Виталий Гладкий - Змея за пазухой

— Дык я что, я ничего… — Тимоха сокрушенно вздохнул и, снова бросив косой взгляд на соблазнительно оттопыренные карманы «быков», облизнулся, словно кот на сметану. — Слышь, Никита, может, займешь до получки стольник? — спросил он больше по инерции, нежели всерьез питая надежду.

Он и Никите был должен около тысячи. Но это было поначалу, когда Измайлов получил квартиру и не знал, кто есть кто в доме и в подъезде. Спустя какое-то время он начал посылать Тимоху, клянчившего очередной «грант», по известному адресу. А что касается получки, то это слово могло вызвать у любого человека, знакомого с Тимохой, гомерический смех. Он нигде и никогда не работал ни единого дня. Если, конечно, не считать работой «рейды» по мусорным бакам. Он и его жена собирали макулатуру, пластиковые и стеклянные бутылки, тряпки, металл… в общем, все то, что имело хоть какую-то ценность и что принимали пункты вторсырья.

— Держи… — Достав из кармана сто рублей, Никита всучил их Тимохе, обалдевшему от столь неожиданной щедрости.

— Никита… клянусь… гад буду — отдам! — Осчастливленный Тимоха схватил трясущимися руками деньги и помчался вниз по лестнице как молодой, хотя ему уже давно стукнуло сорок. — Спасибо! — послышалось запоздалое — уже из парадного.

— На здоровье… — буркнул Никита и захлопнул за собой дверь. — Пить нужно в меру, — продолжил он философски и тут же с сомнением добавил: — Но кто ее измерит, эту меру?

Его ни в коей мере не интересовала судьба «быков». По идее, он ничего им не сломал, а значит, и нечего беспокоиться. Но если они еще раз вздумают напроситься в гости, вот тогда разговор будет по-серьезнее.

Однако Иваныч и Леке предпочли убраться без лишних разборок. Что было несколько странно — такие ребята от своего редко отступают. Не выполнить приказ босса они не могли, это закон. Значит, созвонились с ним и им поступили новые указания. Какие? Кто этот босс? И что ему нужно от такой ничтожной личности, как армейский майор в отставке?

Вопросы, одни вопросы… А ответов — ноль. На душе было муторно. Никита проследил, как непрошеные гости уселись в козырный джип и отбыли восвояси, а затем отправился на кухню — выпить чашку кофе. Он не очень привечал этот напиток, больше чаи гонял, но разговор с «быками» почему-то вызвал в нем непреодолимое желание услышать его запах и ощутить горьковатый вкус.

Жизнь на гражданке у него не сложилась. Вроде и не стар, здоровье еще есть и сила, но ничего, кроме должности дворника, в городской службе занятости предложить ему не могли. И то верно: у него была только одна профессия — родину защищать. Представив себя в оранжевой безрукавке и с метлой, Никита невольно содрогнулся и отказался от столь «лестного» предложения наотрез. На что сердобольная женщина, которая подыскала ему вакансию и у которой сын недавно окончил военное училище, сказала: «Напрасно вы так. Сейчас кризис, люди берутся за любую работу, чтобы выжить».

Но Никита не внял разумному совету и превратился в настоящего пенсионера со всеми вытекающими из этого статуса последствиями. Он много спал, вернее, отсыпался, потому как в армии сон был самой большой ценностью, часами торчал возле компьютера, смотрел телепередачи, перечитал кучу умных книг, ходил в магазин и на рынок за продуктами и иногда даже сиживал на скамейке в скверике, неподалеку от дома, где обычно собирались мужики пенсионного возраста, чтобы травить байки или распить бутылку.

Монотонная жизнь, потерявшая всякий смысл, в конце концов потребовала хоть какой-то разрядки, которую Никита нашел в спиртном. Он не стал пьяницей, у него в организме был какой-то тормоз, но спиртное не могло заменить активный образ жизни, и Никита с ужасом начал сознавать, что еще год-два такой жизни — и ему грозит деградация. Тем не менее менять что-либо в своем образе жизни он не имел ни малейшего желания, и не то чтобы не хотел, а просто не мог.

Вторжение двух «быков» подействовало на Никиту словно освежающий душ. Удивительно, но он даже не глянул в сторону буфета, где стояла недопитая бутылка водки. Обычно завтрак — чаще всего это была яичница с беконом — он начинал с рюмки. Однако сегодня даже мысль о водке показалась ему неприятной. Никита с детства обладал неплохой интуицией, которая получила дополнительное развитие в армии, и теперь он чувствовал, что главные события впереди. Визит двух мордоворотов, которые хотели отвезти его на рандеву с каким-то боссом, ничего хорошего ему не предвещал. Но кому он понадобился? И зачем?

Тревожные мысли обуревали Никиту почти три часа — как раз то время, за которое он убрался в комнатах. Он и взялся за уборку только по одной причине — чтобы выбросить из головы нехорошие предчувствия. Однако избавиться от них было гораздо труднее, нежели выскрести и отмыть всю грязь, скопившуюся в квартире за месяц, и отправить в мусорный бак два больших мешка пустых бутылок от водки и разных прохладительных напитков. В конечном итоге квартира засверкала, как новенький пятак, но работа от мрачных мыслей так и не избавила.

Тогда разозленный Никита включил стиральную машину, а также музыкальный центр (почти на полную громкость) и стал готовить обед — картофельный супчик и овощной салат. Увлекшись, он чисто интуитивно определил, что к нему кто-то снова напрашивается в гости, — разудалый шансон напрочь глушил все звуки, в том числе и стук в дверь.

На этот раз стучали аккуратно, можно даже сказать интеллигентно. Никита вырубил звук, подошел к двери и посмотрел в глазок. На лестничной площадке стояла какая-то женщина. Освещение было скудным, поэтому он не смог определить, кто это. Скорее всего, соседка снизу, решил Никита. Пришла с претензиями. Видимо, ей не понравился «концерт», который устроил Никита с помощью музыкального центра. Действительно, акустика в доме была отменной; когда Тимоха начинал ругаться со своей супругой, весь подъезд (от первого до девятого этажа) слышал потрясающие изыски устного народного творчества — по части ругани жена Тимохи могла заткнуть за пояс любого боцмана.

Никита отворил дверь и сказал:

— Будем считать инцидент исчерпанным. Я уже выключил звук.

— Нико, ты не узнал меня?

Этот тихий, до боли знакомый женский голос подействовал на Никиту как выстрел из снайперской винтовки. Он инстинктивно отпрянул назад и даже хотел закрыть дверь, чтобы избавиться от неожиданного наваждения, но в последний миг опомнился и каким-то чужим, подрагивающим голосом задал совершенно глупый вопрос:

— Ты ко мне?

— К тебе. Можно войти?

— Входи…

Она прошла в гостиную, осмотрелась. Никита взял себя в руки и уже гораздо спокойнее и тверже предложил:

— Присаживайся… Сюда.

Она села в кресло и привычно поджала ноги. Когда-то Никита очень любил эту позу. Она была потрясающе эффектной — как в журналах мод. Но у Полины (так звали его гостью) это получалось само собой. Она вообще отличалась каким-то аристократическим изяществом. У Полины была отличная фигура, и от нее просто веяло шармом, даже когда она носила дешевенькие детдомовские платьица. Полина (как и Никита) была подкидышем, и можно только догадываться, кто ее родители. Но гены у нее точно непростые; ее так и прозвали — Принцесса.

Правда, не исключено, что это прозвище Полина получила за свое увлечение лицедейством. В детдоме организовали самодеятельный театр, и Полину в сказочных представлениях обычно назначали на роль принцесс. А уж роль Снегурочки она застолбила начиная с первого класса. У бойкой на язык Полины была хорошая память, и она запоминала сценарий новогодних торжеств за очень короткое время, что весьма импонировало худруку.

— Как ты нашла меня? — спросил Никита, чтобы разрядить длинную паузу.

Он уселся напротив Полины и чувствовал себя неловко под ее пристальным взглядом.

За те годы, что они не виделись, она стала еще краше. Возможно, этому способствовал искусный макияж и прочие женские ухищрения, но Полина выглядела словно кинозвезда с обложки модного журнала. Некогда угловатая девичья фигура округлилась где нужно, стала сочной, как созревший персик. И только ее обычно искрящиеся весельем глаза поблекли, потускнели, словно покрылись темным флером. Видно было, что Полину гнетут какие-то мрачные мысли, хотя она и старалась не подавать виду.

— Мне сказали…

— Кто?

— Алеша Кривицкий. Вы с ним встречались.

— А… Понятно.

Кривицкий всегда был белой вороной среди детдомовцев. Он никогда не хулиганил, не воровал, правда, драться умел не хуже городской босоты, но старался держаться подальше от нарушителей детдомовских порядков. Видимо, это свойство характера и подтолкнуло его поступить в школу милиции. Теперь Алекс Кривицкий был важной шишкой в городском управлении внутренних дел — возглавлял убойный отдел.

Встреча с ним у Никиты получилась совершенно случайной. По приезде в город, буквально на второй день, Никита решил посетить местную «достопримечательность» — кафе-бар «Горбушка». В свое время это была примитивная забегаловка, где любой желающий (невзирая на возраст и общественное положение) мог выпить сто грамм и закусить удивительно вкусным бутербродом — румяной булочкой с сосиской и сладкой горчицей. (Впрочем, не исключено, что он был вкусным только для вечно полуголодных детдомовцев.)