Алекс Норк - Подует ветер

Он помолчал, ожидая вопросов, и, не дождавшись, продолжил:

- Крупных змей с хорошим ядом сейчас в пустыне немного и становится год от года все меньше. Вы говорите - кто-то выбрасывал их в городе? - Он нервно качнул головой. - Ни один змеелов такого не сделает. Змея - это наш капитал. И после того, как у нее выбран яд, ее обязательно отпускают на то место, где она жила и где ее со временем можно будет найти. Он покосился на лежавшую на краю стола кассету. - Скажу вам, чего вы, возможно, не знаете - змееловов совсем не мало, спрос на яд растет, а змей совсем немного. Пустыня поделена, каждый работает на своем участке и не обидит там даже змееныша.

- Хорошенькое дело, - сказал Фолби, - не так уж, значит, и пустынна наша пустыня?

- Не так уж. Теперь еще один важный момент. Змея долго набирает яд - три-четыре недели. Значит, если бы какой-то дилетант, взяв яд, выпустил змей в городе, они поначалу бы не были смертельно опасны для человека.

- А разве змея не может накопить яд, проживая на городских газонах, в траве, кустарниках? - спросил Гамильтон.

- Может, но странно, что ни одна из них не была обнаружена за это время.

- Почему странно, ведь, побывав в руках у человека, они могли быть напуганы и где-нибудь таиться?

- Вот это вряд ли. Претерпев насилие, гремучая змея становится очень злой, подвижной, в особенности, в чужом, враждебном для нее месте. Кроме того, можете мне поверить, она прекрасно ориентируется, хотя никто не знает как. Змеи стали бы прорываться к себе, в пустыню.

Гамильтон встал из-за своего стола и направился к другому, за спиной змеелова, где в прозрачных целлофановых пакетах лежали обугленные скелеты.

- Подойдите-ка сюда. Вас это может заинтересовать.

Тот встал и, разминая ноги, направился было к столу, но неожиданно замер:

- Боже,... что это? ... Кто это сделал? - проговорил он, оглядываясь назад на полицейских.

Гамильтон заметил в его лице нечто новое, похожее на растерянность.

- Они, что, представляют интерес для гурманов? - спросил он застывшего посреди комнаты человека.

- А? - через несколько секунд переспросил тот.

- Их едят?

- Не думаю. То есть индейцы их раньше ели, и мне самому один раз пришлось попробовать ... , - человек продолжал смотреть на обугленные скелеты как загипнотизированный. Потом скривил болезненно губы и повернулся к Гамильтону: - Но если бы какие-то клубы гурманов заказывали их, уж я-то за столько лет работы слышал бы о таком.

Он снова посмотрел в ту сторону:

- Постойте! Взгляните, если бы их готовили в пищу, то наверно бы расчленили - порезали поперек на куски. А скелеты целые. Что же их целиком от головы до хвоста глодали?

* * *

За окном давно царил вечер, скоро нужно было заканчивать работу и закрываться.

- Зайди, пожалуйста, Энн, - попросил ее отец по селектору.

В его кабинете торчал Барток. Видимо, разговор между ними подошел к концу, и оба были очень довольны, потому что их смех она услышала еще прежде, чем вошла.

- Ты, конечно, не видела мой сегодняшний вечерний выпуск? Барток протянул ей сложенную вдоль газету.

- Да я никаких твоих выпусков не читаю, - она небрежно развернула газету и сразу наткнулась на огромный заголовок: "НАШЕСТВИЕ ГРЕМУЧИХ ЗМЕЙ НА ГОРОД", и ниже, но тоже крупным шрифтом - "ДЕТИ, СТАРИКИ И СОБАКИ - ТОЛЬКО ПОЛИЦЕЙСКИЕ НЕУЯЗВИМЫ, НАВЕРНО ПОТОМУ, ЧТО ДЕРЖАТ СЕБЯ ОТ ЭТОГО ПОДАЛЬШЕ".

- Ну как? - довольно осведомился Барток.

- Круто подано, а? - тоже с очень довольным выражением вставил отец.

Она тут же швырнула газету на стол.

- И вы для этого меня позвали?

- Нет, Энн! - отец встал и снова, развернув газету, показал ей фотографию чего-то похожего на одноствольное охотничье ружье, но с очень странным обрезанным стволом. - У Эдда гениальная идея, - отец постучал пальцем по фотографии, - эта штуковина бьет дробью и с пятнадцати метров разносит в клочья любую мишень. Каждый не умеющий стрелять человек может спокойно прибить гремучку даже не целясь! Я уже сделал заказ на оптовую партию в сорок тысяч штук, вот почему нам полезно, чтобы публика была слегка подогрета газетными новостями. К тому же, мы не сделаем этим ничего дурного, - он развел руками с выражением наивной простоты на лице, - разве плохо будет, если люди лишний раз подстрахуются?

- Все равно неприятно зарабатывать на несчастьях, папа.

Мистер Тьюберг выразительно изогнул брови, демонстрируя, что он и сам этому не рад, а Барток попросту хмыкнул и поспешил проститься.

* * *

Они так славно обо всем договорились со стариком Тьюбергом, что просто хотелось петь. Но прежде необходимо было заскочить в редакцию.

Там, за плотно закрытой дверью своего кабинета, Барток провел короткое, но очень важное совещание с двумя помощниками - ответственным секретарем редакции и еще одним особо доверенным сотрудником.

Речь шла о завтрашнем утреннем выпуске.

На столе уже лежала фотография мертвого пса, принадлежавшего родственнику секретаря и почившего в соседнем городе от какой-то случайной болезни. Очень выразительное цветное фото - серый с черными пятнами охотничий пес лежал на усеянной желтой листвой траве с окаменело вытянутыми лапами и судорожно сжатыми веками. Ощущение возникало печальное, и Барток остался доволен.

- Отлично, - заявил он, - это на сто процентов годится! Теперь, вот какой должен быть сопроводительный текст: "... верный пес не позволил змее проникнуть в дом и вот, бедняга, поплатился." ... А дальше, повышая тон: "Дескать, до чего в родном городе дожили! Ну ладно, сегодня спасла несчастная собака, а завтра кто?!"

Секретарь одобрительно хмыкнул.

- Теперь об этом мальчугане, - Барток взглянул на другого сотрудника, - кем он тебе приходится?

- Родным племянником.

- Твердый парень, не подведет?

- Можешь не сомневаться - лгун прирожденный!

- Отлично, тогда значит напишешь примерно так: "Мальчик выбежал утром делать зарядку, а в кустах - змея, и на него! Смелый мальчуган бросился в дом, схватил со стены отцовскую винтовку, но не попал, а змея, не будь дура, немедленно убралась. А если б парень палил из дробовика", - Барток довольно развел руками, - "которые как раз с утра завезли в магазин мистера Тьюберга ... Причем недорого ... Особенно для тех, кто ценит свою жизнь!" Все поняли, ребята? Ну действуйте, а я на заслуженный отдых.

- Нет, варит у него голова, - уважительно проговорил секретарь, когда за Бартоком закрылась дверь.

- Варит, - согласился сотрудник, - ... на пакости.

И оба засмеялись.

* * *

Барток любил свой одинокий дом, но спешил туда только в те, к сожалению, еще редкие дни, когда дела хорошо складывались, и ближайшее будущее окрашивалось розовым цветом. В такие моменты он всегда стремился поскорее вернуться, чтобы спокойно и с удовольствием подумать о хорошем. О плохом, или просто о нудных заботах лучше думалось в редакции, в маленьком, не очень удобном кабинете. Там все требовало усилий, и в такие вечера он подолгу задерживался на работе, неосознанно стараясь не вносить в дом серых тягостей.

Сегодня он спешил, сегодня был праздник!

Дело сделано беспроигрышное. Уж он-то отлично знал - что в этом городе завтра начнется.

Паника!

И все будут хватать тьюберговские ружья - лежалое старье, которое тому достанется почти даром, а продано будет по очень хорошим ценам. И двадцать пять процентов прибыли получит он, Барток. За отличную идею и отменную психическую обработку населения.

О той сумме, которую завтра старик Тьюберг переведет на его счет, ему нельзя было и мечтать. И вот, как с неба свалилось!

Это нужно было отметить.

Он не слишком тяготел к еде и напиткам, но всегда имел дома небольшие запасы деликатесов, как частичку дорогого благополучия, на которое он в силу редких обстоятельств может возыметь заслуженное право.

Он быстро и аккуратно переоделся, зажег в столовой яркий свет. Потом достал и расстелил красивую новую скатерть.

В шкафчике уже полгода стояло коллекционное красное калифорнийское вино, и он собирался сохранить его до Рождества или Нового года, но не было нужды больше ждать. Теперь он часто сможет покупать себе такие штучки. Когда захочет.

Тут же на столе появились отменные сардины и толстый кусок замечательной немецкой колбасы, настоящей, из-за океана. Когда он начал ее резать, белая обкладка сама сползла с темно-розовых кружочков, и воздух пронзил тончайший аромат - как будто все лучшие копчености мира собрались вместе, чтобы удивить и порадовать человека. Германцы - старая нация, и все, что они делали, передавалось и улучшалось из века в век - все, от роскошных готических храмов до колбасы.

Он всегда хотел посмотреть Германию, да и вообще Европу, но даже не планировал этого на ближайшие годы. Теперь вот поедет и посмотрит.

Ему вдруг захотелось поскорее выпить за это за все. И, откупорив бутылку, стараясь быть аккуратным, он быстро налил почти до краев высокий слегка расширяющийся бокал.