Станислав Родионов - Камень

Из кварцевого песка торчал полузаметенный кристалл. Сразу ослабевшей рукой он выдернул его и положил на ладонь.

Кристалл был чист и прозрачен - ни песчинки к нему не пристало. Казалось, что он вобрал в себя прохладу ночи и свет утра, да вот еще слабенькую желтизну воды - или это река в нем отражалась? Крупный, тут уже не караты, тут уже граммы...

Задохнувшийся Рябинин бежал к Маше с протянутой рукой - она даже ойкнула, опасаясь какого-нибудь сверчка или ужонка. Но тут же глаза ее блеснули не хуже кристалла.

- О-о!

- Я обещал...

Она взяла камень нежно, как птенца. Он лежал на ладони, пожелтев еще заметнее - от ее загара, от янтарных непросохших капель, от карих глаз... Маша, перевидевшая разных кристаллов, смотрела на него с беззвучным восторгом.

- Сколько каратов? - спросил он.

- Много.

- Чистой воды?

- Не совсем чистой...

- Но алмаз?

- Нет, Сережа.

- Неужели кварц?

- Топаз, полудрагоценный камень. Откуда он тут?..

Радость отпустила Рябинина.

- Огорчился?

- Не драгоценный, а полу-...

- Ты, Сережа, как тот португальский офицер...

- Какой офицер?

- Жил в середине прошлого века и нашел алмаз в семьсот каратов. Стал богатейшим человеком. Им даже полиция заинтересовалась: не украл ли? Но комиссия определила, что это топаз. Офицер не поверил и убил всю свою жизнь, доказывая, что владеет алмазом. Кончил он плохо.

- Я плохо не кончу, - буркнул Рябинин.

- Какая красота! - она гладила прохладные грани. - Память о первой твоей экспедиции.

- Топаз не мой.

- А чей же?

- Твой.

- Как мой?

- Я дарю, я обещал.

- Нет, такой дорогой подарок не приму.

- Тогда я швырну его в воду.

Маша поверила голосу и лицу - швырнет. Она взглянула через кристалл на солнце, рукой отвела ото лба ведомые только ей мысли, привстала на заскрипевшем песке и поцеловала Рябинина - не в щеку и не в губы, а куда-то в краешек губ.

Рябинин омертвело смотрел в потухший кристалл, стараясь оторваться от прошлого и вернуться в этот кабинет. Оторваться... Можно ли, нужно ли?.. Да и не оторвался ли он давно и наглухо? Оторваться - значит, потерять. Хочешь быть свободным - носи дешевые костюмы. Нет, хочешь быть свободным - потеряй память.

Он тронул пальцами холодные грани. Ни тепло комнаты, ни отраженный луч не согрели кристалла...

Рябинин вырос среди русских озер, грибных березняков и тропок во ржи. В юности жил в картофельных полях Новгородчины, в ее болотистых речушках и насупленных ельниках. В приморской тайге он был своим для сопок, быстрожелтых рек и зарослей дикого винограда. В Казахстане его душа растворилась в ветрах, в запахах трав и степных просторах... В те времена он жил в природе и с природой, не очень ее замечая, как не замечаешь того, в неизменности чего уверен.

Рябинин рос и старел, следуя своим путем - от пользы через любопытство к любви. Была и природа в его жизни. Иногда он ездил на юг, к заваленному телами побережью; иногда выезжал за город в затоптанный лесок; иногда шел на работу выметенными аллеями парка... Но однажды на обочине загородного осеннего шоссе он увидел ржавый пучок травы и забытую летом ромашку. И кольнуло в сердце. И пронзила ясная и горячая мысль - как много им потеряно...

Где теплая и тишайшая речушка, у которой вместо берегов - согбенные ивы метут неспешное течение своими плакучими ветками? И блесткие звезды на чернущем небе, костерок среди лютиков, в чугуне кипящая вода с солью и крапивой, чтобы раки были красные... Обмелели эти речушки, или мелиораторы их высушили, или усохли они в его душе?

А где сосновые боры, в которых можно было задохнуться от жара, запаха смолы и вереска? Где еловые гривы с пещерным мраком, висячими мхами и Соловьем-разбойником, - жил там Соловей-разбойник, жил. Где болота с громадными буграми, усыпанными бусинами клюквы? Где березовые рощи, куда не ступала нога человека, - чистые, прозрачные, словно кем-то выстиранные и выбеленные?

А где мороженое - нет, не брикеты-пломбиры-стаканчики, которые фасуются где-то на заводе, а толстый диск с неровными краями, зажатый двумя круглыми вафлями, сделанный теткой тут же, на твоих глазах?

А где Маша Багрянцева?

После той пронзительной мысли Рябинин стал жить виновато - как предал друга. И когда деревья мельтешили за окном поезда, когда видел одичавшую в парке траву, когда старушка продавала у метро букет подснежников, когда показывали природу по телевизору, когда место происшествия случалось в лесу, он мысленно шептал себе, им, деревьям. "Я вернусь". Когда, где, как? Но не возвращался, затянутый городом и человеческими отношениями.

Время шло, и Рябинин следовал своим путем - от пользы через любопытство к любви. Проходя парком на работу, он урывал минутку, чтобы постоять у знакомой березы, у никогда не плодоносящей яблоньки, у белой флоксины, у лиственного осеннего подстила... Стоял потерянно, как блудный сын. Когда-то он был с ними. А теперь они его не принимали, он знал, что его не принимают...

Жанна намекающе скрипнула бусами.

- Извините, - спохватился Рябинин.

- Замечтались?

- Да, немножко.

- А о чем? - улыбнулась она.

- Вам интересно?

- Очень.

Он видел, что ей и правда интересно, коли она даже отступила от своего дела.

- О будущем, - соврал Рябинин.

- В работе своего вы достигли... Любовь у вас была...

- Выходит, впереди у меня пусто?

- У меня и то пустота, - почти игриво бросила она.

Нет, от своего дела Жанна не отступилась, да ей от него не отойти, как она ни старайся.

- Что вас интересует в уголовном праве? - спросил он, непроизвольно мрачнея.

- Сергей Георгиевич, под суд когда человека отдают?

- Когда он совершил преступление.

- А доказательства?

- И когда есть доказательства.

- А что считается доказательствами?

- Показания свидетелей, предметы, отпечатки пальцев... Есть целая теория доказательств.

Она помолчала, обдумывая его слова. Рябинин не торопил - ждал зрелого, самоопавшего плода.

- А если нет свидетелей, предметов и отпечатков пальцев?

- Бывают косвенные доказательства... Жанна, мне трудно говорить, не зная сути дела.

Она так резко мотнула головой, что короткие волосы замели голову темным рыхлым сугробиком. Рябинин понял - его дело лишь отвечать на вопросы.

- А если нет доказательств? - повторила она.

- На нет и суда нет.

Жанна опять помедлила, размышляя. Молчал и он - его дело отвечать. Что могло быть у ее мужа? Автомобильный наезд, пьяная драка?

- Сергей Георгиевич... А если что-нибудь случилось после, то это доказательство?

- Не понял.

- До прихода человека...

- Георгия, - вставил он.

- До прихода Георгия все было в норме, а после его ухода что-то случилось. Это доказательство?

Рябинин натужно молчал, как внезапно занемог, пытаясь вспомнить латинское изречение; так и не вспомнив, сказал по-русски:

- После этого не значит вследствие этого.

- Не доказательство?

- Нет, доказательство, но лишь в ряду других.

- А других нет, - заметно повеселела она.

Улыбнулся и Рябинин, сам не зная чему. Видимо, радостному лицу женщины, которое на глазах ожило красотой и надеждой. Задрожали ресницы и взметнулись арочки бровей, готовые взлететь; удивленные губы опять стали грешными; покатые плечи покатились еще женственнее; а щеки, неожиданно худощавые, так и заиграли сдержанной силой.

- Ну, вот и все, - заключил Рябинин. - Жизнь продолжается.

- Я же говорила, что бог-бухгалтер следит за балансом.

- Но ваш баланс, Жанна, еще не раз нарушится, - сказал он, спохватываясь, ибо опять предрекал.

- Следственная интуиция?

- Нет, жизненный опыт.

- Почему же он нарушится?

Рябинин замялся, но предрекать так предрекать.

- Ну, хотя бы потому, что живете вы модой.

- Модой живут знаете сколько людей? И процветают.

- Мода для тех, кто ничего не имеет за душой. А мне показалось, что в вас теплится индивидуальность.

- Спасибо. Хоть теплится.

Отпущенная ушедшим напряжением, мысль Рябинина стала свободнее. Он придвинул листок и записал "Мода заполняет пустую душу, как мутная вода след в земле. Быть модным - значит, быть не самостоятельным".

- Про меня? - она поджала губы от якобы накатившего страха; вдруг про нее?

- Про всех.

Жанна вздохнула и не то чтобы возразила, а мягко не согласилась со всеми его словами о моде:

- Потрепанная книжка всегда интересней новой.

- Это уж стадность.

- Сергей Георгиевич, из ваших взглядов можно гвозди делать.

- Взгляды такими и должны быть.

- Мне кажется, вы со своими взглядами чаще ошибаетесь, чем я со своими. Мода плохая... А ведь она приобщает к культуре скорее, чем филармония и библиотеки.

- Это новенькое, - беспокойно сказал Рябинин.

Откуда она, внезапная тревога? Он уперся взглядом в стол, пробуя ее нащупать в памяти. Что-то он сделал не так, сделал недавно, только что...