Белинда Бауэр - Черные Земли

Стивен давно отчаялся узнать правду. Сначала он надеялся, что Билли оставил какие-то знаки того, что предчувствовал свою скорую гибель. «Великолепная пятерка» с загнутыми уголками, инициалы «А.А.», нацарапанные на деревянной крышке стола, детальки Лего, обозначающие стороны света, с пометкой «Икс» в нужном месте. Что-то, с помощью чего наблюдательный мальчишка — уже постфактум — смог бы догадаться и восстановить события.

Ничего такого не было. Только запах истории, и горькая грусть, и школьная фотография тощего мальчишки с румяными щеками и неровными зубами, улыбающегося так широко, что почти не видно темно-голубых глаз. Стивен не сразу сообразил, что эта фотография появилась здесь уже после, — потому что если уж мальчишка ставит на стол собственную фотографию, на фотографии он должен держать огромную рыбину или еще какой трофей.

Девятнадцать лет назад этому одиннадцатилетнему мальчишке — наверняка похожему на Стивена — надоело возиться с конструктором и он вышел в теплый летний вечер пробежаться по улице, не подозревая, что уже никогда не вернется, не соберет свою космическую станцию, не будет размахивать своим бело-голубым шарфом по воскресеньям и даже не заправит кровать. Его мать, бабушка Стивена, сделает это позже сама.

Вскоре после семи пятнадцати, купив у мистера Джейкоби из газетного киоска пакетик шоколадных драже, Билли шагнул из царства детских фантазий в царство кошмарной действительности. На отрезке в двести ярдов от дома до киоска мистера Джейкоби Билли просто исчез.

Бабушка Стивена ждала Билли до половины девятого, потом послала Летти, дочь, поискать брата; в девять тридцать, когда стемнело, она пошла искать сама. Светлыми летними вечерами дети заигрывались на улице допоздна — хотя по зимним часам им уже давно пора было бы спать. И только после того, как Тед Рэндалл, сосед, сказал, что нужно позвонить в полицию, бабушка Стивена навсегда превратилась из Мамы Билли в Бедную Миссис Питерс.

Бедная Миссис Питерс — муж которой так глупо погиб, вылетев с велосипеда прямо под колеса барнстепльскому автобусу, — ждала, что Билли вернется.

Сначала она ждала его у двери. Она стояла там целыми днями в течение месяца, едва замечая четырнадцатилетнюю Летти, прошмыгивающую мимо нее в школу и возвращающуюся ровно в три пятьдесят, чтобы не заставлять мать волноваться еще сильнее — если только это было возможно.

Когда погода испортилась, Бедная Миссис Питерс переместилась к окну: оттуда видна была дорога. Она походила на собаку во время грозы — встревоженная, напряженная, с расширенными глазами. Любое движение на улице заставляло ее вздрагивать. Потом наступил перелом — поскольку и мистер Джейкоби, и Салли Бланкетт, и близнецы Тайткет стали взрослыми настолько, что даже ее измученное воображение не позволяло принять их за краснощекого одиннадцатилетнего мальчишку в новых кроссовках «Найк», со светлой короткой стрижкой и недоеденным пакетиком драже в руках.

Летти научилась готовить, прибираться и пореже выходить из своей комнаты, чтобы не видеть матери, застывшей у двери. Она всегда подозревала, что Билли был любимцем матери, и теперь, когда брата не стало, у той не осталось сил скрывать это.

Летти спрятала за маской подростковой несговорчивости свои четырнадцать лет, свой страх и тоску по матери и брату, которых ей не хватало в равной степени, поскольку в тот теплый июньский день она лишилась обоих.

Неужели Билли не знал? Привычно оглядев безжизненную, не дающую никакой подсказки комнату, Стивен почувствовал, что снова злится. Неужели можно было даже не подозревать, что скоро с тобой произойдет нечто подобное?

Через год после того, как пропал Билли, в совершенно другом месте и по другой причине был задержан водитель-экспедитор из Эксетера.

Поначалу полиция просто допрашивала Арнольда Эйвери в связи с обвинением в эксгибиционизме, сделанным юным Мэйсоном Динглом.

Арнольду Эйвери случалось смущать детишек и раньше — об этом он, разумеется, рассказал полиции не сразу, — но, пригласив пятнадцатилетнего Мэйсона Дингла в свой фургон, чтобы якобы спросить дорогу, Эйвери нежданно-негаданно столкнулся с провидением лицом к лицу.

Мэйсон Дингл и сам знаком был с полицией не понаслышке. За малым ростом и внешностью мальчика из церковного хора таилась гроза всего Лэпуинга. Граффити, отбирание денег, кражи со взломом — все это было на совести Мэйсона Дингла, и полиция знала, что со временем юный Дингл пойдет по пути старших братьев, жизнь которых была чередой непрерывных арестов.

Однако, прежде чем и впрямь отправиться по этому пути, Мэйсон Дингл помог в задержании того, кого бульварные газетенки впоследствии окрестили Фургонным маньяком.

Полиция даже и не подозревала, что подобный детоубийца разгуливает на свободе. Дети, конечно, постоянно пропадали, некоторых потом находили мертвыми, но происходило это в разных концах страны, а у полиции в восьмидесятые годы двадцатого века не было еще возможностей для обмена данными — если только речь не шла об общеизвестном серийном убийце. Несмотря на то что правительство, точь-в-точь по Оруэллу, блеяло что-то о повышении профессионального уровня личного состава и качестве баз данных, подобного процента раскрываемости преступлений можно было достичь, и попросту тыча пальцем в список подозреваемых.

Как бы там ни было, до тех пор, пока в дело не вмешался Мэйсон Дингл, жертв Арнольда Эйвери никогда не обнаруживали, а самого его не то что не арестовывали, а даже не штрафовали за превышение скорости, и ни один следователь не нашел бы его имени ни в одной базе данных мира.

Поэтому, заприметив Мэйсона Дингла в Лэпуинге посреди убогой детской площадки, в одиночестве выцарапывающим что-то малоприличное на красных пластмассовых качелях, Эйвери подъехал к тротуару, расстегнул что положено и свистнул мальчишке — свято веря в бессилие как «Девона и Корнуэлла», так и всех остальных полицейских подразделений.

Мэйсон поднял голову, и Эйвери воспрянул духом при виде его смазливой физиономии. Он помахал мальчишке, и тот вразвалку подошел к фургону.

— Объяснишь, как проехать?

Дингл поднял брови в знак согласия. Это был — Эйвери наметанным глазом сразу определил: типичный младший брат при нескольких старших. Это было видно и по нарочито приподнятым плечам, и по сдержанной готовности помочь (как мужчина мужчине!), и по сигарете за маленьким розовым ухом возле стриженого виска… Но какое лицо! Чистый ангел.

Мэйсон наклонился к окошку, поглядывая вдаль, точно отвлекшись на минутку от куда более важных дел.

— Проблемы, командир?

— Мне в бизнес-парк, покажешь на карте?

— Да просто вниз и налево, командир.

Мэйсон махнул рукой в сторону парка и сунул голову в фургон, чтобы взглянуть на карту на коленях у водителя.

— Сюда?

Парень не сразу понял, на что ему показывают, а разглядев, дернулся и ударился головой о дверцу. Эйвери была знакома эта реакция. Теперь имелись два варианта развития событий: либо дурачок начинает краснеть, заикаться и быстренько ретируется, либо краснеет, заикается, но чувствует себя обязанным — ведь Эйвери, взрослый человек, попросил его о помощи! — показать то, что нужно, на карте в паре дюймов от штуковины. Во втором случае дело могло зайти куда дальше — и порой заходило. Эйвери предпочитал второй вариант как более продолжительный, но и первый — увидеть на их физиономиях страх, и смущение, и чувство вины — был неплох. Чувство вины, поскольку все они в конечном итоге хотели того же самого. Он просто был честней, чем они.

Но Мэйсон Дингл избрал третий путь. Нырнув в окошко фургона, он вдруг вывернул ключ из замка зажигания.

— Попался, старый ублюдок! — ухмыльнулся он, помахав ключами.

Эйвери разъярился.

— А ну, верни, говнюк!

Он выскочил из фургона, на ходу застегивая молнию.

Мэйсон с ухмылкой приплясывал в некотором отдалении от него.

— Хрен тебе! — крикнул он и бросился бежать.

Арнольд Эйвери был излишне хорошего мнения о Мэйсоне Дингле. Внешность часто бывает обманчива. Несмотря на ангельское личико, Мэйсон оказался парнем не промах. И потому Эйвери сидел теперь в фургоне, ожидая возвращения мальчишки — с ключами, за которые наверняка тот потребует денег, с кем-то из старших, а то и с полицией.

Все это не особенно пугало Эйвери. Уличные манеры пройдохи, без сомнения, сослужили тому хорошую службу, но их можно будет использовать и против сопляка. Даже очаровательному домашнему ребенку, рассказывающему подобные вещи, поверят немногие, что уж говорить о столь сомнительном элементе. Особенно если обвиняемый в низости и разврате спокойно дожидается полиции, а не ведет себя так, будто ему есть что скрывать. Эйвери закурил и уселся на детской площадке — здесь он чувствовал себя как рыба в воде, — ожидая возвращения Мэйсона Дингла.