Эдуард Тополь - Охота за русской мафией

– Прими мои соболезнования, – сказал я.

– Спасибо, что пришел. Останься на поминки, – ответил он.

Но что-то мешало мне пойти к нему в дом и пить водку в той самой квартире, где несколько дней назад в ванне Таня лежала мертвой.

Когда через полтора года уже не только русская газета, а нью-йоркские газеты сообщили об убийстве Брохина, я тут же вспомнил о загадочно-«случайной» смерти Тани и решил, что здесь таится какой-то кровавый любовный треугольник.

Однако детектив Барри Друбин из 17-го участка, которому выпало расследовать убийство Брохина, был другого мнения. По записным книжкам Юрия он довольно быстро установил круг его знакомых: в этот круг входили в основном картежники, игроки на ипподроме и торговцы наркотиками и оружием. Как в Москве звание сценариста было у Брохина только прикрытием для подпольной «суеты на улице Горького», так в Нью-Йорке звание «писателя» прикрывало его другую деятельность. Но одно обстоятельство мешало Друбину быстро закончить это дело – почти все русские приятели Брохина, на которых в полиции были сведения об их преступной активности, отказывались давать показания по-английски, ссылаясь на плохое знание языка. Конечно, Друбин мог пригласить переводчика, но тут он вспомнил, что в БКОП[2] есть детектив Питер Гриненко, русский по происхождению. А одно дело допрашивать людей через переводчика, и совсем другое – если допрос ведет профессиональный следователь на родном языке преступника. Друбин позвонил Питеру, и 21 декабря Питер приехал на Пятьдесят четвертую улицу, к 17-му участку. Было 6.40 вечера, до первого интервью с каким-то русским оставалось 20 минут. Припарковав свою «тойоту» 69-го года среди полицейских машин, Питер перешел через Третью авеню в деликатесный магазин. При его росте 178 см и стокилограммовом весе он ел не так уж много, но сейчас, после длинного рабочего дня, чувствовал голод. Окинув взглядом витрину, он купил креветки, рисовый пудинг, бутерброд и кофе и с пакетом в руках вернулся в полицейский участок. Офис детективов на втором этаже был почти пуст, если не считать Друбина, который ждал русского по имени Пиня Громов.

– Садись и ешь, я сейчас вернусь, – сказал Друбин Питеру и ушел искать фотографа для съемки этого Громова.

Питер сел за стол, вытащил из пакета бумажную коробку с креветками и стал есть. Через минуту в офис вошел темноволосый остроглазый мужчина в сером костюме, лет тридцати четырех, с фигурой полнеющей, но еще помнящей спортивную тренировку. Он не постучал, как сделал бы русский эмигрант, а вошел как свой, как сотрудник полиции. Но спросил:

– А Друбин здесь?

– Он сейчас придет, – сказал Питер.

– Вы тоже к нему? – И мужчина посмотрел на пакет креветок в руках у Питера.

– Да.

– Вы Громов?

Питер усмехнулся:

– Разве я выгляжу русским эмигрантом? Детектив Питер Гриненко из БКОП. А ты?

– Вильям Мошелло, ФБР. – Мужчина снова посмотрел на креветки.

– Хочешь? – Питер протянул ему пакет с едой.

– Я приехал из Квинса и… – сказал Мошелло. – После целого дня работы…

– Можешь ничего не объяснять. Если не любишь креветки, возьми бутерброд и рисовый пудинг. Бери, бери! – Гриненко разломил бутерброд пополам и вручил Биллу.

– Спасибо! – сказал Билл.

Через пару минут, заканчивая с креветками и пудингом, они уже знали друг о друге почти все.

– Все хотят русскую мафию, – говорил Билл. – Мое начальство, пресса и даже, я думаю, президент Рейган. Но как я могу найти им «красную мафию», если я один на всю эту ебаную комьюнити, а советских преступников хер знает сколько! Каждый день в аэропорту Кеннеди садится самолет с русскими эмигрантами – пойди узнай, кто из них будет Барышников, а кто – русский Гамбини. И – я не говорю по-русски. Если ты помогаешь Друбину, может, ты и мне поможешь интервьюировать русских? У меня есть несколько интересных дел…

– Например?

– Ну, например, фальшивые русские золотые монеты прошлого века. Они подделывают их так, что не отличишь. Или подделка автомобильных прав. Ты не поверишь – это у них целая индустрия. Что ты думаешь?

– Посмотрим… – неопределенно сказал Питер.

У него было прекрасное положение в БКОП, а недавно его, как эксперта, даже приглашали выступить в сенате на заседании специальной комиссии по борьбе с автопреступностью. И все-таки уже в январе 1983 года, то есть после месяца работы с Барри Друбином и Биллом Мошелло, Питер вдруг почувствовал, что теряет интерес к расследованию угона автомобилей. Дела, которыми он так увлеченно занимался 12 лет, вдруг показались ему рутиной, а обнаруженная где-нибудь в Пенсильвании очередная дюжина ворованных грузовиков стоимостью в пару миллионов долларов – грудой бездушного металла. Зато тут, в офисе Друбина и в ФБР у Мошелло, он заглянул совсем в другой мир – мир русской колонии, полный интриг, игры нервов, непонятных характеров и странной психологии, которая на языке профессионалов обозначается расплывчатым понятием «советская ментальность». В нее входило все – фанфаронство, хитрость, жадность, презрение к закону, жестокость, самоуверенность и вызывающая наглость. Тот самый Пиня Громов, на которого в полиции были данные, что в СССР он отсидел 6 лет за грабеж, а здесь торгует наркотиками, – этот самый Громов, развалившись в кресле во время интервью с Друбином и Гриненко, хвастливо пригласил всех полицейских 17-го участка на бармицву своего сына…

И может быть, потому, что эта ментальность была сродни образу той страны, из которой они приехали, Питеру показалось, что наглость русских – это личный вызов ему, Питеру Гриненко, американскому детективу. Потому что СССР не только оккупировал Афганистан, давил танками пражских и варшавских студентов и сбил корейский авиалайнер. Еще раньше, в годы русской революции, там, в России, коммунисты расстреляли всех до единого мужчин – родственников Питера по материнской линии. Поэтому в марте 1985-го Билл Мошелло через своего начальника Джеймса Морфи легко добился перевода Гриненко из полиции в ФБР для «специальных расследований русской криминальной активности», а проще говоря – для охоты за «красной мафией». Сидя в своем кабинете на фоне американского флага и эмблемы ФБР, Джеймс Морфи сказал тогда Питеру Гриненко и Биллу Мошелло:

– Примерно год назад Роберт Левинсон, один из лучших наших агентов, на основе криминальной статистики и данных контрразведки высказал предположение, что КГБ намеренно накачивает еврейскую эмиграцию советскими преступниками. Но так ли это на самом деле? И если так, то сохраняют ли эти преступники связи с КГБ? Работают ли они по заданиям Москвы? Или просто выброшены из СССР для очистки страны? На все эти вопросы мы должны ответить. Точнее: вы должны ответить. Потому что смотрите, что они делают, эти русские, – Афганистан, Ангола, Лаос, Куба, Никарагуа, а теперь уже и прямо в Нью-Йорке, на Брайтон-Бич! Так что давайте, ребята, я верю – вы сможете сделать это!

И поначалу казалось, что они действительно словно созданы быть партнерами – импульсивный здоровяк Гриненко, не знающий усталости, фонтанирующий детективными идеями, и остроглазый, аккуратный, с адвокатским образованием Мошелло, умеющий схватить любую сырую и рисковую идею Питера, превратить ее в законно оформленное расследование и получить на это не только начальственное «добро», но и солидный бюджет.

Однако уже через пару месяцев жизнь стала подтачивать это так быстро возникшее единство: многочасовые интервью и допросы русских, которые Питер вел на русском языке, как бы отодвигали Билла на второй план и тем самым ущемляли его самолюбие. И хотя он боролся с этим чувством и не хотел признаваться в нем даже самому себе, эта мальчишеская уязвленность периодически прорывалась вот такими, как сейчас, взбрыками.

– Что я должен был с тобой обсудить? – сказал ему Питер. – Контрразведка передала нам этого yobaniy русского, который хочет сообщить о каком-то преступлении. Так что тут обсуждать?

– Yobaniy значит to be fucked, – тут же улыбнулся Билл с гордостью школьного отличника.

– Гуд! Ты делаешь успехи в русском, – сказал Питер. – Поехали!

– Bardac? – спрашивал Питер, ведя служебный «плимут» из Квинса в Манхэттен.

– Whorehouse, – отвечал Билл.

– Bliad?

– Beach, whore.

– Mudack?

– Idiot, stupid.

– Yiebat?

– «To fuck» в значении «наказать», «употребить». А теперь ты скажи. – Билл открыл словарь русского мата и жаргона, составленный Монтерейской лингвистической школой для агентов ФБР и ЦРУ, прослушивающих телефонные разговоры советского посольства в Вашингтоне и других советских офисов в США: – Что такое «dristun»?

– Не знаю.

– Слабак, трус, бздун, – прочел Билл. – А теперь – «drochit»?

– Не знаю, – признался Питер.

– Мастурбировать, а также – дразнить, надоедать. А как насчет «zalupa»?