Агата Кристи - Мотив и возможность

Филиппа Гаррода буквально вышвырнули из дома. Этот припадок ярости плохо отразился на здоровье Клоуда. Его состояние заметно ухудшилось. Он слёг. Было ясно, что ему уже не подняться, и смерть только избавит его от страданий.

Через два дня после той ссоры старик сам меня вызвал, и я спешно к нему отправился. Клоуд лежал в постели и, даже на мой неискушенный взгляд, был совсем плох.

«Мне осталось совсем немного, — заметно задыхаясь, произнёс он. — Молчи, Петерик, молчи. Я знаю. И перед смертью хочу выполнить долг перед существом, сделавшим для меня больше, чем кто-либо в этом мире. Я хочу переписать своё завещание».

«Хорошо, я немедленно составлю требуемый документ и вышлю вам», — ответил я.

«Э, нет, дорогой, так не пойдёт, — прохрипел он. — Может, я и до утра не дотяну. Я здесь на бумажке написал, чего мне надо, — Клоуд пошарил у себя под подушкой, — а вы уж скажите, если что не так».

Он достал лист бумаги, покрытый какими-то каракулями. Вскоре я в них разобрался. Он оставлял по пять тысяч фунтов племянницам и племяннику, а всё остальное — Эвридике Спрагг. «С благодарностью и любовью».

Я был возмущён и расстроен, но поделать ничего не мог. О сумасшествии и речи не шло: голова у старика работала не хуже, чем у других.

Клоуд позвонил служанкам. Тут же явились горничная Эмма Гонт — пожилая женщина, много лет проработавшая в доме и теперь самоотверженно ухаживавшая за больным, и кухарка Луси Дейвид — пышущая здоровьем особа лет тридцати. Саймонд Клоуд в упор взглянул на них из-под кустистых бровей.

«Я хочу, чтобы вы засвидетельствовали моё завещание. Эмма, подай мою авторучку».

Горничная открыла ящик стола и принялась там рыться.

«Да не в этом, — раздражённо проворчал старик. — Будто не знаешь, что она всегда лежит в правом ящике!»

«Да нет же, сэр, как раз в левом», — ответила та, протягивая ему ручку.

«Значит, ты её просто не туда положила, когда брала в прошлый раз, — пробурчал старик. — Терпеть не могу, когда вещи не кладут на место».

Продолжая ворчать, он взял у неё ручку, переписал подправленный мной черновик на чистый лист и расписался. За ним свои подписи поставили Эмма Гонт и Луси Дейвид. Я сложил завещание и положил его в плотный голубой конверт, который всегда ношу с собой. Полагаю, вы знаете, что завещание обязательно должно быть написано на самой обычной бумаге.

Когда служанки уже выходили из комнаты, Клоуд с перекошенным от удушья лицом рухнул на подушки. Я в испуге отшатнулся, а Эмма Гонт не раздумывая бросилась к кровати. Однако старику полегчало, и он слабо улыбнулся:

«Всё в порядке, Петерик, не волнуйтесь. Если я и умру, то сделаю это с лёгким сердцем, ибо сделал все, что хотел».

Эмма взглядом спросила меня, можно ли ей идти. Я кивнул, и она повернулась к двери, но неожиданно остановилась и подняла что-то с пола.

Это был голубой конверт, который я, должно быть, выронил от неожиданности.

Она подала его мне, и я сунул его в карман пальто.

«Знаю, Петерик, вам всё это не по душе, — заговорил Саймон Клоуд, когда Эмма ушла. — Но вы, как и остальные, не в силах справиться с предубеждением».

«Предубеждение здесь ни при чём, — возразил я. — Вполне возможно, миссис Спрагг именно та, за кого себя выдаёт, и мне решительно нечего было бы возразить, оставь вы ей некоторую сумму в знак признательности. Но, послушайте, Клоуд, лишать наследства в пользу чужого человека собственную плоть и кровь — вот это мне действительно не по душе».

Сказав это, я повернулся и ушёл. А что мне ещё оставалось?

Мэри Клоуд встретила меня в холле.

«Выпейте на дорогу чайку, сэр. Это же недолго», — сказала она и повела меня в гостиную.

В камине горел огонь, комната выглядела уютно и приветливо. Мэри помогла мне снять пальто. Потом вошёл ее брат — Джордж. Он взял у неё пальто, сложил на стуле в дальнем конце комнаты и, вернувшись к камину, возле которого Мэри накрыла стол, уселся вместе с нами. Каким-то образом разговор коснулся имения. В своё время Саймон Клоуд заявил, что не желает тратить на него время и передал бразды правления Джорджу. Теперь беднягу страшно тяготила такая ответственность, и я, чтобы успокоить его, предложил пройти в кабинет и посмотреть, все ли бумаги в порядке. После чая мы так и поступили, причём Мэри Клоуд тоже при этом присутствовала.

Где-то через четверть часа я собрался уходить и пошёл в гостиную за пальто. В комнате была миссис Спрагг. Она стояла на коленях возле стула с пальто и, как мне показалось, бессмысленно теребила ковёр. Увидев меня, она сильно покраснела и поспешно вскочила на ноги.

«Вечно этот ковёр топорщится, — пожаловалась она. — Беда, да и только! Не хочет лежать как надо, и всё тут».

Я молча взял пальто, надел его и только тут заметил, что конверт с завещанием выпал из кармана и валяется на полу. Я снова положил его в карман, попрощался и ушёл.

Дальше опишу свои действия подробно. Вернувшись в контору, я прошёл в свой кабинет, снял пальто и достал завещание из кармана. Когда я стоял у стола с конвертом в руке, зашёл мой секретарь. Кто-то желал поговорить со мной по телефону, а мой аппарат сломался. Вместе с секретарём я вышел в приёмную и пробыл там минут пять, не больше.

Когда я закончил разговор, секретарь сказал мне, что меня желает видеть некто Спрагг и сейчас он дожидается в моём кабинете.

Я вернулся к себе. Мистер Спрагг сидел у стола. Он тут же вскочил и с излишним, на мой взгляд, пылом принялся трясти меня за руку. Затем сбивчиво и путано заговорил. Говорил он долго. По-видимому, это была попытка как-то оправдать себя и свою жену. Он боялся, что люди начнут говорить… Ну, вы понимаете. Вот и нёс всякую чушь. Что все знают, какое у его жены чуткое сердце, светлые помыслы и так далее и тому подобное.

Боюсь, я не слишком с ним церемонился. Полагаю, в конце концов мне удалось дать ему понять, что его визит неуместен, потому что он, как-то поспешно завершив беседу, ретировался. Тут я вспомнил, что оставил завещание на столе, взял его, заклеил конверт и убрал в сейф.

А теперь я перехожу к самой сути. Два месяца спустя мистер Саймон Клоуд умер. Не стану вдаваться в подробности, просто констатирую факт: когда я вскрыл конверт с завещанием, там оказался чистый лист бумаги.

Он сделал паузу, окинул взглядом лица слушателей и лукаво улыбнулся.

— Вы, конечно, понимаете, о чём речь? Два месяца запечатанный конверт лежал в моем сейфе. К нему никто не имел доступа. С того момента, как завещание подписали, и до того, как я спрятал его в сейф, времени прошло не так много. Итак, кто же всё-таки успел это сделать, у кого была такая возможность и в чьих интересах это было?

Напомню основные моменты: завещание подписано мистером Клоудом, и я кладу его в конверт — первый этап. Затем кладу конверт в карман пальто. Пальто с меня сняла Мэри и отдала Джорджу — на моих глазах. Пока я находился в кабинете, у миссис Эвридики Спрагг было достаточно времени, чтобы вытащить конверт из кармана и ознакомиться с его содержимым. То, что конверт оказался на полу, а не в кармане, свидетельствует о том, что именно так она и поступила. И тут мы оказываемся перед любопытным фактом: у неё была возможность уничтожить завещание, но не было мотива. Ведь Клоуд почти всё оставлял ей! Заменив завещание чистым листом бумаги, она тем самым лишала себя наследства, ради которого, собственно, и затеяла всю эту историю. У её супруга также была возможность подменить документ — когда он оставался один на один с этим документом у меня в офисе. Но здесь та же ситуация. Итак, перед вами любопытная задачка: два человека, у которых была возможность подменить завещание на чистый лист бумаги, но не было для этого мотива, и двое, у которых мотив был, но не было никакой возможности.

Добавлю, что не стоит исключать из числа подозреваемых и Эмму Гонт. Она души не чаяла в молодых хозяевах и терпеть не могла Спраггов. Не сомневаюсь, что она попыталась бы совершить подлог, если бы могла. Но, подняв с пола конверт, она тут же отдала его мне. Возможности вскрыть его или ловко подменить другим у неё не было. Конверт я принёс из конторы, и второй такой вряд ли бы нашёлся у обычной горничной.

Он, сияя, ещё раз оглядел слушателей.

— Вот моя маленькая загадка. Надеюсь, я изложил всё достаточно ясно. Теперь интересно было бы услышать, что вы на это скажете.

Ко всеобщему удивлению, мисс Марпл звонко рассмеялась. По-видимому, что-то в рассказе мистера Петерика сильно её позабавило.

— Что с вами, тётя Джейн? Может, поделитесь? — язвительно поинтересовался Рэймонд.

— Да нет, ничего, я просто вспомнила маленького Томми Саймондса. Жуткий, знаете, озорник… Иногда такое выкинет — со смеху умрешь. Никогда не знаешь, чего от него ждать. Впрочем, когда у ребёнка такое херувимское личико, можно быть уверенным, что ничего, кроме проказ, от него ждать не приходится. Представляете: на той неделе в воскресной школе он вдруг спрашивает учительницу: «Мисс Дерстон, а как правильно говорить: желток в яйцах белый или желтки в яйце белые?» И та принимается объяснять, что говорить надо: желтки в яйцах белые или желток в яйце белый. А этот хитрец задумчиво так ей говорит: «А я всегда думал, что желток в яйце жёлтый!» Ну не озорник?! Шутка старая как мир, это ещё в моем детстве проделывали.