Стенли Эллин - Свет мой, зеркальце, скажи

Я замечаю, что Гольд что - то говорит.

- Я спросил, готовы ли вы отвечать.

- Оставьте свои вопросы, Гольд. Я хочу сознаться в преступлении. Я убил её. Это все.

- Давайте, Хаббен, прекратите игру.

- Послушайте, я признаю свою вину. Не этого ли вы хотели?

- Ну, не совсем! Вы отлично знаете, что вы уже признаны виновным. Вопрос, оставшийся открытым, - почему вы убили её.

- Потому, что она раздражала меня.

- Вот-те на! Но вы не убивали других женщин, также раздражавших вас, не так ли? Вашу жену, например, до того, как вы развелись? Ни одну из тех милашек, трущихся задом о ваше бюро и считающих, что нет более великолепного мужчины в мире со времен его сотворения?

- Нет.

- Что означает некую специфичность случая с Вивьен, не так ли?

- Да.

- Отлично. Два откровенных ответа сразу. Теперь посмотрим, как вы ответите на такой вопрос. Почему она была специфичным случаем, Хаббен?

- Вы видели её во всей красе, Гольд. Она не искала мимолетных приключений. Она хотела большего. Значительно больше того, что я готов был ей предложить.

- Неужели любовь?

- Называйте как хотите.

- А если я не хочу, вы не можете этого сделать, как в любительских фильмах, по которым вы нас провели.

Я умоляюще протянул руки к психиатру.

- Господин председатель, если мой собственный адвокат отказывается верить моим показаниям...

- Господин председатель, - яростно запротестовал Гольд, - если мой клиент воображает, что его гротескные историйки что-то доказывают...

- Секунду. Секунду.

Герр доктор жестом заставил нас замолчать и поглубже засел в свое кресло. Затем обратился к Гольду.

- Вы, конечно, понимаете, мэтр, что то, что вы называете любительскими фильмами, в действительности воспоминания обвиняемого, вызванные его доброй волей и без всякой попытки нас обмануть.

- Согласен, господин председатель. Но есть ведь и память подводит, мешая жизнь с дурной мелодрамой. Как в фильмах категории Б. Судя по последним фрагментам я просто констатирую, что он не хочет видеть того, чего не желает видеть.

Доктор задумался. Потом кивнул.

- Да, ваша теория не безосновательна. Вне всякого сомнения, состояние, в котором он находился до появления на сцене Вивьен, заставляет серьезно задуматься. Чрезмерное напряжение, осложненное алкоголем и авитаминозом. И все это замыкается на взрыве сексуальной активности. Эпизод может быть травмирующим. Он мог проистекать из воспоминания, бывшего большей частью желаемого. Да... Как вы говорите, мэтр, дурная мелодрама, огромная порция желаемого на хрупкой основе реальности.

- Высказанное столь высоким авторитетом предположение, господин председатель, меня устраивает, - ответил Гольд, кошмарный пожиратель дерьма. - Оно позволяет мне также предположить, что в некоторых сценах мой клиент продемонстрировал...

- Нет, нет, мэтр. Я могу уверить вас, что все предшествующие сцены были отображением реальности. Без преувеличений или преуменьшений. Условия, провоцирующие травму, существуют лишь в присутствии Вивьен. Для него эта сцена отмечена началом кризиса. Первое фатальное выражение желаемого, принятого за реальное.

Вивьен смотрит, как я раскрываю на постели чемодан и принимаюсь укладывать пиджаки и брюки.

- Итак, все? Это конец? Полный разрыв?

- Полный.

- Но ведь ты не обязан улетать полуденным рейсом. Есть ещё один в шесть часов. Нам останется почти весь день.

- Ты хочешь меня погубить? Ты же слышала, как я звонил своей жене вчера вечером.

- Прекрасно слышала. И это мне совсем не понравилось , Пит. Ни один мужчина вроде тебя не должен так трусить.

- Я вовсе не трушу, у меня обычная дипломатия.

- Ты позеленел от страха. Ты вспотел от вины. Как малыш, пытающийся лгать своей маме, спрашивающей его о грязных пятнах на ковре.

- Вив, не будь одиозной.

- Ты, несомненно, хочешь сказать, не будь серьезной? Потому что, откровенно, что нам даст, если кто-то из нас станет воспринимать вещи всерьез?

- Хороший вопрос.

- Тогда я жду такого же ответа.

Я ничего не отвечаю. Верхние ящики пусты, я поворачиваюсь к комоду.

- Можешь ли ты отрицать, что провел два лучших дня в своей жизни? спросила Вивьен. - Самые роскошные и восхитительные?

- Ну что ты, Вив. У меня были приятные моменты и до этого.

- С женщиной? С какой женщиной?

- Я не делаю записей. У меня нет маленькой красной книжицы, полной плюсов и минусов.

- В таких случаях говорят, - жаль? Слишком быстро для такого большого и крепкого типа как ты.

- Но ужасно грустно. Вив, ты действительно веришь, что я хочу вот так тебя оставить?

- Да.

- Ты отлично знаешь, что нет.

- Я знаю слишком многое. Я знаю, что сейчас ты ведешь себя, словно кол проглотил. Ты полон благородных решений. Никогда больше, говоришь ты. Это фантастично, но, в конечном счете, подобного рода шалости рискуют войти в привычку.

- Ты говорила, что не будет ни слез, ни упреков. Почему не продолжить в том же духе?

- Потому, что один из нас должен найти смелость переступить через это. И не думай, что я хоть на миг верю в твою болтовню о грусти. Ты одинаково запрограммирован на раскаяние и грехи. Знаешь ведь, они неразделимы. Грусть? Папуля, в этот самый момент ты наэлектризован восхитительным чувством виновности.

- В самом деле. И каждый раз, как только я перестаю быть электризованным собственной виновностью, ты будешь счастлива перезарядить мои батареи.

Она издала странный звук, смесь нервного смешка и перехваченного дыхания.

- Я презираю тебя, дерьмо!

- Неправда.

- Да, это неправда. Я люблю тебя, грубый садист. И прошу тебя сказать вслух, что ты любишь меня.

- Да.

- Что да?

- Я люблю тебя. И эти два дня были действительно фантастическими.

- Эротическая мечта всех бойскаутов?

- Нет, больше, гораздо больше.

- Это что, много? Будем серьезны. Объясни мне.

- Согласен. Когда я с тобой, я перевоплощаюсь. Я становлюсь квинтэссенцией самого себя. Широко открытым настежь и всепоглощающим. Познаю все, что со мной происходит. Становлюсь гигантским алчным и чувственным нервом.

- И это действительно так. Я схожу за дозой ЛСД.

- Вот потому - то, дорогая, я и прекращаю подачу тока. Слишком опасно, рискуешь оказаться разгуливающим по потолку вниз головой.

- А кто сказал тебе, что не этим ты сейчас занят? Просто новая доза меня вернет тебе уверенность.

- Знаю я, и ты знаешь: наши два дня кончились. И не будет их для нас больше никогда.

- О! Ни за что!

- Вив, будь разумна.

- Я очень разумна. Это не я веду себя так, будто мы вместе открыли нечто ужасающее и я должна быстро ретироваться. А то, что ты называешь прекращением подачи тока, я называю просто отключением. И перенести такого не могу. Как ты можешь так быстро отключиться? Вспыхнул - и погас. Как чертов электрокамин с автоматическим регулятором.

- Поверь мне, семья и положение - самые сильные регуляторы.

- Разве я пытаюсь оторвать тебя от семьи, от твоей работы? Ты отлично знаешь, что нет.

Это правда, и я это знаю.

Играя в открытую, она тотчас предложила иное решение.

- Все, чего я хочу, Пит, это взаимопонимания, чтобы мы пришли к согласию. Никогда я не постучусь в твою дверь, если буду знать, что ты не один. Но если я постучусь, ты должен впустить меня.

- Дорогая, моя дверь находится в Нью-Йорке. В шести тысячах километров отсюда.

- Где бы она ни была.

Она смотрела, как я открываю нижний ящик, набитый бельем.

- Что за восхитительные вещицы! Но ты не можешь взять их с собой. Потому что все белье под твой размер. С интересными пятнами и следами губной помады. Это тебя выдаст.

- Если не сказать хуже.

- Тогда оставь все у Герды перед отъездом в аэропорт. Она сможет переслать по надежному адресу в Нью-Йорк, со всеми вещицами, купленными тобой для жены.

- Она должна переслать их к Кенне.

- Ну? Ты хочешь сказать, что все предусмотрел? И для этого ты сделал такие дорогие подарки своей жене?

- Ты лукавишь.

Она широко раскрыла глаза и заморгала ресницами.

- Я? О! Рэт Батлер, что за гнусным льстецом вы стали!

Ирвин Гольд ликует.

- Вы внимательно следили за этой сценой, господин председатель? За возней с бельем? Вот что называется раскрыть себя. Неотвратимое свидетельство того, что присутствующий здесь мистер Мускул имеет обыкновение переодеваться травести.

- Верно, мэтр.

- Верно?

Я хотел рвануться, но боль сковала меня и я едва смог говорить. Создалось впечатление, что эти инквизиторы трут все мое тело наждачной бумагой.

- Вы осмеливаетесь заявлять, что столь беспочвенное обвинение верно?

- Ах, Пит, Пит, диагностика - не обвинение, одумайтесь. Но то вызывающее белье, о котором вы сейчас поведали, было вашего размера.

- Так же как Вивьен. И Карен. Это на них вы видели его надетым.

- Тоже верно. Но не забывайте, что вы теперь восстанавливаете воспоминания, которые бессознательно изменяете под тот образ, который хотите создать.