Брэм Стокер - Кровавая обитель

На следующий день взору любопытных туристов, прибывших поездами и автомашинами на место чудовищного оползня, предстала единственная уцелевшая стена замка. Она стояла над самым обрывом, из нее торчали остатки пола с кроватью, залитой кровью убитого стариком Флаком Давера…

По просьбе мистера Ридера Ольга Флак пришла в его квартиру на Беннет-стрит, чтобы рассказать действительную историю о событиях, имевших место в замке в последние дни. Ее рассказ несколько отличался от ее официальных показаний, сделанных для полиции и опубликованных в прессе.

Мистер Ридер без привычного пенсне и ранее сбритых бакенбардов выглядел менее официально.

— Боюсь, что Равини был убит, — сказала она. — Но вы ошибаетесь, если думаете, что я заманила его в свой номер по поручению отца. Равини был очень сообразительным, он сразу же узнал меня. Он приехал в замок Лармес… — тут Ольга запнулась, — ну, ему очень нравилась мисс Белман. Он сам сказал мне об этом, меня это немного позабавило. Я тогда еще не знала фамилии Равини и тем более не имела представления о его причастности к аресту отца. Но мой муж знал обо всем.

Равини назвал себя, и что-то в моем поведении или в сказанном мною напомнило ему о школьнице, которую он знал раньше. Как только Равини узнал, что я дочь Джона Флака, он сразу же понял, что попал в самый центр шайки моего отца.

Тогда итальянец начал расспрашивать меня, где спрятаны так называемые миллионы Флака. Я поняла, почему Давер принял Равини в пансионат, и ужаснулась.

Мой отец недавно сбежал из Бродмура, и меня беспокоило, не участвует ли он в грязной проделке Давера. Я разволновалась и почти выдала своего отца, рассказав Равини о его бегстве. Равини отнесся к услышанному спокойнее, чем я предполагала, он переоценил свои силы и был слишком самоуверенным. Итальянец не мог знать, что отец практически находится рядом, что он каждый вечер приходит в замок из пещеры…

— Удобный выход в пещеру был через сейф, — сказал мистер Ридер. — Очень остроумное решение. Признаюсь, что я бы не скоро догадался о настоящей роли сейфа.

— Сейф был установлен моим отцом лет двадцать тому назад, — продолжала Ольга. — Из замка всегда были ходы в пещеру, которая использовалась древними владельцами как темница и место для захоронения.

— Но почему Равини пошел к вам в номер? — спросил мистер Ридер. — Извините за нескромность, но мне хотелось бы знать правду…

Ольга кивнула.

— Это была моя последняя попытка убедить Равини покинуть замок. Не забывайте, что за мной непрерывно следили, Давер и мать постоянно были рядом. Я не могла допустить, чтобы через них отец узнал о том, что я предупредила Равини об опасности. Но вы знаете Равини, он усмотрел другую причину в приглашении. Он вынудил меня рассказать ему обо всем, я просила его покинуть замок первым утренним поездом…

— И что конкретно вы сказали ему? — спросил Ридер. Ольга не ответила, и мистер Ридер повторил свой вопрос.

— Я сказала, что мой отец поклялся убить его…

Мистер Ридер прикрыл глаза.

— Вы говорите правду, Ольга? — мягко спросил он, и девушка сильно покраснела.

— Вы мне не верите? — почти с вызовом спросила она. — Тогда слушайте. Я знаю Равини еще с тех пор, когда я была совсем маленькой. Он значил для меня… очень многое. Он навещал меня в школе…

— Он мертв?

Ольга только кивнула, губы ее задрожали.

— Да, — наконец сказала она. — Самое ужасное в том, что он не сразу узнал меня, он совершенно забыл обо мне и вспомнил только тогда, когда я сама напомнила ему о прошлом…

— Он мертв? — повторил свой вопрос мистер Ридер.

— Да, — ответила Ольга. — Они убили его, когда Равини вышел из моего номера… Не знаю, что они сделали с телом. Думаю, как обычно, через сейф…

Она вздрогнула.

Мистер Ридер дотронулся до ее руки.

— У вас остаются воспоминания и письма, — сказал он плачущей девушке.

Когда Ольга ушла, мистер Ридер подумал, что Равини, наверное, писал очень любопытные письма.

Маргарет Белман решила устроить себе отпуск и провести его в приличном месте. Свои соображения по этому поводу она изложила в письме мистеру Ридеру:

«В мире есть только два места, где я могу чувствовать себя счастливой и в безопасности, — написала она. — Первое — Лондон и второе — Нью-Йорк, там на каждом углу стоит полицейский и собраны вместе все развлечения. Поэтому я прошу Вас найти время и побывать со мной в театрах, перечисленных в конце моего письма, а также в Национальной галерее, в Британском музее, в Лондонском Тауэре (хотя нет, подумав, я исключаю из списка Тауэр, он такой средневековый и страшный), в Кенсингтонском саду и в других местах, где очень весело. А если серьезно, дорогой Д. Г. (я знаю, Вы поморщитесь от моей фамильярности, но я решила отбросить всякий стыд), я хочу стать частью большой, здоровой толпы, мне так надоело быть одинокой истеричной женщиной».

И письмо продолжалось в подобном духе. Мистер Ридер достал записную книжку, с помощью синего карандаша прошелся по списку ожидающих его дел и написал ответное письмо, такое осторожное и напыщенное, что читая его, Маргарет смеялась про себя.

Она не упомянула Ричмонд-парк и хорошо сделала, поскольку поздней осенью, когда его продувают холодные ветры и олени уходят на зимние квартиры (если существуют зимние квартиры для оленей), этот парк может доставить эстетическое удовольствие только взору тех, кто защитил свое тело теплым шерстяным нижним бельем.

И все-таки в один скверный пасмурный день мистер Ридер заказал такси и торжественно уселся рядом с мисс Маргарет Белман в машине, которая по скверной ухабистой дороге добралась до парка и въехала на его территорию через чугунные ворота.

Они вышли на заросшую травой и кустами лужайку, где летом цветут рододендроны. Тропинка привела их к склону, там они сели, постелив коврик, причем мистер Ридер пробормотал что-то о ревматизме.

— Но почему Ричмонд-парк? — спросила Маргарет. Мистер Ридер прокашлялся.

— С Ричмонд-парком у меня связаны… гм, романтические воспоминания. Он напоминает мне о первом аресте, произведенном мною…

— Хватит о мрачных делах, — предупредила Маргарет. — Не вижу ничего романтического в воспоминаниях об аресте. Поговорим о чем-нибудь более веселом.

— Тогда будем говорить о вас, — осмелел мистер Ридер. — И именно намерение поговорить о вас, моя дорогая… гм, мисс Маргарет, привело нас в Ричмонд-парк.

Он взял руку девушки так бережно, как будто это было бесценное произведение искусства, и неуклюже стал перебирать ее пальцы.

— Дело в том, моя дорогая…

— Не говорите «мисс», — попросила Маргарет.

— Моя дорога Маргарет, — с трудом продолжал мистер Ридер, — я пришел к выводу, что жизнь слишком коротка и нельзя больше откладывать осуществление моего намерения, которое… — И он безнадежно застрял в бесчисленных «гм», иногда переходящих в «э-э».

Следователь сделал новую попытку:

— Человеку моего возраста и с моими особенностями следует быть более серьезным, но как ни странно, суть заключается в том…

Суть, какой бы она ни была, не находила выражения в словах.

— Суть в том, — спокойно сказала Маргарет, — что вам кажется, что вы влюблены.

Мистер Ридер согласно кивнул, но затем энергично затряс головой.

— Мне не кажется, я уже прошел этап предположений. Я уже не слишком молод… я превратился в закоренелого… нет, не в закоренелого…

— Вы считаете себя закоренелым холостяком, — подсказала Маргарет.

— Нет, не закоренелым, — твердо сказал он.

Маргарет повернулась, положила руки на плечи мистеру Ридеру и посмотрела прямо ему в глаза.

— Дорогой мой, — сказала она, — вы надумали жениться, и вы хотите, чтобы кто-то вышел за вас замуж. Но вы считаете себя слишком старым и не хотите испортить ее молодую жизнь.

Мистер Ридерн молча кивнул.

— Речь идет о моей молодой жизни, дорогой? Если так, то…

— Да, о вашей, — голос Д. Г. Ридера совсем охрип.

— Пожалуйста, испорти мою молодую жизнь, — сказала Маргарет Белман.

И впервые мистера Ридера, видевшего в жизни так много и, в основном, мрачного, поцеловала женщина.

— Боже мой, — переведя дух, сказал мистер Ридер. — Как хорошо!

Предисловие к лондонскому изданию 1966 г.

Вальпургиева ночь!!! (нем.) (прим. ред.)

sang froid (франц.) — хладнокровие.

Squaw (англ.) — индианка (жительница Северной Америки).

rondeur (франц.) — округлость.