Рэй Брэдбери - Погибнуть из-за скудоумия

Завизжали тормоза. Коротышка ударился лбом о лобовое стекло и отскочил от него, словно мячик. Шэболду это понравилось. Его тучное тело переместилось из кабины на проезжую часть. Он заковылял через улицу к дому. Коротышка трусцой направился следом.

Револьвер они искали на кухне. Коротышка охотно помогал.

— Может быть, в корзине для мусора? Нет. В холодильнике? Я знал, что возле тюрьмы вы будете без оружия. Может быть, в банке из-под джема?

Наконец Шэболд отыскал револьвер. Коротышка шел за ним обратно к машине, на ходу жуя крекеры. Ни один, ни другой не пытались даже позвонить кому-нибудь и позвать на помощь. Лимузин снова двинулся вперед, ревя мотором.

Шэболд, обретя оружие, несколько успокоился. По глазам было видно, что внутри этой туши происходит какая-то умственная работа. Шэболд увеличил скорость. Машина стрелой пронеслась через Беверли-Хиллс. Коротышка что-то весело насвистывал. Окончив свистеть, он обратился к толстяку с просьбой:

— Мистер Шэболд, будьте добры, достаньте свой револьвер.

— Зачем?

— Просто так.

Шэболд вытащил револьвер.

— Ну и?..

Коротышка начал давать ему указания:

— Приставьте револьвер к моей груди.

Дуло револьвера с готовностью уперлось в хилую грудь Коротышки.

Пассажир подышал на свои пальцы, затем неторопливо, словно нехотя, почистил ногти о брюки на сгибе колена.

— Теперь нажмите курок.

Мотор сбавил обороты и издавал теперь какой-то хрипловатый, шелестящий звук.

Шэболд прошептал:

— О, мне бы очень хотелось нажать на курок. И всаживать в тебя пулю за пулей.

Глаза на жирной туше то открывались, то закрывались попеременно.

— Одному Богу известно, что осталось бы от такого фраера. Даже не знаю, стоило ли бы это делать.

— Стоило ли бы? — переспросил Коротышка. — Вы еще сомневаетесь, как мне кажется?

Дуло револьвера сильнее уперлось в его ребра.

— Наслаждайтесь. Поиграйте со мной. Ведь вам кажется, что в таком положении вы можете надо мной смеяться. Так что позабавьтесь. Продолжайте.

Лимузин двигался вперед очень медленно. В открытое окно дул сильный холодный ветер. Шэболд продолжал нашептывать неторопливо, ледяным тоном:

— Но я не люблю неприятностей. Мне ни к чему получать тюремный срок. Во всяком случае, не сейчас.

Он с трудом пересилил себя и убрал револьвер.

Сердце у Коротышки трепетало. Его прошиб пот.

Машина направлялась к морю. Шэболд сидел в глубокой задумчивости. Ветер доносил соленый запах волн. В вышине сияли звезды. Шэболд что-то упорно обдумывал и наконец улыбнулся. То была недобрая улыбка, и предназначалась она Коротышке. Тот как-то судорожно глотнул.

Океан встретил их грохотом прибоя на широком пляже снежно-белого песка. Шэболд остановил машину и взглянул на волны. Его мысль напряженно работала, подобно этим волнам. Он был на грани принятия какого-то решения. Когда толстяк снова заговорил, голос его был задумчивым и мягким. Все куда-то ушло — гнев, возбуждение, ярость; говорил человек, принявший твердое решение:

— Коротышка, в этом мире есть место только для одного из нас… Ты или я…

Сердце у Коротышки трепыхнулось, словно испуганная маленькая птичка, сидящая в клетке.

Шэболд начал с признаний:

— Я приехал на Побережье, чтобы продавать газ по ценам черного рынка, — начал он. — Можно вполне сказать, что я — бизнесмен. А ты становишься у меня на пути, калечишь моих людей, беспокоишь меня в любое время суток. Я решил сегодня вечером лично проследить за тем, чтобы ты наконец отправился на тот свет. Я никогда не берусь за дело в одиночку. Мне нужна помощь. Что до моих людей, то на любого из них я могу переложить свою вину, в случае, если мне будет угрожать тюремное заключение. Взять, к примеру, нападение на банк в Детройте. Органам правосудия так и не удалось доказать в нем наше участие. Когда в Форт-Уорте был убит полицейский, я велел отсидеть Луи Мартину. Так что, Коротышка, всегда найдется способ справиться с любым делом, — довольно вежливо и в то же время снисходительно сказал толстяк. — За всю свою жизнь я ни разу не попадал в тюрьму. Голова у меня работает исправно, и я этим горжусь. Ты же сегодня вечером решил застать меня врасплох, немножко надо мной поиздеваться и, так сказать, обработать по-своему. А потому, недомерок, — сухо закончил он, — выходи сейчас же из машины, но очень медленно, будь добр.

Револьвер снова уперся в бок Коротышки. Коротышка аккуратно открыл дверцу и выскользнул из машины. Шэболд тяжело последовал за ним. Глаза его торжествующе сверкали.

— Прощай.

— Не будь дураком! — крикнул Коротышка.

Шэболд выстрелил. Он стрелял до тех пор, пока в барабане не кончились патроны. Выстрел! Коротышка дернулся… Выстрел! Коротышка весь съежился. Выстрел!

В ушах зазвенело. Пули пронзительно свистели возле головы и рикошетом отскакивали от прибрежной гальки. Звезды плясали перед глазами Коротышки, словно светлячки. Снова выстрел…

Затем — тишина. Волны накатывались на берег и отступали. Белая пена на их вершинах напоминала кружева, украшавшие дамские юбки. В тишине, пропитанной запахом морской соли, слышался негромкий, самодовольный смех Шэболда.

Пальцы Коротышки, словно осторожные паучьи лапы, ощупывали грудь, живот, руки, затем схватились за лицо.

Шэболд продолжал смеяться.

— Ты еще… взгляни… на свои… ноги! Коротышка сказал просто:

— Я жив.

— Конечно же, — подтвердил Шэболд и снова залился смехом.

Коротышка был как будто этим разочарован.

— Вы нарочно стреляли мимо!

Толстяк хохотал до слез. Он от души потешался: они с Коротышкой поменялись местами.

Шэболд снова сел в машину и, фыркая от удовольствия, вставил ключ в замок зажигания.

— Мне вовсе не нужно тебя убивать, Коротышка, — сказал он. — Я обдумывал в течение последнего часа, как от тебя избавиться. Убить тебя, конечно, было заманчиво. Мне этого очень хотелось. Но я решил повременить. Подождать с недельку, а может, и месяц. Пока моих ребят не выпустят из тюрьмы. Тогда у меня будет железное алиби, и ты исчезнешь без следа, так что никто тебя больше не увидит. И ничего не докажут.

Он разоткровенничался:

— Никаких улик. Мне достаточно будет привезти тебя сюда и бросить. А самому вернуться домой, в свою постель, и забыть обо всем.

— В ваших рассуждениях есть лишь один логический изъян, — заметил Коротышка, просовывая в машину руку и ловко выхватывая ключ из замка зажигания. — Дело в том, что мои планы не изменились. Вы думаете, что отсрочили расправу со мной. Но кто способен изменить мои намерения? В течение многих лет вы были толстым и богатым, да к тому же известным. Я сделаю все, чтобы вас достать. Если даже это будет стоить мне жизни.

Шэболд взглянул на Коротышку так, словно тот только что свалился с Луны.

— Ты с ума сошел. Совсем сбрендил.

— Может быть.

Коротышка поиграл тихо звенящими ключами от машины.

— Если вы уедете, оставив меня здесь, я взберусь на скалы и брошусь вниз головой. При этом я могу разбиться насмерть, но, возможно, уцелею. В любом случае вам будет грозить тюремное заключение.

Шэболд ничего не мог понять из рассуждений Коротышки.

— Ты, видать, слабоумный какой-то. Несешь всякую чушь… Пора заткнуть тебе глотку.

— Ага! — торжествующе вскричал Коротышка. — Видишь? Вот ты и попался! Что бы ты ни предпринял, твоя песенка спета. Если убьешь меня, тебя поймают и вся вина ляжет только на тебя одного! Не убьешь меня — так я тебя прикончу… А может быть, прыгну со скалы — кто знает?

— Оружие есть?

— Нет, — ответил Коротышка. — Есть лишь кулаки и ноги. Тебя, Шэболд, я знаю как облупленного. Изучал довольно долго. Иначе не рискнул бы отправиться сюда в твоей компании. Другой на твоем месте пристрелил бы меня запросто. Но только не ты. Ты очень осторожный человек. Ну, шутки в сторону! Тебя когда-нибудь били в морду, Шэболд?

— Нет…

— Что же, тогда получай! — Коротышка ударил его по лицу.

— Что ты делаешь! — вскричал толстяк, хватаясь за рулевое колесо.

— Спорим, что тебя и по коленкам никогда не били, — сказал Коротышка. — Уверен, что с тобой вообще никогда ничего интересного не приключалось… Кроме одного — ты стал мошенником. Как это произошло, Шэболд?

Толстяк захлопал глазами.

— Ты слышал, о чем я спросил? — Коротышка угрожающе надвинулся на Шэболда. — Так что же случилось?

Шэболд помедлил, потом сказал:

— Это было в двадцать девятом году.

Коротышка кивнул:

— Я так и думал. За тобой ухаживали, тебя лелеяли. Ты не знал превратностей жизни. Но в двадцать девятом году тебе досталось. Ты не готов был взглянуть в лицо действительности. Ты превратился в мошенника и сохранил свое богатство, но оно уже дурно пахло. Все это мне известно. Что же, толстячок, давай пожмем друг другу руки… Представь себе, что я — жизнь, действительность, которая тебе противостоит. Именно от этого ты старался убежать в течение многих лет — от жизни, от боли, от действительности. Но вот я перед тобой. Так пожмем друг другу руки?