Олег Вихлянцев - Контрольный выстрел

Сижу в камере, жду борта на Тузель. Жара - офигеть! Жрать не дают плевать, пусть сами в такое пекло давятся. А вот пить охота.

- Земляк! - зову солдата из комендантского взвода, проходящего по коридору мимо. Я его в дверной глазок увидал. - Слышь, земляк!

- Чего тебе? - спрашивает, сплевывая сквозь зубы.

- Дай воды, а? Пить хочется.

- Я те щас по зубам надаю! Уёжище, - и пошел дальше.

- Выводной! - кричу я и долблю изо всех сил до обшитой железом двери ПКТ.

-Что случилось? - перед окошком появляется заспанное хлебало солдата.

- В сортир хочу,- говорю ему.- Выведи, а то камеру обделаю, до дембеля мыть будешь.

- Ладно,- соглашается тот.- Выходи. Руки за спину! Пошел вперед!

Выводит меня во двор. А я глазами по сторонам зыркаю. Может, думаю, где кран с водой нарисуется. Крана нет. Зато чуть в сторонке две девчонки-пра-порщицы медицинской службы сидят в тени. А перед ними фляжка комбинированная на земле. Нового образца, пластмассовая. Я шаг замедлил и кричу:

- Сестрички! Водичка есть?

- Есть! - отвечает одна. И из фляжки в чеплыжку наливает доверху. Объясняю: чеплыжка - это верхняя крышка комбинированной фляги. Вместо кружки солдату. Вмещается в нее ровно триста тридцать граммов. Во, думаю, класс! Щас водицы глотну. Прапорщица тем временем подходит ближе. А выводной почему-то не дергает меня, не запрещает ей подойти. Только молча кривится.

Беру я чеплыжку и одним глотком ее - шарах! Ё-моё! Честно скажу, чуть не сдох. В чеплыжке неразведенный медицинский спирт оказался - девяносто шесть градусов. А температура воздуха во дворе - плюс сорок шесть. И не жрал я ни крошки два дня. И воды не пил сутки почти. Короче говоря, отрубился на месте.

Прихожу в сознание в камере оттого, что кто-то бьет меня ногами. Больно выть хочется. И не могу. Во рту все пересохло. Глянул: это Конопля, сволочь, избивает меня. Молча. Изо всех сил.

Я как очнулся, так снова и отключился. Конопля мне по башке заехал полуботинком. Потом солдаты из караула пару ведер воды на меня вылили. Откачали. Конопля говорит:

- Это тебе на дорожку было. Поднимайся, пьянь. В Ташкент летим.

Наручники на меня - шарах. Затем на самолете в Ташкент. Конопля сопровождал меня. Лучшего сопровождающего не нашлось. Козлы!

Я у Конопли уже в Ташкенте, перед тем как в следственный изолятор отправиться, спрашиваю:

- На фига наркоту подкинул? Это ж тюрьма!

- Это,- говорит,- "контрольный", чтоб наверняка сел.

И улыбнуться хочет. Да не может. Харю я ему классно пропорол.

Дальше мы с ним разными дорогами пошли. Конопля в отпуск по ранению, в Москву поехал, к папочке-генералу, фронтовые раны залечивать. Наверняка, паскуда, телкам рассказывать будет, как свирепый душман в рукопашной схватке пасть ему разодрал. Я - после суда и вынесения приговора - по этапу в Учкудук. Зона там есть, уран добывают. "Учкудук! Три колодца!" Слыхали песенку? Вот это он и есть.

Скрывать не стану, здорово я на Коноплю тогда разобиделся. Нет, ну правда! Надавали друг другу по рожам. Пусть я солдат, а ты офицер. Отправь меня в дисбат, как все нормальные люди делают. Но в зону-то зачем? Это уже перебор, по-моему.

Когда по этапу меня переправляли, конвойщики посмеивались:

- Учкудук, говоришь? Веселись - стоять не будет! Кстати говоря, трепались. Бог миловал. В этом я не раз после отсидки убеждался. Но то было после, через пять лет, которые мне еще предстояло отмантулить , как папе Карло. И при всем при том умудриться никуда не залететь, что с моим характером практически невозможно. Я ж непременно в какое-нибудь дерьмо вляпаюсь!

Короче говоря, шагнул я в зону. И приняли меня там как родного. Будет время, расскажу. Хотя ничего интересного в зэковских буднях нет. Горе людское за колючей проволокой, помноженное на тяжесть совершенных преступлений. И несвобода. Вот что страшно. Уж лучше под пули. В Афгане тоже страшно. Но лагерь - это центр ада. День за днем преследует неутолимая жажда воли. О таком ничтожестве, как засадивший меня сюда лейтенант, я и думать забыл. Хотя нет, это я вру, чтобы успокоить самого себя. Но ведь нельзя же год за годом жить одной злобой и чувством мести. С ума сойдешь.

Кто бы мог подумать, что судьба сведет меня с Витькой Коноплей аж через десять лет! И не где-нибудь, а в моем родном Питере...

Эх! Философ из меня никудышный. Я и над словом-то этим стал задумываться лишь в зоне. Там у нас мужик один был, его все так и называли - Философ. Поговорить любил - жуть! Чифирь заварит или анаши курнет и давай байки травить. Жизнь, говорит, кореша, каждому человеку Богом дается для радости, любви и созидания. А человек, гадина неблагодарная, этот дар Божий в полное говно превращает.

Лично для меня вся моя жизнь на какие-то куски делится. Детства почему-то не помню, словно и не было его у меня. Школьные годы растворились в памяти. Их оттеснили события, происшедшие после.

Афганистан. Это, пожалуй, не забывается. Где еще столько мерзости увидишь? Говорят, в испытаниях закаляется характер. Может, оно и так. Только в этих же испытаниях безвозвратно грубеет душа.

Зона. Огрубевшая душа здесь еще и калечится. Искажается мировоззрение. Затравленность и озлобленность превалируют над всеми другими чувствами. Мир видится ощетинившимся зверем, готовым исподтишка подкрасться и вцепиться в глотку.

И, наконец, то, что было после зоны.

Итак, 1995 год, июль, Санкт-Петербург.

Глава первая "АД$КАЯ РАБОТА"

- Сашка, глянь, что за идиотские объявления?! - Я протянул ей газету."Ад$кая работа", "рай$кая работа"! А это, смотри - "$пецифиче$кая работа за $ног$шибательный гонорар в $оот-вет$твии $ вашими $по$обно$тями"! Ублюдки, блин, в натуре!

- Конченные причем,- согласилась со мною Сашка, взглянув на газетную полосу с ярко выраженным безразличием.

На самом деле ей было глубоко наплевать на все объявления во всех газетах мира вместе взятых. Потому как только что мы с ней занимались... Как бы поделикатнее сказать? В общем, трахались как сумасшедшие, презрев примитивные рекомендации "Камасутры". Есть такая книжка для детей дошкольного возраста.

Сашка лежала на огромной кровати, которую я совсем недавно приобрел в фирменном магазине "Корвет", и терлась щекой о шелковую простыню.

Я делал вид, что увлечен газетой, а сам тихонько подглядывал за Сашкой. Она нежилась в постели, как мартовская кошка в первых лучах солнца. Изгибала спину и кокетливо поводила голой коленкой, задевая ею ту часть моего тела, которую задевать в ближайшее время было абсолютно бесполезно.

- Женька, чего ты в газету уставился? Что там за объявления?

- "Работа", - ответил я.

- Ты что, безработный?! - искренне удивилась Сашка, зная, что я вроде как бы при деле.

- Не-е, просто дебилизм, чувствую себя умнее всех. Читаю: "Окажу интимные у$луги в любое воемя, в любом ме$те, на любой вку$. Предоплата 100 процентов. $умма по договоренно$ти. Форма оплаты - безналичный ра$чет. Тел. 007-07-07. $просить Гермафродиту. $рочно!" Совсем охренели!

- Фу! Какая пошлость! - сморщила носик Сашка.

-Слышь, Сань, анекдот слыхала? - Я отбросил в сторону газетенку. - "Генерал с генеральшей спят ночью. Вдруг жена мужа будит:

- Степан! Скажи вот, когда мы с тобой любовью занимаемся, для тебя это удовольствие или работа?

Генерал спросонья ни фига не понял и говорит:

- Конечно удовольствие!

- Да ну?! - обрадовалась генеральша.

- Точно, - говорит генерал. - Если б была работа, я бы солдат прислал".

Рассказав анекдот, я расхохотался.

- На каком слове смеяться? - спросила Сашка.

- Эх! - сказал я. - Нету в тебе чувства юмора!

- Зато во мне много чего другого есть, - ответила Сашка, забираясь на меня сверху и принимаясь весьма убедительно доказывать преимущество всех ее других качеств над менее развитым чувством юмора...

Кайф обломал телефонный звонок.

- ЧЕГО НАДО?! - спокойно отозвался я в трубку.

- Казачок, - это был голос шефа. Он всегда называет меня Казачком, потому что фамилия моя Козаков. - Ты орешь, словно тебе в задницу ведерную клизму скипидара засадили. Чем занят?

- Читаю, Вадим Марксович, - соврал я.

- Ну и как? - поинтересовался шеф.

- В смысле? - не понял я.

- Книжка подмахивает?

- Я газету читаю, Вадим Марксович.

- Понял, - хмыкнул в трубку шеф. - Скажи газете, пусть подмоется. А сам надевай штаны и приезжай. Проблема.

- Еду, - ответил я и положил трубку.

Видимо, случилось что-то важное. Потому что еще вчера вечером Вадим Марксович дал мне отгул на день. А сегодня звонит и вызывает. Во, блин, где адская работа! Хотя мне грех жаловаться на Вадима.

Встретились и познакомились мы с ним при весьма пикантных обстоятельствах. Я в ту пору только с зоны откинулся. Таскался по Питеру в поисках работы. И везде получал один ответ: подсос, отсос и двадцать раз спустя. Не берем, говорят, уголовников. "Свободен. Отдыхай".

Отдыхаю. В кафе "Амбассадор" на набережной Фонтанки. Накануне продал кое-что из своего доармейского имущества. Конечно, мог бы и куда попроще заглянуть. Но уж очень захотелось комфорта. С детства ненавижу забегаловки. В них вечно прокисшим борщом воняет. Эх! Гулять так гулять!