Марина Серова - Вся жизнь перед глазами

– Таня, это я познакомил Леру с Гошей. Игорь тогда только сюда приехал, ему негде было жить… А я Валерию знал, она приходила на тусовки в «Июльское утро». Правда, наше творчество казалось ей слишком позитивным и инфантильным, ей нравятся вещи помрачнее и брутальнее… И именно поэтому мне показалось, что этот союз имеет право на жизнь. Поэтому уже через неделю после знакомства с ней Минаев переехал к ней, и Лера сказала мне спасибо. Ну а сейчас… уже и не знаю, скажет ли когда-нибудь еще раз!

Рубальский выдержал минутную паузу и продолжил, видимо, резюмируя свое выступление:

– Я очень надеюсь, что с Игорем Минаевым все в порядке. И что он вернется к Лере, и вся эта январская кутерьма покажется им обоим дурацким сном. Кстати, на этот счет надо будет написать какую-нибудь песню. Завтра, может быть, я этим займусь. Но не сейчас… Сейчас я очень устал… Лера, кстати, можно я переночую у тебя? Мне совершенно неохота ехать домой на такси.

– Пусть лучше остается у меня, – вступила я. – Моя жилплощадь вполне это позволяет.

Я уже решила, что к протрезвевшему Рубальскому у меня еще будут вопросы с утра пораньше, причем задавать их лучше в отсутствие Валерии. Певец, правда, прямо-таки настаивал, желая подняться на восьмой этаж, но Валерия не очень-то загорелась этой перспективой, и Рубальский был вынужден удовлетвориться моим диваном. Где-то под утро, правда, мне пришлось пожалеть о своем решении – лидер команды «Современные мечтатели», похоже, настолько активно предался мечтаниям во сне, что его богатырский, совершенно не вязавшийся с его субтильным телосложением храп пробивал децибелами все мои стены и двери насквозь. И мне, расположившейся в соседней комнате, было весьма трудно заснуть. Но как только наконец это произошло, только я провалилась в дрему, как меня буквально подбросило в кровати. Из другой комнаты внезапно послышался высокий пронзительный крик, похожий на тот, что раздавался с болот в фильме про собаку Баскервилей.

Будучи человеком не робкого десятка, к тому же обладающим профессией частного детектива, я, однако, ощутила ужас, охвативший меня целиком. Сердце забилось очень часто. Я тихонько вышла в коридор и приоткрыла дверь комнаты, где спал Рубальский. Храпа не было слышно, более того, там стояла звенящая тишина. Я решилась включить торшер. Он мягким светом озарил комнату, и я увидела сжавшегося в комочек со всей возможной для его длинного тела компактностью Рубальского. Он лежал в позе эмбриона, отвернувшись к стене и буквально уткнувшись в нее носом.

– Андрей! – позвала я его. – С вами все в порядке?

– А! Что?! Кто здесь?! – вскинулся Рубальский, правда, произнес он эти слова уже не тем тонким голосом, который так испугал меня, а обычным, причем довольно-таки хрипловатым, характерным для человека, переживающего похмелье.

– Это я, Татьяна. Вы меня напугали своим криком!

– Каким криком?!

Рубальский немного очнулся и приподнялся на диване. Увидев меня, стоявшую на пороге комнаты с голыми ногами и в одной майке, он как-то… остолбенел. Потом вдруг схватился за голову и пробормотал:

– Коньяк, конечно, вещь хорошая, но меру надо бы и знать… Нет-нет, все нормально, – затараторил он. – Я понял! Мне приснился кошмар, со мной такое бывает. Извини, пожалуйста… Если ты испугалась, иди ко мне, я тебя согрею и успокою.

Я усмехнулась, погасила торшер и сказала в темноту:

– Не стоит! Мне будет спокойнее одной.

Закрывая дверь, я услышала разочарованный выдох Рубальского и его бормотание, из которого я разобрала только слова: «Черт-те что происходит…»

Я вновь улеглась, собираясь наконец уснуть. Но события ночи на этом не закончились. Храпа из соседней комнаты не было слышно, и я заснула. Но спать мне пришлось только часа полтора, как я поняла позже, посмотрев на часы. Сквозь мое подернутое дремой сознание вдруг стали продираться какие-то явно дискомфортные, посторонние звуки. Проснулась я в раздражении. Очнувшись, явственно услышала, что звуки доносятся из моей прихожей, как будто кто-то пытается открыть дверь. Я тут же вспомнила, что занимаюсь расследованием исчезновения Игоря Минаева, вспомнила отчаянный крик Рубальского, из-за которого мне недавно стало не по себе, и его последнюю фразу: «Черт-те что происходит…» Впору эту фразу произносить уже мне! И если в комнату со спавшим певцом я пошла без пистолета, то теперь решила вооружиться. Пистолет словно сам лег мне в руку, перекочевав в ладонь со своего обычного места – под подушкой. Я очень осторожно, надев мягкие тапки, вышла из комнаты и, пройдя мимо двери в комнату, где спал Рубальский, подкралась к прихожей. Звуки стали слышны более явственно: понятно, кто-то пытается открыть дверь. Особо медлить я не стала и, протянув левую руку к выключателю, быстро зажгла свет. В правой руке у меня был пистолет, который я и навела на дверь.

Передо мной предстала растерянная – он не сумел побороть похмелье – физиономия Андрея Рубальского. Он был почти одет, только шнурки на ботинках не удосужился завязать. И он уже почти справился с замком моей входной двери.

– Андрей, ну что это вам не спится?! – раздраженно воскликнула я.

Рубальский, увидев в моей руке пистолет, начал рефлекторно, видимо, на всякий случай, медленно поднимать руки вверх.

– Да опустите вы руки! – рявкнула я. – Почему вам не спится-то?

– Да я… Это… Просто подумал, что уже пора уходить, что утро наступило… Тем более что я тут у вас закричал… неожиданно, напугал вас. Не хотел больше напрягать, – сбивчиво начал объяснять музыкант.

– А напрягли еще больше! – не согласилась я с ним. – Устроили здесь ворох-шорох… Почему свет-то не включили?

– Не знаю, – простодушно ответил Андрей. – Решил, что в темноте как-то… безопаснее. Ну, в общем, не хотел лишний раз рисоваться.

Я пристально посмотрела на него, желая понять, действительно ли он говорит то, что думает, или за этим неожиданным желанием покинуть мою квартиру скрывается что-то еще? Потом я решительно махнула рукой с пистолетом в сторону кухни:

– Идемте-ка, вам кофейку нужно выпить. А потом пойдете по своим делам, если уж вам так не терпится!

Рубальский быстро закивал в знак согласия. Он снял ботинки и куртку, не снял лишь шарф. Таким образом, видимо, он хотел мне показать, что долго задерживаться у меня не собирается.

– Таня, – несмело обратился он ко мне, – а не найдется у вас чего-нибудь от головной боли? А то у меня голова, кажется, сейчас расколется!

Препарат от головной боли у меня нашелся, и принявший сразу две таблетки певец уже через пять минут вернулся в свое обычное, словоохотливое и довольно-таки бодрое состояние. Впрочем, этому способствовал также и приготовленный мною кофе.

– Андрей, ну а теперь скажите мне, когда Валерии рядом нет: были ли у Игоря какие-то связи на стороне? А может быть, имелось желание уйти от Валерии?

Рубальский опешил, даже поперхнулся кофе и замотал головой:

– Нет, ничего такого не было и нет! Они были абсолютно гармоничной парой… А все потому, что я эту перспективу разглядел, – несколько хвастливо добавил Андрей. – А вообще, честно говоря, протрезвев, я еще лучше начинаю понимать, что произошло нечто крайне неприятное и неожиданное. Не укладывается все это у меня в голове! У вас вот есть какие-нибудь версии? – поднял он на меня глаза.

– Версии я начинаю формировать после разговоров с людьми, которые были в окружении лица, которое я ищу. Сейчас как раз вы все должны мне помочь выбрать верный курс. Под «всеми» я понимаю людей, общавшихся с Минаевым в последнее время. Кстати, не подскажете, к кому мне еще можно обратиться?

– Из тех, с кем Гоша общался? – наморщил лоб Рубальский. – Ну, разве что есть такой таксист, Коля Кремнев… Но тот, даже если что и знает, никому не скажет. Это в смысле, если он каким-то образом замешан в это дело. В чем я лично сомневаюсь. Хотя… Мне пришла в голову мысль – а что у нас делал Кремнев в тот день, когда исчез Игорь? Интересная версия, проверьте!

Рокер отставил чашку, бросил взгляд на часы, которые показывали половину седьмого утра, и проговорил:

– Мне, пожалуй, все-таки пора… Отосплюсь у себя дома. – Он вытащил мобильник и набрал номер вызова такси. – Кремнев мог бы меня подвезти, но он в такое время уже спит, – сказал Рубальский. – У него рабочий день – точнее, ночь – заканчивается около пяти часов утра.

Машина пришла на удивление быстро, и этот в чем-то экстравагантный, в чем-то представительный, а в чем-то очень нелепый и комичный человек все же покинул мою квартиру, так и не завязав шнурки на ботинках. Я ожидала звуков падения тела в подъезде, но этого так и не случилось. Впрочем, все же Рубальский упал – прямо около моего подъезда, подходя к подъехавшему такси. Водитель вышел из машины, помог певцу подняться, и вскоре красные габаритные огоньки мелькнули на выезде из моего двора. Мне пора было хотя бы немного отдохнуть, и я, пройдя в свою спальню, привычно сунула пистолет на его обычное место – под подушку.