Неле Нойхаус - Кто посеял ветер

– Это ерунда, Оливер. Все мы добропорядочные граждане, а не убийцы. Я должен идти, увидимся вечером.

Он вышел из кухни. Боденштайн-младший сложил желтый листок пополам и сунул в карман. Судя по всему, отец относился к этой деятельности вполне серьезно. Возможно, она внушала ему иллюзию нужности, востребованности. Оливер ничего не имел бы против подобного увлечения, если бы в рядах противников создания парка ветрогенераторов не было людей, для которых человеческая жизнь не представляла никакой ценности.

– Ты не посмеешь! – Государственный секретарь гессенского министерства охраны окружающей среды смотрел на Яниса, кипя от злости. – Ты торжественно обещал мне, что мое имя упоминаться не будет!

– Мне очень жаль, Ахим, – произнес Янис без тени сожаления на лице. – Но ничего не поделаешь. Мне нужно каким-то образом подтвердить достоверность информации, иначе они исказят смысл моих слов.

У Ахима Вальдхаузена судорожно дернулся кадык. Они сидели в его неприметном серебристом «Фольксвагене», стоявшем на парковочной площадке перед зданием ресторана в Меденбахе на трассе А3. Эта площадка стала традиционным местом их конспиративных встреч. Мимо них проносились автомобили, направлявшиеся к Висбаденер Кройц[11].

– Я хотел сказать тебе это лишь в том случае, если ты собираешься завтра прийти на собрание. – Янис взялся за ручку дверцы, но Вальдхаузен схватил его за руку и удержал.

– Янис, пожалуйста, не нужно делать этого. – В его голосе прозвучала мольба. – Если всплывет мое имя, я потеряю работу. У меня жена, трое детей, три года назад мы построили дом! Я сообщил тебе эту информацию только потому, что мы с тобой старые друзья. Я был уверен, что ее источник останется анонимным!

В его глазах мелькнул ужас. Янис взглянул на него и подумал: почему этот человек так расположен к нему и даже называет его другом? Он с отвращением смотрел на покрытое капельками пота лицо, толстые, словно сардельки, пальцы, вцепившиеся в его предплечье.

Янис и Ахим когда-то были коллегами и работали в министерстве охраны окружающей среды, в отделе возобновляемых энергетических ресурсов. Но если Теодоракис предпочел надежной карьере государственного служащего более живую и интересную работу в частном секторе, то Ахим остался в министерстве и со временем, используя ошибки и просчеты других, занял довольно высокую должность.

– Послушай, Ахим, – сказал Янис. – Ты тогда рассказал мне все это потому, что был рассержен. Я тебя об этом не просил. Ты ведь хотел вытащить это грязное белье на свет, а теперь поджимаешь хвост.

Вальдхаузен имел зуб на своего тогдашнего начальника, который беззастенчиво брал взятки, а потом перешел с государственной службы на хорошо оплачиваемую должность в энергетическом предприятии. Теперь, когда он сам стал государственным секретарем, этот жалкий трус испугался, что его карьера может пойти под откос. Но Ахим Вальдхаузен был слеплен из крутого теста, чего нельзя было предположить, глядя на его женственные черты. Он все сильнее сжимал руку Теодоракиса. Его рыхлое лицо придвинулось так близко, что Янис различал каждую пору.

– Теперь ты пришел ко мне отнюдь не ради достижения возвышенных целей, – хрипло прошептал он. – Тобой движет мелкая, дешевая мстительность, стремление потешить свое уязвленное самолюбие, и при этом ты используешь других людей. Я предоставил тебе всю информацию при условии молчания о ее источнике. И если ты нарушишь это условие, я буду все отрицать, и никто тебе не поверит. У тебя нет ни единого доказательства, что ты действительно узнал это от меня.

– Ты угрожаешь мне? – Янис вырвал руку.

– Если желаешь знать, – холодно произнес Вальдхаузен, – да.

Они молча смотрели друг другу в глаза. Восемь лет работы бок о бок, совместные отпуска, вечера с барбекю – все было забыто. Они сражались с открытыми забралами.

– У меня есть доказательства, – сказал Янис после некоторой паузы. – Ты поступал весьма легкомысленно, посылая мне сообщения по электронной почте.

– Ты действительно грязная свинья, – с ненавистью прошипел Ахим Вальдхаузен. – Предупреждаю тебя, если ты публично назовешь мое имя, то пожалеешь об этом. Горько пожалеешь. Это я тебе твердо обещаю. А теперь вали отсюда! Вон!

Пия вновь недооценила плотность автомобильного движения в центре Франкфурта и подъехала к зданию Института судебной медицины на пятнадцать минут позже, чем планировала. На обочинах не было ни единого свободного места. По всей видимости, сегодня многие студенты решили отправиться на занятия не на традиционных велосипедах и трамвае, а на автомобилях. Кирххоф смогла припарковаться лишь дальше, на Пауль-Эрлихштрассе, после чего побежала со всех ног, чтобы успеть к началу вскрытия. Хеннинг не терпел опозданий, и у нее не было никакого желания испытывать на себе его приступы раздражения. Она протиснулась сквозь группу студентов-правоведов, стоявших у входа, коротко бросила секретарше профессора Кронлаге: «Доброе утро!» и поспешила по коридору с паркетным полом к лестнице, спускавшейся в подвал. Ровно в восемь Пия переступила порог секционного зала 1.

Обнаженный и вымытый труп Рольфа Гроссмана лежал на металлическом столе. Стоявшая рядом ассистентка Хеннинга Ронни Бёме поприветствовала Пию. Интенсивный запах разложения был невыносимым, но Пия знала, что через пару минут привыкнет к нему. В период их брака с Хеннингом она провела в этом подвале множество часов – и в выходные, и ночами, – наблюдая за тем, как он распиливает головы, исследует внутренние органы, выскабливает из-под ногтей вещество на предмет наличия в нем возможных следов ДНК, анализирует костные останки. Зачастую Пие, когда она хотела увидеться с мужем, не оставалось ничего иного, кроме как идти в институт. Его отношение к работе граничило с одержимостью, и недаром в двадцать восемь лет он уже получил докторскую степень, а на сегодняшний день его авторству принадлежали шесть книг и двести статей в специальных журналах. Пия знала каждое их слово, поскольку ей выпала сомнительная честь перепечатывать начисто его черновые материалы – сначала на пишущей машинке, затем на компьютере, – поскольку ни одной секретарше не удавалось разобрать каракули Хеннинга.

– А-а, вот и ты, – сказал он, увидев ее. – Доброе утро.

– Доброе утро. – Пия сделала два шага в сторону, пропуская его. – Где прокурор?

– Господин Хайденфельдер якобы застрял в пробке. И так каждый раз. Но мы его ждать не будем. У меня в десять часов лекция.

Он начал с наружного осмотра тела, произнося комментарии в микрофон, висевший у него на шее. Пия повернулась к доске с рентгеновскими снимками. За свою профессиональную карьеру она видела их уже вполне достаточно для того, чтобы научиться распознавать с первого взгляда перелом кости. При падении с лестницы Рольф Гроссман сломал грудину, правую ключицу, правую кость таза, правое плечо и ребра с левой стороны, со второго по седьмое. Все эти травмы не угрожали жизни, как и ушиб затылка.

– Впрочем, – сказал Хеннинг, – на момент падения он находился в состоянии сильного опьянения. Как показал тест, в его крови содержалось 1,7 промилле алкоголя. Есть еще кое-что, что должно тебя заинтересовать. На теле погибшего найдены следы волокон ткани, которые в данный момент исследуются в лаборатории. Если нам повезет, на рваной перчатке обнаружатся отпечатки пальцев или чешуйки кожи, которые можно будет подвергнуть анализу ДНК.

Это звучало многообещающе.

Хеннинг и Ронни составляли идеальную, сыгранную команду. Они работали быстро и эффективно. Строго следуя протоколу, доктор Кирххоф сделал скальпелем точный разрез на коже головы и отвернул ее лоскут. С помощью вибрационной пилы вскрыл крышку черепной коробки, сделав круговой разрез, и снял ее.

Что происходило с Гроссманом, когда он падал с лестницы? О чем думал в течение тех нескольких секунд, когда понял, что его ожидает неминуемая смерть? Что чувствовал, умирая? Испытывал ли он боль?

По спине Пии побежали мурашки.

Проклятье, подумала она, черт подери, что за идиотские мысли? Обычно для нее не составляло труда соблюдать разумную дистанцию с тем, с чем ей приходилось сталкиваться на работе. Почему сейчас у нее это не получалось?

– Ого, – неожиданно произнес Хеннинг.

– Что такое? – спросила Пия.

– Он все равно не прожил бы долго. – Хеннинг взвесил сердце покойника на ладони и внимательно рассмотрел его. – Большое увеличение левой части и рубцы. – Он бросил сердце в металлический тазик. – А вот и причина сильного внутреннего кровотечения. Разрыв Aorta descendens.

– Наверное, он сильно ударился грудью, – предположила Пия. Преодолевая приступы тошноты, она старалась сосредоточиться на процедуре вскрытия, на голых фактах, которые бесстрастно констатировал Хеннинг, но тщетно. Ей с трудом удавалось сдерживать стремившиеся вверх по пищеводу остатки тостов с «Нутеллой», смешанных с желудочным соком.