Стивен Кунтс - Операция Минотавр

Бабун вежливо улыбнулся:

- У нас во флоте, конечно, встречаются самые диковинные типы, но наше подразделение в последнее время никого не теряло.

- Отпечатки пальцев у него снять нельзя, - продолжал врач. - Пальцев нет. Ни бумажника, ни документов, ни украшений, но он же, в конце концов, кто-то.

- Он не называл себя?

- Нет. Но все время зовет какую-то женщину, видимо, жену или дочь. Джуди.

Фамилию не упоминает. И это он произносит только в редкие моменты просветления.

Бабуну Таркингтону сделалось жарко. Он поправил галстук.

- Вы, наверное, навидались таких типов, - выдавил он.

- Еще бы. В основном это шизофреники. Душевное расстройство, отягощенное алкоголем и наркотиками. Идемте взглянем на. него. Вы человек занятой, и я не хочу вас долго задерживать. Конечно, один шанс из тысячи.

Бабун поднялся, перекинув шинель через локоть и сверху водрузив фуражку.

- Откуда вы знаете, - спросил он, когда они шли по коридору, - что эти опустившиеся личности - не преступники?

- Некоторые их них - несомненно. Мелкие воришки и всякое такое. Но прокуратура такой мелюзгой не интересуется. А если даже найдется тот, за кем они охотятся, он вряд ли будет в состоянии предстать перед судом.

- Понятно.

- Нам приходится отправлять их в психиатрическую лечебницу Святой Елизаветы на лечение и экспертизу в надежде, что когда-нибудь они смогут понять, в чем их обвиняют и как защищать себя.

- Очень благородно, - заметил Бабун.

- Я чувствую иронию в вашем тоне. - Врач остановился у двери на лестницу, придерживая ее рукой. - Вообще-то всех этих бродяг следует отправлять туда. Они совершенно не способны обихаживать себя. Судьи и адвокаты - это такие ослы.

- Что вы имеете в виду?

- Если кого-то должны подвергнуть суду, мы должны получить у судьи ордер на недобровольное содержание. Необходимо доказать, что человек, которого мы намерены содержать в больнице, представляет опасность для себя или для других.

Если судья соглашается, мы можем держать этого человека шесть месяцев. Потом проходит повторное слушание о продлении этого срока. А группа адвокатов-добровольцев бесплатно представляет интересы таких людей. Прокуроры же с самыми благими намерениями стараются выгнать этих больных людей из заведения, где им обеспечен уход, обратно на улицу, где они быстро спиваются и умирают с голоду.

- У нас действительно великая страна, - пробормотал Бабун.

Доктор открыл дверь и начал спускаться по лестнице.

- В Америке наших дней свобода для тех, кто не в состоянии обеспечить себя, не может держать тело и душу в гармонии, означает свободу совершать самоубийство с помощью бутылки на тротуаре, пока мир равнодушно проходит мимо.

Политикам наплевать на эту проблему - ведь эти люди не ходят голосовать.

Никакой проблемы нет, говорят юристы. Бродяжничество и алкоголизм - не преступления, говорят судьи. Сделать ничего нельзя.

- Тот человек, к которому мы идем, - он опасен?

- Только для самого себя. И юристам на это наплевать. Они шли по коридору мимо двустворчатых дверей с маленькими окошками, которые вели в палаты. Бабун видел больных на койках, ощущал запах дезинфекции. Сновали санитарки. Отовсюду доносились стоны, а кто-то монотонно изрекал непристойные слова, словно читал манеру безумца.

- Что с ним будет?

- Когда снимут бинты? Отправим в лечебницу Святой Елизаветы, а там попытаются оформить недобровольное содержание - кто знает, может, им это удастся. Но через шесть месяцев, или через год, или через полтора судья отпустит его. И он умрет от пьянства где-нибудь в аллее. Или зимой от холода, если полиция не сумеет его вовремя подобрать.

Доктор повернул налево и вошел в дверь.

Больной уставился в пятно на потолке. Обе руки у него были забинтованы до локтей. Под одеялом в том месте, где должны были быть ступни, выпирали бугры.

Часть верхней губы отсутствовала. Над десной были видны крупные швы. Бинты на ушах и носу были стянуты широкой лентой. Туловище было привязано к койке ремнями.

- Подойдите сюда, чтобы он вас видел. Видимо, алкоголь разрушил у него боковое зрение. - Лейтенант неохотно ступил на место, указанное врачом, и помахал рукой перед глазами больного.

Глаза задвигались. Они фиксировались то на руке, то на лице врача. Затем переместились на Бабуна, на его темно-синий мундир.

Человек на койке попытался заговорить.

- Постарайтесь, - сказал ему врач. - Назовите себя.

- У... у...

- Ваше имя? Пожалуйста, скажите ваше имя.

- У... - Он смотрел на мундир, на галуны, крылышки, медные пуговицы, золотые нашивки на рукавах. - Джу-ди. Джу-ди. - Он не сводил взгляда со сверкающих крылышек на груди Бабуна.

- Вот опять, - обратился врач к Бабуну. - Иногда он бормочет что-то насчет А12. Конечно, это может быть номер квартиры, но я помню, что в газетах писали насчет этого нового морского самолета, вот и решил позвонить вам. На всякий случай. - Врач вздохнул. - Хотел бы я знать, кем ему приходится эта самая Джуди.

Может быть, дочерью, которая хотела бы заботиться о нем или хотя бы знать, где он находится. Он явно привязан к ней. - Он перешел на резкий, деловой тон:

- Так вы узнаете его?

Глядя на человека, неподвижно лежавшего на койке, Бабун Таркингтон размышлял: голодная смерть под забором на морозе - или же теплая камера на протяжении тридцати или сорока лет с трехразовой кормежкой.

Наконец он произнес:

- Я никогда в жизни не видел этого человека.