Ирина Глебова - Загадочный перстень

В постели Викентий Павлович никогда не думал о своих служебных делах. Давным-давно он приучил себя к этому. Как только гасил свет, начисто выбрасывал из головы кражи, убийства, засады, тюрьмы.… Сейчас, расслабленно и спокойно лёжа под лёгкой простынёй, чувствуя, как дремота постепенно размывает мысли и образы, он думал о письме, полученном из Крыма, о том, что Люся и дети плавают в тёплом море и собирают в прибрежном песке цветные камешки-халцедоны. Думал о Мите: какой толковый и умный парень, взрослый уже, просится жить отдельно. Это понятно: он чувствует себя взрослым, хочет самостоятельности. Что ж, через годик, может быть, и надо подыскать ему квартиру — неподалёку…

И лишь в самый последний момент, проваливаясь в сон, Викентий подумал: «Завтра… Наверное завтра всё прояснится…».

Утро вечера мудренее. Утром, как только он встал, Петрусенко сразу вспомнил одну фразу. Он слышал её от полковника Суходолина, но принадлежала она Коринцеву. Да, да, она звучала приблизительно так: если бы Коринцев сам не видел труп Загрельского, он не сомневался бы — убийство и подложные улики подстроил Загрельский. Именно ему нужно было убрать с дороги Коринцева и, желательно, навсегда. Именно Загрельский был человеком, способным и на подлость, и на преступление.

Те давние события необъяснимым образом переплелись с сегодняшними. Сейчас тоже есть труп — француз Аржен. Аржен, который, возможно, вовсе не француз, и вообще — загадочная личность, которую, почему-то, боялась Варя. Пальцы, покалеченные пальцы!..

Викентий Павлович уже понял, чем он займется сейчас, прямо с утра. В управление он подъехал только для того, чтоб захватить с собой унтер-офицера Акимова. Да напомнить Никонову:

— Серёжа, лезь на родословное древо Анненковых, не мешкай!

И поехал в здание военного архива. Хорошо, что Полтавский округ входил в сферу Харьковского гарнизона — все документы оказались под рукой. Акимов провёл его к нужным стеллажам, достал нужные бумаги. Отпустив унтера, Викентий Павлович расположился за столиком в тихом уголке, нашёл все записи, касающиеся штаб-офицера Загрельского.

Происхождение, родители, брат, сестра, гимназия… К этому, если нужно, он потом вернётся. А пока — дальше. Университет, медицинский факультет… Стоп! Медицинский! Это интересно. Правда, Владислав Загрельский окончил только три курса, потом был исключён. «За недостойное поведение»: кутежи, дебоши, не отданные денежные долги. Есть докладная записка двух преподавателей: они соглашаются с моральной необходимостью исключить Загрельского, но сожалеют, поскольку тот — очень способный к медицине студент, подающий большие надежды…

Аржен тоже медик. В Мюнхене он работал лаборантом, приглядывался, раздобыл бланки клиники — наверное, это было не слишком сложно. Подделал рекомендации… Однако, даже с рекомендациями простой лаборант не смог бы за три года стать отличным хирургом. А Загрельский — медик! Правда, недоучка, но зато — очень способный…

Почему, думая об Аржене, он всё время возвращался мыслью к Загрельскому? Загрельский уже почти семь лет, как мёртв! И всё же: если предположить, только предположить, что Загрельский не был убит в Севастополе, и что он — это Аржен. Тогда его должен был бы убить Коринцев. Узнать и убить! Узнать, например, по изуродованным пальцам. И Варя, она боится именно пальцев, потому что подсознательно помнит изуродованную руку насильника… Но в деле Загрельского нет упоминания о травме руки. Что ж, это понятно: войсковые сведения — это не криминальное дело, на особые приметы там внимания не обращают.

Но Коринцев не мог убить Аржена, у него, как раз, прекрасное алиби: в момент убийства он спасал девушку!

И тут Викентий Павлович чуть не задохнулся от догадки и негодования на себя, даже хлопнул ладонью по лбу. Всё так просто! Часы, их убийца мог намеренно разбить и остановить стрелки на нужном времени. А врачи ошиблись минут на пятнадцать-двадцать в определении срока смерти. Он ведь тогда ещё обратил внимание, что в номере закрыты все окна, и в комнате — жара: в отеле, несмотря на тёплую погоду, всё ещё топили. Да и доктора — не профессиональные патологи, а хирурги-глазники…

Значит, алиби Коринцева сомнительно. Но, впрочем, какое это имеет значение? «Если бы я сам, своими глазами, не видел мёртвого Загрельского…».

Был труп, тут ничего не поделаешь. И этот один факт рушит всю пирамиду, мысленно выстроенную Петрусенко.

… В управлении Никонова не было. Он оставил для Викентия Павловича записку: «Уехал к одному знатоку геральдики». Петрусенко понял: помощник вникает в родословную Анненковой. Он попросил принести ему в кабинет судебное дело Коринцева. Коль бывший осуждённый жил теперь здесь, то и копия его судебного дела хранилась в надзорных органах города. А Петрусенко затребовал её ещё сразу, как только узнал о криминальном прошлом Коринцева.

Набив табаком трубку и раскурив её, Петрусенко стал медленно листать странички, внимательно вчитываясь. Итак, тело убитого обнаружили в портовых доках. Он был заколот двумя ударами в область сердца. Орудие убийства — офицерский кортик с инициалами «А.К.», — нашли тут же, рядом с жертвой. В кармане кожаного полупальто лежала записка: «Мерзавец, оставь мою жену в покое! Иначе — себя погублю, а Юлию спасу!» Кортик принадлежал лейтенанту Коринцеву, записка, хотя и без подписи, — тоже ему. Был опознан почерк, да и сам Коринцев не отрицал своего авторства. За два часа до обнаружения убитого, в казино, где проводил время Загрельский, принесли записку, отдали ему. Загрельский прочитал, презрительно хмыкнул:

— Ревнивый муж хочет со мной поговорить! Ждёт за углом в карете. Да уж, так прямо и пробегу!

Приятели, окружавшие его, захохотали. Один спросил:

— Это Юленькин муж, что ли? Коринцев?

— Да он, кто же ещё! А я вот как!..

И Загрельский сунул скомканную записку в пепельницу, чиркнул спичкой. Клочок бумаги моментально осел на дно серым пеплом. Но через несколько минут Загрельский вдруг передумал.

— Чёрт с ним, пойду, встречусь, поговорю, — сказал. — А то подумает ещё, что струсил.

И ушёл. Больше Загрельского живым не видели. Жена Коринцева Юлия рассказала, что, перед уходом из дома на поиски Загрельского, муж устроил ей жестокую сцену ревности…

«Так, — подумал Викентий Павлович, останавливаясь на несколько минут. — Всё это нетрудно фальсифицировать. Записка, полученная в казино, сожжена, а другая почему-то оказалась как раз в кармане куртки, хотя написана была недели две назад. Но особенно — брошенный рядом с трупом именной кортик: это уже ни в какие ворота не лезет. Впрочем, в тех обстоятельствах могло показаться вполне правдоподобно…». Однако Петрусенко искал не оправдание Коринцева, а нечто совсем другое. Он стал читать дальше.

На официальное опознание мёртвого тела были вызваны два приятеля Загрельского и его любовница Юлия Коринцева. Самому Коринцеву тоже дали посмотреть на умершего, и он не отрицал того, что перед ним Загрельский. По правилам, хотя бы один из опознаваемых должен был быть близким родственником погибшего. Но таковых у Загрельского не оказалось. Родители умерли, замужняя сестра обитала с семьёй где-то в Канаде. Был у Загрельского брат, старше его на один год, жил в отцовском маленьком поместье под Житомиром. Но — вот роковое совпадение! — за месяц до гибели, Загрельский получил печальное известие: имение сгорело и в пламени погиб старший брат… Что ж, в те годы пожары бунтов полыхали по стране. Но, всё же, Петрусенко задержался на этом сообщении.

Как, однако, близко оказались гибели двух братьев! А ведь погодки часто очень похожи, почти как близнецы. А вдруг?.. Вдруг старший брат — это и есть то тело, которое мешает версии приобрести плоть и кровь? А Коринцев в гостинице Гранд Отель увидел и узнал Загрельского — живого?

Э-э, нет! Викентий Павлович одёрнул сам себя. Во-первых, все его умопостроения — это всё-таки домыслы. Никаких доказательств. И, во-вторых, как бы Загрельский, выдававший себя за давно умершего, рискнул появиться на родине? Харьков, конечно, не Севастополь, но ведь Полтава, где он служил, совсем близко! Вероятность встретить знакомых велика…

Но Петрусенко уже вошёл в азарт. Он искал объяснение всему, что играло на его версию. Внешность можно изменить. За границей есть отличные специалисты, и Загрельский, как медик, это знал. Решив стать мёртвым, он должен был идти до конца. Изменение внешности — шаг к тому. И тогда можно не бояться через годы появиться в знакомых местах.

Не успел Викентий Павлович сам себя похвалить за догадку, как вновь разочаровано покачал головой: но тогда как бы Коринцев узнал Загрельского? А по особой примете — искалеченным пальцам! Так же, как и Варя.

Эх, жаль, что нигде, ни в каких бумагах нет упоминания о том, что у Загрельского были покалечены пальцы — уже в те годы! А раз нет — нужно отказаться от этой детали, отбросить. Но что же, помимо пальцев, могло выдать Загрельского перед Коринцевым?