Сергей Майоров - Нажать крючок

Ему предстояла командировка, разительно отличавшаяся от тех, к которым он привык, и он волновался, хотя не хотел в этом признаваться.

Потом машина несла его в знакомый ресторанчик в районе Садового кольца, Спорыгин, развалившись на заднем сиденье, устало смотрел на сгущающиеся вечерние сумерки над знакомыми улицами города и возвращался мыслями к предстоящему делу. Оно ему не нравилось... Спорыгин не любил это слово. В своих поступках он руководствовался необходимостью того или иного действия и целесообразностью, исходя из конечной цели. А сейчас эта самая конечная цель, которую он обозначил для себя несколько лет назад, прямо диктовала, что успех от поездки неразрывно связан с возможностью ее скорейшего достижения. И тогда...

О перспективах он боялся думать, будто кто-то мог подслушать его мысли.

В ресторане Спорыгин встретился с высокого роста худосочным мужчиной, на котором любой, даже сшитый у лучшего портного костюм сидел бы как сюртук на пугале. Мужчина носил длинные, с острыми кончиками усы и говорил приглушенным голосом, понижая его до бормотанья, когда касался тем секретных и важных. За глаза его называли Паганель. Прозвище свое, конечно, ему было известно - в столице, да и в стране он знал обо всем, что его интересовало, - а вот о его личности был осведомлен лишь узкий круг людей. Они-то, люди весьма властные, и прилепили ему имя героя старого романа, не решаясь произносить его открыто. Слишком непредсказуемыми могли быть последствия, хотя эти люди умели предвидеть все. Даже землетрясения.

Говорил Паганель. Юрий Владимирович кивал головой и отвечал на вопросы. Под конец беседы он вспотел, прислушиваясь к тихому голосу собеседника.

Расстались они через сорок минут. Уходя, Юрий Владимирович с удивлением заметил, что едва притронулся к еде. Странно, он почувствовал от этого укол раздражения и остаток вечера пребывал в плохом расположении духа. Не помог даже любимый херес, который он выпил, устроившись в кресле-качалке перед окном.

Из окна открывался вид на Кутузовскую набережную. Шел дождь, и вода в реке казалась темно-серой, как и небо, туда Спорыгин не смотрел. Он курил, морщился, когда в окно ударял порыв мокрого ветра, и думал.

Самолет вылетал в 05.40 утра. Спорыгин не любил утренние рейсы. В последние годы ему часто приходилось летать по стране, и он предпочитал делать это по вечерам, чтобы из аэропорта сразу ехать в гостиницу и спокойно отдыхать до утра. Но сейчас самолет был выбран не случайно. Много чего не нравится, однако поставленная цель диктует способы, и в назначенный срок Юрий Владимирович опустился в мягкое кресло зала ожидания для особо важных персон, поставив между ног дипломат с хитроумной охранной системой. Как и вечером, ничего важного в кейсе не лежало. Тезисы предстоящих выступлений, краткие справки о людях, с которыми ему предстояло встречаться, деловые бумаги. Поездка намечалась недолгая, не больше трех дней, но готовился Юрий Владимирович к ней основательно - никто не должен был усомниться, что истинная цель всех этих передвижений заключается в рабочих встречах с представителями администрации двух областей, и только в этом.

Однако предстоящие беседы служили лишь маскировкой.

Спорыгин прикрыл глаза, глубоко вдохнул и встал. Не спеша, расслабленной походкой вышел в общий зал и направился к киоскам. Охранник, в обязанности которого входило обеспечить посадку Спорыгина на самолет, поплелся следом, косясь на часы и не обращая внимания на обстановку вокруг. Он был ленив, к работе относился спустя рукава и давно заслуживал увольнения. На его действия в критической ситуации никто и не рассчитывал.

Безопасность Юрия Владимировича обеспечивали другие люди, рассредоточенные в ключевых точках аэровокзала и готовые ко всему.

"Хождения в народ" были для Спорыгина привычны. Это занятие он не любил, но чувства свои скрывал, и в средствах массовой информации подчеркивался его демократизм. Впрочем, в последнее время он старался попадать на страницы газет и на телевизионные экраны как можно реже.

Наболтавшись по залу, Спорыгин направился в туалет. Охранник сунулся следом, но, убедившись, что террорист с гранатометом среди умывальников не прячется, не задерживаясь вышел.

Юрий Владимирович помедлил и дернул дверь крайней кабинки. Она была заперта, но задвижка лязгнула, и Спорыгин невольно вздрогнул. Ожидавший его двойник превзошел все ожидания. Пожалуй, даже супруга не смогла бы заметить разницу. Закрывая за собой дверь, Юрий Владимирович шагнул в кабинку и несколько долгих секунд провел лицом к лицу с незнакомым мужчиной, упираясь своим животом в такой же выпуклый живот двойника. Они молчали, неотрывно смотрели друг на друга, при этом Спорыгин чувствовал неуместную сейчас неловкость.

- Давай, - двойник протянул руку, и Юрий Владимирович, спохватившись, передал ему дипломат.

- Спасибо. - Лицо двойника тронула легкая усмешка. - Подожди минут десять, не больше.

- Я помню. И надеюсь, не усну.

Хмыкнув, двойник вышел. От сильного толчка дверь захлопнулась, и Спорыгин торопливо нажал задвижку. Осмотревшись, он опустил крышку унитаза и сел.

Скрипел под ногами мокрый песок парковой дорожки, а ветер срывал с листвы капли воды и швырял их в двоих мужчин, ведущих неторопливую беседу.

Рядом со Спорыгиным, заложив руки за спину и наклонив голову, шагал высокий, крепкого сложения мужчина лет сорока пяти, в широком светлом плаще и ботинках на толстой подошве. Ради встречи с ним была устроена возня с двойником, да и вообще затеяна вся эта поездка. Сделав изрядный крюк и запутав следы, Спорыгин прилетел в Новозаветинск, чтобы в течение часа переговорить с ним и броситься догонять своего двойника. От их разговора многое зависело.

В свое время в далеких государствах этому человеку были вынесены смертные приговоры, но он смог исчезнуть, причем так, что о нем продолжали вспоминать до сих пор с искренним уважением и без злости. Его пыталась ликвидировать родная спецслужба, он узнал о готовящемся покушении и уберегся, хотя его вычеркнули из списка живых. Потом он долго оставался в тени, и его нашел Паганель. Нашел, обеспечил условия для работы и поставил задачу. Об истинных масштабах акции Юрий Владимирович мог догадываться, но думать об этом не любил, из страха.

С мужчиной, выбравшим для работы в Новозаветинске в качестве псевдонима фамилию Марголин, Спорыгину приходилось встречаться три раза в Москве. Полтора года назад Марголин был направлен в Новозаветинск, и сейчас требовалось подвести некоторые итоги.

Эта часть разговора была завершена, и Юрий Владимирович выдерживал паузу. Они неторопливо шли по дорожке, иногда касаясь друг друга локтями. Спорыгин боковым зрением пытался контролировать выражение лица собеседника, но вскоре понял, что это его раздражает и сбивает с толку. Марголин помалкивал, опустив голову и кривя тонкие губы с таким видом, будто знал много больше собеседника, а их сегодняшняя встреча - пустая формальность.

Чтобы вернуть статус-кво - так, как он себе это представлял, - Спорыгин напомнил Марголину об одной допущенной им ошибке. На исход дела она не повлияла, ее впоследствии удалось загладить, тем не менее она была.

Марголин ухмыльнулся.

- Не ошибается тот, кто ничего не делает. Вы это прекрасно знаете, уважаемый Юрий Владимирович, не так ли?

Фраза прозвучала с намеком, даже с издевкой, но Спорыгин пропустил ее мимо ушей, поняв, что ему хочется побыстрее закончить встречу.

- Вы владеете ситуацией лучше нас, поэтому я не стану размениваться. Есть группа бывших сотрудников силовых органов, которые крайне недовольны сложившейся ситуацией и хотят ее изменить. Насколько нам известно, к ним примыкают и действующие сотрудники. Организовались они сравнительно недавно и на первое место ставят обеспечение собственной безопасности. Они не вели активных действий, накапливали информацию. Предпринимали, если можно так сказать, незначительные рейды с гарантированным результатом и минимальным риском.

Кивком головы Марголин подтвердил, что понял, о чем речь. В глазах его мелькнул интерес.

- Так вот... В последнее время эта группа значительно расширилась, обросла связями, в том числе межрегиональными, и довольно близко подошла к той черте, за которой начинается доступ к информации, утечка которой недопустима.

- Я уже думал над этим вопросом. Все не так трагично.

- Об этом никто и не говорит. Но лучше пресечь явление в зародыше...

- Боюсь, что пресечь само явление никак не удастся. Для этого надо слишком многое изменить. Причем изменить такое, на что вы никогда не согласитесь.

- Мы имеем в виду конкретную группу людей. И на конкретный, сегодняшний период времени. Люди, которые займут их место через год, нас волновать не будут. И абсолютно не волнуют сейчас.

- Проблема в принципе решаемая.