Сергей Высоцкий - Антиквары

— Петушка видишь? — спросил Корнилов водителя. — К нему и подруливай. — Плотский объясняя как найти его дачу первым делом сказал про петушка: «В наших краях только один такой. Не ошибетесь».

— Да... — многозначительно произнес шофер, оглядывая дом Павла Лаврентьевича.

— Нравится домик? — спросил Корнилов.

— Домом нас теперь не удивишь, Игорь Васильевич, ответил шофер. — Яблони-то какие! Видать, садовод за ними приглядывает отменный. Сколько ехал — по два три яблочка на яблоне висит. А здесь...

Корнилов только сейчас заметил что яблони за забором усыпаны плодами.

— Ладно. — Он открыл дверцу. — Ты тут любуйся природой, а я пойду разговоры разговаривать.

Его порадовало, что на заборе нет традиционной надписи: «Во дворе злая собака» Только пожелтевшая от времени эмалированная табличка. Витиеватая вязь «ЗВОНИ- ОТКРОЮТЪ» опоясывала кнопку звонка. Полковник позвонил. Где-то в доме раздалась переливчатая трель уже вполне современного звонка. Высокая лет тридцати пяти женщина открыла калитку.

— Товарищ Корнилов?

Полковник кивнул.

— Прошу вас прошу. — Она сделала гостеприимный жест. Павлуша ждет вас. — Волосы у нее были гладко зачесаны. И два васильковых бантика как у девочки.

Она пошла впереди Корнилова, все время оборачиваясь, показывая то на один куст, то на другой.

— Это жимолость. Правда редкость в наших краях? Это стелющаяся сосна. И смотрите — прижилась!

У самого дома она спохватилась и протянула Корнилову руку. Протянула высоко так как протягивают для поцелуя.

— Ой, я и не представилась Валентина Олеговна Орешникова жена Павла Лаврентьевича.

— Очень приятно. — Полковник улыбнулся ей дружелюбно и пожал руку. — Игорь Васильевич.

— У мужа такая фамилия, что я решила оставить свою, продолжала она поднимаясь по ступенькам на большую с разноцветными стеклами веранду. Корнилов обратил внимание на табличку, прибитую над дверью «Адолии Роде Сад «Аркадия». Табличка была самая настоящая «всамделишная» сохранившаяся невесть каким образом с незапамятных времен.

— Мило, не правда ли? — Валентина Олеговна уловила интерес во взгляде Корнилова. — У нас есть один знакомый который словно маг раздобывает такие потешные вещи из прошлого. Представьте себе плакат. — Она не закончила фразы. Дверь веранды открылась на пороге стоял сухой подтянутый улыбающийся, именно такой, каким обрисовал его Семен Бугаев, Павел Лаврентьевич. Только глаза были не безразличные, а тревожные.

— Валентина требует сменить «Аркадию» на «Виллу Валентина», — сказал он, энергично пожимая руку полковника. Наверное, слышал их разговор в открытые окна веранды. — Я бы и рад, но где найдешь такую табличку? Не просить же мастеров у себя на заводе? Неэтично. Разговор с милицией, наверное, требует уединения? — Он посмотрел на Корнилова с хитрой улыбкой. — Валентина мы пойдем в кабинет, а ты готовь чай.

— Что ты командуешь? — кокетливо возразила жена. Может быть, Игорь Васильевич не возражает против моего присутствия?

Корнилов промолчал.

— Вас позовут, мадам, — так же шутливо ответил Плотский и, взяв полковника под локоть, повел по коридору.

Открытые окна кабинета выходили прямо на запад, и лучи вечернего солнца, пробившись сквозь густые заросли сирени, причудливо трепетали на стекле. Корнилов сразу обратил внимание на большой мраморный камин. В топке лежали ольховые поленья и даже несколько завитков бересты — поднеси спичку, и побежит теплое, живое пламя.

— У меня уже побывал ваш сотрудник, — сказал Павел Лаврентьевич, показывая полковнику на большое удобное кресло. Сам он сел в кресло-качалку напротив Корнилова и привычно оттолкнулся. — Очень симпатичный молодой человек. По фамилии... — Директор наморщил лоб, но, так и не вспомнив фамилии, махнул рукой... — Впрочем, это не так важно! Значит, происшествие на волейболе не разъяснилось?

— Возникли новые вопросы, — сказал Корнилов.

Павел Лаврентьевич улыбнулся.

— Осторожничаете. Интересная у вас профессия, Игорь Васильевич! Я в детстве мечтал стать сыщиком, а судьба по-иному распорядилась — стал директором завода.

— Судьба прекрасно распорядилась...

— Эх, Игорь Васильевич! — вздохнул Плотский и опять качнул кресло. — Это так кажется — директор, руководитель большого коллектива, почет, уважение, оклад, машина. — А что стоят для директорского здоровья такие понятия, как план, вал, номенклатура, соцобязательства?!

— У нас тоже есть свои трудности, — сказал Корнилов. Иначе я не тревожил бы вас в неурочное время.

— Да, понимаю. Готов помочь, если это в моих силах. Вас интересует мой шофер?

— Да, Антон Лазуткин.

— После вашего звонка я стал вспоминать: что же я знаю про Антона? — задумчиво сказал директор. — И ужаснулся! Почти ничего. Работает человек с тобой рядом, кажется, что знаешь о нем все — улицы, по которым он предпочитает ездить, любимые присказки и словечки, а когда вопрос встает серьезно — оказывается, этот человек для тебя совсем чужой. Да, я ничего не знаю о нем! По-настоящему. Чем живет, о чем думает...

— Он давно вас возит?

— Пять лет. Водитель прекрасный. Характер, правда...

Корнилов посмотрел на Плотского вопросительно.

— Антон — человек скрытный, себе на уме. — Он поморщился. — По-моему, умеет устраивать свои дела — всюду у него знакомые, друзья. Я имею в виду магазины, мастерские... — Директор широко развел руки. — И вообще. Я о нем ничего не знаю! Это плохо, но не станешь же насильно лезть к человеку в душу!

— Вам его кто-нибудь рекомендовал?

— Да. Мой помощник Сеславин. Он, знаете ли, всю мелочевку берет на себя. Предшественник Лазуткина ушел на пенсию. Сеславин нашел Антона. Если не ошибаюсь, в «Скорой помощи». Там ведь классные водители.

— Он знал Лазуткина раньше?

Плотский снова развел руками.

— Понятия не имею. Водит он хорошо, не ворчит, когда надо задержаться, остальное — вопросы отдела кадров, моего помощника. А почему вас так заинтересовал Антон? Если не секрет. — Он поднял ладонь с растопыренными пальцами. Ради бога, я секретами не интересуюсь.

— Какие у меня от вас секреты? — успокоил Корнилов Павла Лаврентьевича. — Ваш Лазуткин...

— Не мой, — покачал головой директор. — Не мой личный, заводской, принятый на работу отделом кадров.

— Лазуткин, — продолжал Корнилов, — возил вас иногда на волейбол. И многие видели его в обществе потерпевшего Терехова. Даже видели их ссорящимися.

Плотский удивленно смотрел на полковника.

— А кто такой Терехов?

— Один из игроков. Бугаев показывал вам его фото, вы сказали, что не знаете этого человека.

— Да, да. Показывал. Я действительно его не знаю.

— И никогда с ним не разговаривали? Не ссорились?

— Помилуй бог? Я ссорюсь только со своей женой. И то очень редко.

— Ну если не ссорились, то громко разговаривали?! Кто-то из игроков мог слышать ваш разговор.

— Нет! — Плотский говорил без всякого смущения. — Я не знаю этого человека. Может быть, и видел когда-то, но разве всех упомнишь?

Корнилов понял, что настаивать бесполезно. Даже если устроить очную ставку с Травкиной, директор разведет руками и скажет «Вы ошибаетесь, Еленочка. Я никогда не разговаривал с этим человеком!» Да если и ссорился, мало ли что бывает!

— Вы предполагаете, что ссора этого человека с Лазуткиным зашла так далеко? — спросил Плотский с любопытством.

— Сейчас трудно сказать.

— Постойте, постойте. — Павел Лаврентьевич поднял руку. — Когда убили Терехова?

— Тяжело ранили, — поправил Корнилов. — В прошлое воскресенье двадцатого.

— Двадцатого я ездил на волейбол с другим водителем.

— Лазуткин отпросился?

— Да. Какие-то домашние дела. Но время от времени мы ездим на волейбол с Сеславиным. Он хороший волейболист. И хороший водитель. И Антон получает выходной. А двадцатого и Сеславин был занят.

— И в то воскресенье Лазуткина на волейбольной поляне не было?

— Я же говорю, он отпросился!

— Лазуткина видели в тот день на поляне, — сказал Корнилов и внимательно посмотрел на Павла Лаврентьевича.

— Не может быть! Зачем? — Плотский недоумевал. — Он ко мне не подходил.

— Павел Лаврентьевич в последние дни вы никаких перемен в вашем Антоне не заметили?

Корнилов опять назвал Лазуткина «вашим Антоном», но на этот раз Плотский никак не среагировал.

— Нет. Не заметил, — рассеянно ответил директор и тут же спросил. — Что он делал на поляне в воскресенье? Может быть это ошибка? Кто-то обознался? Да и откуда его знают? В волейбол он не играет, лежит себе загорает.

— Зато вас знают. И знают что он — ваш шофер. Павел Лаврентьевич он никогда не предлагал вам купить старинный камин? — Полковник показал на камин, красующийся в кабинете. — Старинные бронзовые ручки панели красного дерева?