Марина Серова - Призрак в опере

Шлеп! Мне чуть ли не на голову оттуда же свалился бинокль. Ничего себе! Заснули они там, что ли? Раззявы, так ведь зашибить человека до смерти недолго. Я наклонилась и подобрала бинокль, он почему-то оказался влажным.

Дождь там, что ли, идет? Я поднесла руку к глазам и чуть не заорала на весь зрительный зал: моя ладонь была в чем-то красном. Кровь?! «Глупости, Таня, при чем тут кровь. Мерещится тебе всякое, возьми себя в руки», — мысленно рявкнула я самой себе. И взяла. А что, я такая. Теперь надо было прояснить ситуацию.

Быстренько я поднялась на этаж выше по боковой лестнице и рванула дверь той самой ложи на себя. Ну точно, зараза, дрыхнет! В кресле, склонив голову набок, дремала давешняя блондинка. Ну я тебе сейчас устрою! Подскочив к красотке, я дернула ее за плечо. Женщина как-то странно осела — словно сложилась пополам. Я наклонилась и увидела темное пятно, медленно расплывающееся вокруг торчащего из ее груди ножа. Это было последнее, что я успела заметить. За моей спиной мелькнула тень, а потом что-то с силой опустилось мне на голову.

Яркий свет привел меня в чувство. Приоткрыв глаза, я увидела вокруг себя плотное кольцо зрителей. Рядом возились люди в белых халатах, а в руке у меня был зажат нож. «Опять заснула, — пронеслось в моей голове. — Пора завязывать с театрами». Через пару секунд я убедилась, что это вовсе не кошмарный сон. Это просто кошмар. Я лежала на полу театральной ложи, в луже крови, с орудием убийства в руке. А рядом лежал труп той самой блондинки. Вокруг меня стояла толпа зрителей, жадно разглядывающих происходящее. И каждый был твердо уверен, что убийца — я. Да, посетила театр, дома мне не сиделось.

Ко мне подскочил какой-то молоденький милиционерик. Огромная фуражка то и дело сваливалась с его головы, а тощий кадык жалко выпирал из воротника форменной рубашки. Он что-то пробормотал, и через секунду на моих запястьях щелкнули наручники. Двое парней в защитной форме быстренько поволокли меня под белы рученьки к выходу, на виду у всего бомонда Тарасова. Сходила, напомнила о себе… Да лучше б я голая с парашютом на Немецкой улице приземлилась, пользы было бы больше.

Я злилась все сильнее и сильнее: на себя, на эту блондинку, а главное, на того, кто все это сотворил. Ну надо же, меня подставили, как простого обывателя. Нет, тут он, гад, просчитался! Я далеко не рядовой обыватель. Я даже детектив не средний, я очень хороший детектив! Но и это не самое главное. Самое главное в том, что я стерва и ведьма. И так меня называют не зря. И называют меня так не бойскауты какие-то, а крутые мужики. В Тарасове каждая криминальная собака знает Таню Иванову, частного детектива. Так нагло подставить меня… это уже слишком. И теперь, пока я этого типа не найду, я не успокоюсь. Вот какими мыслями была занята моя голова, пока двое дюжих мужичков тащили меня к машине, любовно называемой в народе воронком. Дверь с зарешеченными окнами, захлопнувшаяся за мной, словно отрезала меня от всего мира. В машине было темно и противно, волна паники накрыла меня с головой.

Стоп. Ну-ка, Таня, Татьяна, соберись. Сейчас первым делом нужно дозвониться Кире, он что-нибудь придумает. Слава богу, есть у меня друзья в этих самых внутренних органах. Машина остановилась, резко затормозив, и я в очередной раз стукнулась головой о железную обшивку. Голова гудела, что телеграфный столб, хотелось разреветься или заорать во всю глотку. Но сейчас никак нельзя было этого делать. Сейчас нужно было как-нибудь уговорить худосочного лейтенанта дать мне позвонить. Разревусь — морда от слез распухнет, буду некрасивая. Как тогда удастся его обаять? Скандалить буду — могут и дубинкой огреть. Еще больше разозлятся и уж тогда точно не дадут позвонить.

Меня вывели из машины, подтолкнули к воротам и завели в помещение, похожее на камеру. Наверное, следственный изолятор. Не знаю, в таких местах мне еще бывать не приходилось. Надеюсь, что это — первый и последний раз. Заморыш-милиционер посадил меня в углу на грязный табурет, а сам что-то записал в журнале, лежащем на тумбочке.

— Фамилия?

— Чья? — с удивлением спросила я.

— Свою я знаю. Твоя! — рявкнул заморыш. При его-то комплекции какой басок, кто б мог подумать.

— Извините, задумалась, — я выдавила из себя жалкую, испуганную улыбку. Пусть думает, что мне очень страшно, лишь бы дал позвонить. — Татьяна Иванова. Иванова.

— Адрес.

Я быстренько оттарабанила адрес своей квартиры и другие паспортные данные.

— Простите, вы не разрешите мне позвонить? Родители очень будут волноваться, — с легкой дрожью в голосе спросила я. — Только один звонок.

— Вот сейчас расскажешь, как убила, так сразу и позвонишь, — ответил милиционерик.

— Я все-все расскажу, только разрешите позвонить, у меня мама старенькая, у нее сердце больное, — зашмыгала я носом, глаза сделались мокрыми, и слезы градом покатились по щекам. Да, если бы я не любила свою работу, пошла бы работать в театр, хоть я его и не люблю. Какая актриса пропадает!

Мужик, в форме он или без нее, все-таки остается мужиком. Тем более если его просит о чем-то красивая женщина. Куда б он делся от такой неземной красоты? Конечно же, я позвонила не маме с папой. Киря, наверное, видел уже пятый сон, когда его разбудил телефонный звонок.

— Таня, побойся бога, — забормотал он, едва услышав мой голос. — Хоть раз в жизни может человек нормально выспаться? Такой сон интересный прервала.

— Киря, миленький, у меня не так уж много времени. Я в КПЗ, дело довольно серьезное. Вытащи меня как-нибудь отсюда. Я тебе все расскажу, как приедешь. И пожрать что-нибудь привези. Я есть хочу.

Ну все, главное дело сделано, теперь придется положиться на верного Кирю. Вернее — на подполковника милиции Владимира Кирьянова, товарища проверенного и со связями. Пока он подъедет, пока надавит на все рычажки, у меня есть время подумать-поразмыслить.

В камере было душно, пахло мочой и какой-то обреченностью. На грязных стенах были написаны имена, клички, фамилии, какие-то нецензурности. Да, вероятно, каждый, кто ожидал здесь дальнейшего решения своей судьбы, пытался оставить след на этих стенах. Те люди уже далеко отсюда, а может, кого-то и в живых нет… Я закрыла глаза и попыталась отвлечься от окружающей малоприятной действительности и перенестись в театр.

Как мне в руку попал нож? Я ведь точно помню, что орудие убийства руками не трогала. Я наклонилась к убитой и… Вспомнила: буквально за минуту до удара я почувствовала странный специфический запах: смесь запахов пудры и вазелина. Потом удар, и все. Кто-то прятался за шторкой у входа в ложу, воспользовался тем, что я занята осмотром тела, долбанул меня по голове и всунул в руку нож. Кто меня ударил? Убийца? Зачем? Он ведь мог незаметно выйти из ложи, мог подождать, пока я побегу за милицией. Почему не стал ждать?

Но если я лежала оглушенная, с ножом в руке, откуда появились милиция и зеваки? Кто сообщил о преступлении? Ничего не понимаю. Дело попахивает мистикой какой-то. Что, дух убиенной заявил в милицию? Надо будет уточнить у Кири, откуда стало известно о преступлении. Возможно, тот, кто сообщил, связан с убийцей.

От такого обилия вопросов без ответов моя бедная голова, которой и так досталось порядком, совсем поехала. По мозгам били какие-то маленькие молоточки, от жесткой скамьи занемела пятая точка. Но, несмотря на все неудобства, мне удалось задремать. Но что это был за сон — все то же продолжение театрального кошмара. Только на этот раз в кресле с ножом в груди сидела я, и рядом с ножом в руке лежала тоже я, почему-то в обнимку с милицейским заморышем.

Слава богу, кошмар был прерван тем самым заморышем. Кирьянов нажал, где нужно, подключил свои связи и оформил меня под солидный залог. Вернее, официально все сделал наш общий друг, светило тарасовской юриспруденции Миша Гдлян. У Кири сроду таких денег не водилось, да и вряд ли с его неподкупностью и принципиальностью когда-нибудь будут. А вот Мишка занимается частной практикой, и клиентура у него солидная, между прочим, наполовину состоящая из моих клиентов. Все в этом мире взаимосвязано и взаимозависимо, как писали в институтских учебниках по философии. Ну да ладно, не время рефлексировать, время действовать.

Мужики довезли меня до дому, предварительно остановившись у одной из ночных кафешек, которыми забит сейчас до отказа ночной Тарасов. Я заказала двойную порцию еды и, пока пережевывала котлеты с подливкой и горячее пюре, слушала официальную версию сегодняшних событий в театре в изложении Кири.

Убитая оказалась той самой Лилианой Жиндаревой, главной исполнительницей в мюзикле. В тот вечер она почувствовала себя плохо и попросила выступить вместо себя молодую актрису-дублершу.

— Здорово, — не удержалась я. — Люди платят бешеные бабки за спектакль, а им подсовывают суррогат какой-то. Ну это к делу не относится, это по другой статье. Извини, что перебила, — сказала я Кирьянову.