слов на Кашина.

Он возразил было, что у него пока нет никаких сомнений по поводу своего хозяина. Но внутреннее чувство подсказывало обратное. Законтачил Женя с этими уголовниками и теперь, похоже, увязал в их сетях все больше и глубже. Однако самое горькое, даже трагическое, заключалось в том, что Никольский, похоже, сам не хотел выбираться из этой зависимости. Да скажи он хотя бы единое слово, просто намекни, что надоела ему эта сволочь, и Арсеньич мгновенно ликвидировал бы всю эту уголовщину. Особенно Брагина, который, кажется, пользовался у Никольского особым расположением. Чем это диктовалось. Женя не говорил, но убедительно, а порой жестко просил Арсеньича не вмешиваться. А ведь какой был отличный, умный, деятельный мужик! Талантище! Гигант! Почему же он так легко, будто сплюнув с губы, пошел по криминальному пути следом за Брагиным? Неужели даже кратковременное пребывание в тюрьме может так сломать человека?..

А тут Ванюша еще подлил масла в огонь. Как понял его Кашин, объявил Подгорный беспощадную войну всему ворью в сфере бизнеса и финансов, а также уголовному миру, вернее, пока его жирующей верхушке — авторитетам, устанавливающим свой воровской закон и проникающим во все без исключения области жизни — от высокой политики до школьного воспитания. Не один, конечно, Ванюша объявил, были за его спиной какие-то очень мощные силы, которым надоел беспредел в стране.

И с этой целью создано и успешно функционирует специальное подразделение, которое выполняет все поручения, касающиеся ликвидации преступников, какие бы посты в государственной, финансовой, хозяйственной или уголовной иерархии они ни занимали. Вот и Кузьмин уже привлечен. Активно работает. А если примеры нужны, как они действуют, пожалуйста, — тот же Тарасюк в Лондоне, Сучков — в Москве. Дела только последних дней.

Но ведь и у Подгорного методы утверждения порядка тоже криминальные. Чем же они лучше «благородной мести» того же Никольского? — думал Кашин. Нет, не готов был он принять эту программу. Душа не разделяла той уверенности в собственной правоте, которую излучал Подгорный. Так и ответил Арсеньич на предложение своего старого товарища. И конечно, видел он, не могло это понравиться Ванюше, строившему, очевидно, какие- то свои планы на сотрудничестве с Кашиным.

Перед расставанием он сказал, что разговор был сугубо личным, никаких претензий к нему не имеет, но и условия остаются прежними, то есть: да — да, нет — разбежались.

И уже провожая, на улице, хлопнул дружески по плечу и сказал:

—        Уголовщины вокруг тебя многовато, тезка.

—        Да ты-то откуда знаешь? — сам того не ожидая, вспыхнул Арсеньич.

Не злись, знаю. А чтоб ты не мучился, скажу, но снова между нами: давно уже сидит у вас мой человек. Но ты его не ищи. Пусть пока посидит. А вот с теми, кого твой хозяин пригрел, да и с ним самим нам не по пути. Вопрос решенный.

—        Ты же его совсем не знаешь! — теряя надежду, почти закричал Арсеньич.

—        Значит, это ты его плохо знаешь. А у нас им целая служба занималась. Ошибки исключены... Ну гляди, может, успеешь передумать. Разбежались?

Арсеньич как-то опустошенно кивнул.

Хлопнули по традиции по рукам и расстались.

Неужели приговор уже подписан?.. Что можно успеть сделать, что изменить, как убедить Женю, какими силами? Даже в Татьяне не видел Арсеньич такой силы...

Ехал он домой и перебирал в уме своих ребят: кто же из них? Ведь всех хорошо знал Арсеньич. Неужели снова ошибся? В ком? Ему теперь казалось, что именно этот вопрос стал главным.

Вид у Турецкого был весьма неприглядный. Воспаленные, покрасневшие глаза, растрепанные волосы спадали на лоб, наспех повязанный галстук, мятый воротничок рубашки — все говорило о бессонной ночи. Грязнов не поехал домой, остался с другом, и они почти до рассвета проговорили, пили кофе, накурились до одурения в поисках безопасных вариантов спасения Ирины и дальнейших действий.

Они догадывались, где ее могли спрятать похитители. Все сейчас, так или иначе, сходилось к Никольскому. Но от весьма недвусмысленных угроз Барона — это был, конечно, он, Саша не сомневался, — противно дрожали руки и башка переставала варить.

С этим они и прибыли к Меркулову. Тот уже ознакомился со всеми последними материалами и подтвердил самые худшие опасения Саши.

Рано утром из Дорохова, со станции, звонил Горелов, коротко рассказал о визите бандитов и заявил вполне официально, что в главаре он узнал Брагина по кличке Барон, а в картотеке нашел подтверждение, и теперь уже все сомнения отпали.

Костя позвонил Романовой и попросил о личном одолжении: послать к старику кого-нибудь из техотдела — починить ему телефонную проводку и поставить аппарат. Сегодня, к сожалению, все стало почти неразрешимой проблемой.

А затем Меркулов предложил снова вызвать Никольского для уточнения отдельных фактов, возникших во время прошлой беседы, и здесь предъявить ему постановление на проведение обыска у него в Малаховке на основании подозрений, связанных с похищением Ирины Фроловской, и ряда криминальных эпизодов, в которых так или иначе упоминалось его имя.

Отсюда же вместе с ним, но так, чтобы у него не было возможности предупредить соучастников преступления, выехать на дачу. Руководителем оперативно-следственной группы назначается Турецкий. Попросить Романову усилить группу вооруженными муровцами. И обязательно взять с собой Семена Семеновича Моисеева. Там, где дело касается сложной техники, он незаменим. Что же до ареста, то этот вопрос решится в процессе обыска.

На том и остановились.

Никольский приехал один, без охраны. Или ничего не боялся, или было уже на все наплевать. И внешне он заметно сдал по сравнению с прошлым разом, когда перед следователем предстал респектабельный, уверенный в себе бизнесмен высшего класса. Сейчас Никольский как бы приугас, движения лишились прежней четкости, потух проницательный взгляд. И вообще, он чем-то напоминал фаталиста, который окончательно решил для себя: будь что будет.

Ознакомившись с постановлением, небрежно кинул его на стол и с ожиданием взглянул на присутствующих.

—        Ваше право, — негромко сказал он. — Ищите, не могу вам этого запретить. Хотите сейчас ехать? Пожалуйста. Моя машина у подъезда.

Очень не понравилась такая покорность Турецкому. Слишком спокоен был Никольский. Лицо его будто окаменело, исчезли даже живые интонации в голосе, он стал монотонным и невыразительным.

В «Волге» он сел на заднее сиденье — рядом с Турецким, Слава устроился рядом с водителем. Никольский откинул голову, закрыл глаза и не изменил позы до самого приезда на дачу. Оперативники следовали за ними в служебной «Волге» и «рафике».

Среди дачного персонала возникла растерянность. Это был уже второй обыск. Все помнили, чем закончился первый — тюрьмой для хозяина. Привели понятых, и группа немедленно приступила к работе, прочесывая каждый метр жилой площади и огромного участка. Но, как и в первый раз, обыск ничего существенного не давал, хотя длился уже добрых три часа.

Никольский сидел в кабинете за столом. Турецкий — напротив, наблюдая за тем, чтобы хозяин вдруг не выкинул какой-нибудь неожиданный фокус. Время от времени заходили Грязнов или Моисеев и негромко, для одного Саши, докладывали, что пока — пусто. Нигде никаких следов. Но они должны были быть обязательно.

Немногочисленная охрана принципиально отказывалась помогать: не знаем, не видели, не в курсе. Охранники лишь кивали на предупреждение об ответственности, но... разводили руками. Жили они в малаховском общежитии института физкультуры, на вопрос, где остальные, отвечали: на занятиях... отдыхают. Здесь сменная работа. Некоторые в Москве, в офисе, другие в отпусках, лето же...

Никольский тоже непробиваемо молчал. Лишь изредка вынужденно отвечал на те вопросы, на которые невозможно было не отвечать.