Урсула Куртисс - Следы в ночи

В голове Сентри все смешалось. Он нисколько не сомневался в том, что собеседник говорит правду. И когда он начал задавать вопросы, его уже не заботило то обстоятельство, покажет он свое любопытство, или нет.

— Что это за ссора у барака?

— Твининг слышал их разговор, и на следующий день, после того как застрелили Ника Сентри, и вся история показалась нам странной, он рассказал об этом мне. Он был уверен, что Сентри разговаривал с Сэндсом, но так как было темно…

— Что сказал Сентри?

— Он сказал — эту часть я помню точно: «И как ты думаешь, сколько времени ты можешь скрывать это?» — Потом еще какое-то замечание о том, что он предпримет против него, когда вернется домой.

Он не вернулся… Сентри почувствовал, как в нем закипает бешенство.

— Этот Сэндс, — сказал он, — что он был за человек?

— Сэндс? — снова бесконечная пауза, пока незнакомец обдумывал ответ. — Подождите-ка. Сэндс появился в Кабанатуане в конце ноября 1944 года.

Пока он говорил, Сентри охватило чувство, подобное тому, какое бывает в кино, когда на экране расплывчатое изображение. Все вокруг него поплыло — бар, гул голосов, люди, даже холодный стакан в руке.

На короткий миг он превратился в Ника.

Ник Сентри, 32 года, на момент гибели, вес его был сорок восемь килограммов вместо прежних восьмидесяти. Ник, за три года привыкший лежать, скрючившись в темноте, в углу, кишащем насекомыми. Который терпеливо и сознательно вкладывал всю свою энергию в выполнение задуманного плана.

Сэндс появился в лагере в конце ноября, не вызвав особого интереса, был таким же оборванным и истощенным пленником, как и остальные. Он держался особняком, насколько это возможно в бараке площадью девять квадратных метров с двенадцатью заключенными. Те немногие, которые вообще обратили на него внимание, единодушно сомневались в том, что его имя Сэндс. Ему было около тридцати, он носил бороду. Но остальные тоже были бородатыми — просто из-за того, чтобы решить проблему бритья. Он был среднего роста, с темными волосами, имел странную манеру смеяться (в те редкие случаи, когда были причины для смеха). Он смеялся коротко и резко, задолго до или после того, как смеялись все.

Однако никто не обращал на него особого внимания до ночи десятого декабря. Он обменял свою порцию риса на две сигареты и выскользнул во двор, чтобы сделать несколько драгоценных затяжек. Если бы его обнаружили японцы, он был бы избит. Ник в тот вечер дежурил и пошел за ним.

Твининг, старший лейтенант Роберт Твининг, услышал их шепот: «И как ты думаешь, сколько времени ты можешь скрывать это?» На что последовал невнятный ответ Сэндса. Потом Ник пригрозил ему предпринять меры против него, когда они снова окажутся в Штатах. Эти слова стоили Нику жизни.

«Твининг», — подумал Сентри, медленно возвращаясь к действительности. Адрес Твининга врезался в память. Дип-стрит, Чикаго.

Он снова стал воспринимать свет, шумы, задумчивое лицо человека, сидящего рядом.

— Я охотно познакомился бы с мистером Сэндсом. За ценой я бы не постоял. Ник Сентри был моим братом.

— Ваш бр… Ваш кто? — Незнакомец огорченно заерзал на табурете. Потом его маленькие глазки остановились на лице Сентри. Тот не глядел в его сторону. Он вдруг вспомнил о назначенной встрече с Си Стевенсоном и так испугался, что произнес имя Си вслух. Он взглянул на часы и попросил незнакомца сделать новый заказ, пока сам сходит позвонить.

Бар уже заполнился, и Сентри с трудом проложил себе дорогу к телефонной кабине. Твининг, Павик, Лайонс… — стучало у него в мозгу. Дожидаясь, пока на другом конце провода поднимут трубку, он вытащил из кармана конверт и, прижав его к стене кабины, записал на нем адреса, пока они еще были у него в памяти.

Наконец трубку подняли.

— Си? Это Сентри.

— Эндрью! Старик! Я жду тебя уже в течение трех мартини и одного проигранного пари. Где ты, черт побери, находишься?

— Извини, Си. Я встретил одного человека, который…

— Хорошо, хорошо, передай ей от меня привет!

— …который был вместе с Ником в лагере для военнопленных.

Стевенсон сразу изменил тон. Теперь его голос звучал озабоченно.

— Если ты ищешь повод напиться, то он у тебя уже есть. Ты, вероятно, помнишь, что сегодня лишил фирму «Баллард и Серджент» своего сотрудничества. Я думал, мы отпразднуем это.

— Мы и отпразднуем. — Сентри пришлось пообещать, что они встретятся позже.

Когда он вернулся в бар, незнакомца уже не было. В первый момент Сентри подумал, что он ненадолго вышел, но пустой стакан рядом с полным для Сентри говорил о другом. Какой-то мужчина повернулся к Сентри и сказал:

— Вашему другу нужно было уходить. Мне кажется, он вспомнил что-то важное.

Сентри оплатил счет, механически кивнул бармену и вышел на улицу. Дождь все еще не прекращался. Он остановился у двери и огляделся. По тротуару шли трое матросов и одинокая женщина под зонтиком. Другая сторона Бродвея была пуста. Сентри вернулся в бар. Мак тоже ничего не мог сказать о незнакомце, кроме того, что тот три-четыре раза приходил в бар, все время около пяти часов. Он всегда был один, всегда заказывал стаканчик.

— Он был очень тихим, — добавил Мак. — Сегодня я впервые видел, как он с кем-то разговаривает. Обычно он молча смотрит перед собой.

Сентри вежливо поблагодарил и снова вышел на мокрую улицу.

Итак, Ник стал не просто жертвой войны, а жертвой человека, который по какой-то таинственной причине желал его смерти. Это было убийство, совершенное под прикрытием военного положения в японском лагере для военнопленных, и подтвержденное через военное министерство. Дьявольски чистая работа, и все было совершено в соответствии с правилами игры на войне.

Ник умер, а сообщение о его смерти стоило жизни Кристоферу Сентри. О наградах, присвоенных его старшему сыну после гибели, он уже никогда не узнал.

Кто-то должен был знать о плане Ника. Кто-то, кто потом хладнокровно подошел к первому попавшемуся часовому.

Сентри перешел Канал-стрит на красный свет и остановился у такси. Буркнув шоферу: «в город», он откинулся на сиденье и задумался. Когда они оказались на 10-й улице, он вдруг сказал:

— Можно высадить меня на следующем углу.

Сара Девани, бывшая невеста Ника, жила где-то на 11-й улице. Сентри давно забыл точный адрес, но он определенно узнает подъезд дома, если увидит его. Он никогда не забудет тот подъезд.

Возможно, он найдет какой-нибудь намек в письмах, которые Ник присылал Саре из лагеря? Может, он упоминал Сэндса под этим или другим именем. Или — Сентри невольно ускорил шаги — он найдет что-нибудь в последней открытке, которую Сара получила за два дня до сообщения о смерти Ника?

Если имя где-то упоминалось или имелся хотя бы какой-то ключ к этому имени, то это могло быть только там.

В небольшом коридоре царила мертвая тишина. Не слышалось никакого движения. Он с беспокойством спрашивал себя, не вышла ли Сара замуж и не переехала ли на другую квартиру. Нет, она не могла быть замужем. Пару недель назад он встретил ее на одном коктейле. Обручального кольца у нее на пальце не было — или было?

Внезапно дверь открылась, и Сентри, который собирался позвонить еще раз, застыл с поднятой рукой. Девушка со светлыми, по-детски подстриженными волосами смотрела на него большими голубыми глазами. На ней было белое вечернее платье.

— О, извините! — быстро сказала она и хотела закрыть дверь перед его носом.

— Момент! — воскликнул Сентри, и его повелительный тон удержал девушку. — Сара дома? Я имею в виду мисс Девани.

— О, извините, я сначала думала, это Сара. Когда она знает, что я дома, она не достает ключ. Если вы один из ее друзей, тогда входите, пожалуйста, и присаживайтесь. Она должна сейчас прийти, — пригласила девушка.

Он представился, и ему показалось, что его имя ей знакомо.

— Рада с вами познакомиться, мистер Сентри. Я кузина Сары — Меган Уор. Она взяла меня к себе два месяца назад.

— Она рассказывала мне о вас, — солгал Сентри.

— К сожалению, я должна уходить, — сказала Меган Уор, наивным и очаровательным движением проведя по своим плечам, — а я еще не готова. Сара скоро будет. Извините меня.

«Я еще не готова» заключалось, вероятно, в том, что отсутствовала косметика. Когда она исчезла за дверью на другом конце комнаты, Сентри стал ходить взад-вперед. Потом остановился и огляделся. Подсознательно он отметил, что комната изменила вид. Он помнил радостный, беззаботный хаос красок, а теперь все было белым и серым, за исключением вазы в сине-лиловых тонах.

Письма, открытки… Возможно, она их не сохранила. Но она должна вспомнить.

В комнате снова появилась Меган Уор и несколько неуверенно улыбнулась Сентри. В ту же минуту раздался звонок в дверь прихожей.

Девушка вздохнула с явным облегчением, пробормотала извинение и вышла, оставив дверь в комнату полуоткрытой. Сентри имел возможность отчетливо слышать голоса: «Дорогая, какая ужасная погода! Но в „Плазе“, я думаю, нам будет уютно». Потом разговор стал приглушенным, дверь открылась, и вошла Меган в сопровождении мужчины в вечернем костюме. Она представила их друг другу.