Ростислав Самбук - Скифская чаша

— В пять минут первого. — Рутковский знал, что здесь его позиции непробиваемы. Полковник, конечно, проверит его ответы и убедится, что между «Зеленым попугаем» и Энглишер Гартен Максим нигде не задерживался ни на минуту.

— И когда вы выехали из гостиницы сюда?

Этого вопроса Рутковский ждал, именно поэтому и взял Олега в машину.

— Минут через пятнадцать. Пока Лакута сосчитал деньги, ну, знаете, всякие слова...

— Итак, в двадцать минут первого.

— Да, в двадцать или двадцать пять.

— А сейчас десять минут второго. Пять минут мы разговариваем с вами, выходит, от «Зеленого попугая» вы ехали сюда двадцать минут?

— Да, — подтвердил Рутковский.

— Куда заезжали?

— Вот оно что!.. — оскорбился Максим. — Но, господин полковник, вы можете поручить службе охраны проехать от «Зеленого попугая» сюда кратчайшим путем и убедитесь, что быстрее никто не доберется.

— Конечно, проверим! — Лодзен усмехнулся жестко. — И не пробуйте обмануть меня, это вам дорого обойдется.

Рутковский понял, что выиграл эту игру. Конечно, нюх разведчика подсказывает Лодзену: со сменой гостиниц что-то не так, но стоит ли сейчас усложнять положение? Начать глубокое расследование — бросить тень на так хорошо проведенную операцию. Кроме того, кто-то может пронюхать о солидном куше, который полковник положил в карман. Нет, решил Лодзен, все это глупости, просто Рутковский еще не опытный и не знает всех правил, заведенных в разведке. Да и откуда ему знать?

— Идите и работайте, — отпустил Максима. — До конца рабочего дня, пожалуйста, не уходите из помещения.

Вечером, когда Рутковский выходил из станции, вахтер попросил его пройти в отдельную комнату. Два агента службы охраны тщательно обыскали его, извинились и отпустили. И в машине кто-то побывал: пачка «Кента» лежала на щитке, не совсем так, как оставил ее Максим. Делали обыск и на квартире. Слава богу, Рутковский предвидел это и вчера передал все ключи и технические средства Олегу.

Полковник Лодзен остался с носом.

— Ты можешь сейчас приехать к Сенишиным? — голос Стефы звучал тревожно.

— Конечно, дорогая. — Честно говоря, Максиму хотелось расслабиться после вчерашнего напряженного дня, тем более что вечером должен был встретиться с Олегом и забрать свою «технику» и ключи. Но почувствовал: что-то случилось — Луцкая даром не будет звонить.

— Выезжаю.

Стефания немного подышала в микрофон, видно, хотела что-то добавить, но ничего не сказала и положила трубку.

Стефа пила с Иванной кофе. Ее волнение уже немного улеглось, так как спокойно поздоровалась с Максимом и, допив кофе, повернулась к Рутковскому.

— Вчера убили Лакуту... — сообщила.

— Лакуту? — неподдельно удивился Максим. — Неужели?

— Его задушили в собственной машине в лесу неподалеку от Гармиш-Партенкирхена.

Рутковский понял все сразу: Богдан и Стефан... Их почерк.

Узнали о деньгах и ограбили Лакуту. Однако не подал виду, что догадывается об этом. Спросил:

— И зачем было нужно убивать Лакуту? Такой солидный и рассудительный пан.

— Ты видел его последним... — многозначительно возразила Стефания.

— Ну и что?

— Мне казалось, ваши дела...

— Может быть, ты подозреваешь меня?

— Подозревать будет полиция.

— Через двадцать минут после того, как мы расстались с Лакутой, я был на Энглишер Гартен. Кстати, перед этим видел, что вы с паном Зиновием разъехались в разные стороны.

— Следил?

— Смотрел в окно.

— Это тот Лакута, что у Стецько? — вмешалась Иванна. — Какие у тебя с ним дела?

Рутковский усмехнулся: если бы знала, почему пришлось ей с Юрием выезжать из Мюнхена. Ответил уклончиво:

— Пан Зиновий передавал полковнику какие-то бумаги. Я был простым связным.

— Таким уж и простым! — бросила на него острый взгляд Стефания.

— Какое это имеет значение? Главное: связным! — Максим подумал, что нужно немедленно позвонить Лодзену: начнется расследование, и полиция может докопаться до списков Лакуты. А это нежелательно со всех точек зрения.

— Ты не передавал пану Зиновию ничего такого, чем могли бы соблазниться грабители? — спросила Луцкая. — Свари нам еще кофе, — попросила Иванну. Та ушла, а Стефа добавила: — Может быть, ценности?

— Грабителям в наше время в основном нужны деньги.

— Ты заплатил пану Зиновию?

— Неужели это так важно, милая?

Стефания закусила губу.

— Выходит, я была последней пешкой в вашей игре!

— Ты никогда не будешь последней пешкой, — уверил ее Рутковский.

Стефа посмотрела подозрительно: не насмехается ли, но не заметила и тени иронии в глазах Максима.

— Почему? — все же спросила.

— Потому, что красива и умна. Кстати, Лакута поехал один?

— Конечно.

— Ну... ну...

— Что ты имеешь в виду?

— Могла бы быть со мной откровеннее.

Луцкая подумала немного и сказала совсем спокойно:

— О, я забыла, что ты наблюдал из окна.

— Я видел все, — подтвердил Рутковский.

Стефания посмотрела вопросительно, наверно, ей очень хотелось узнать, что же видел и знал Максим, но ничего не прочла на его лице.

— Кто повез Лакуту? — спросил Рутковский.

— Если бы знала...

— С одним из них ты разговаривала перед нашей встречей с паном Зиновием.

— Неужели он? — ужаснулась Луцкая, ужаснулась так натурально, что, если бы Максим не знал всех обстоятельств, обязательно поверил бы ей.

— У меня нет никаких сомнений, — подтвердил.

Стефания сверкнула глазами.

— Тогда дело принимает совсем неожиданный оборот.

— И ты знаешь это лучше меня, — отпарировал Максим.

Луцкая долго смотрела на Рутковского молча, будто хотела узнать, в какой мере можно быть откровенной. Наконец сказала:

— Кажется, это убийство не требует разглашения.

— Ты права, дорогая.

— Зачем ты перенес место встречи? И так неожиданно?

— Чтобы избавиться от лишних свидетелей. Погиб Лакута, а мог и я.

— Неужели?

— Если хочешь знать, у меня была большая сумма.

— Которую передал пану Зиновию?

Рутковский решил не таиться от Луцкой: все равно узнает.

— Грабители могли напасть на меня, потому и перенес встречу в «Зеленый попугай».

— И об этом знали только Лакута, я и...

— И еще двое?

— Да.

— И этих двоих сейчас нет в Мюнхене?

— Конечно. А сколько они?..

— Шестьдесят тысяч!

— Марок?

— Долларов.

— Ого!

— Видишь, они знали больше тебя.

Лицо Луцкой исказилось от злости — Рутковский впервые увидел ее некрасивой.

— Никуда они не денутся, — сказала уверенно. — Мы накажем их. А пан Зиновий!.. Боже мой, притворялся идейным борцом, а сам — за шестьдесят тысяч... Что продал тебе?

— Откуда у меня шестьдесят тысяч?

— Кому же?

— Можешь спросить у господина Лодзена.

— Американцам?

— Кто же еще может платить такие деньги?

Луцкая на миг задумалась.

— Американцы даром не платят, — ответила наконец, и Рутковский подумал, что она совсем не оригинальна. — Так что же могло быть у Лакуты?

Максим только пожал плечами, и Луцкая сказала с горечью:

— Все вокруг продается, боже мой, нет ничего святого! — Она хотела что-то добавить, но Иванна принесла поднос с кофейником.

— Звонил Юрий, — сообщила, — сейчас приедет.

Сенишин приехал и в самом деле очень скоро. Надел домашнюю куртку, налил себе рюмку коньяку.

— Сидите как на поминках, — заметил.

— Поминки и есть, — подтвердила Луцкая.

— Ты о Лакуте?

— Да.

Юрий понимающе взглянул на Рутковского.

— Теперь мне ясно... — начал многозначительно, но, увидев предостерегающий жест Максима, осекся.

— Что? — мимо внимания Стефании не прошло замешательство Юрия.

— Что нужно быть предельно осторожным.

— Открыл Америку, — махнула рукой Иванна. — Чтобы я не видела у тебя наличных денег!

— А ты как можно реже надевай свои драгоценности.

— И это называется драгоценностями? — возбужденно выкрикнула Иванна. — Два перстня и жемчужное ожерелье!

— Знаешь, сколько стоит одно ожерелье?

— И знать не хочу.

Луцкая презрительно скривила губы. Она не признавала почти никаких украшений и носила только скромный перстень с дешевым камешком. Юрий заметил гримасу Стефы и перевел разговор на другое:

— Сегодня у нас обедал сам пан Ярослав.

Сенишин не был лишен честолюбия и пыжился, когда в ресторане обедал или ужинал кто-нибудь из знаменитостей. Но разве Стецько такая фигура, чтобы гордиться его посещением?

— И он заплатил за обед? — язвительно отозвалась Иванна. — Всегда делает вид, что забыл кошелек, а потом дудки.

— И на этот раз... — вздохнул Юрий. — Да не обеднеем.