Миюки Миябэ - Горящая колесница

Семья Курисака — это родственники умершей Тидзуко. Хомме пришлось перебрать немало лиц и имён, прежде чем он всё-таки догадался, кто же им звонил.

— А, ясно. Это, наверное, был Кадзуя?

— Да-да. Тот, высокий.

— Надо же, ты его вспомнил! Только услышал голос — и сразу понял, кто это говорит?

Сатору отрицательно замотал головой:

— Сначала я только сделал вид, что знаю, с кем разговариваю, а потом и правда догадался.

Услышав это, Исака рассмеялся.

— Во сколько же он позвонил?

— Примерно час назад.

— И что ему нужно?

— Говорил, что мне он не может сказать. Спросил, будешь ли ты дома сегодня вечером. Обещал зайти. Дело, говорит, у него важное.

— Сегодня?

— Да.

— Любопытно…

Исака покачал головой.

— Я сам с ним не разговаривал, но он, похоже, очень спешил. Правда? — обратился он к Сатору.

На этот раз мальчик утвердительно промычал, добавив:

— У него кончилась телефонная карточка. Но он перезвонил снова. Он и правда очень торопился — так быстро говорил!

— Надо же… Случаются в жизни странности! Ну, что теперь поделаешь, раз уж он обещал к нам зайти… Будем ждать.

Когда Хомма, переодевшись, вернулся на кухню, сын уже собрался куда-то идти, захватив с собой поднос, на котором стояли две чашки, наполненные горячей бражкой амадзакэ. При виде отца Сатору ответил, не дожидаясь, пока его спросят:

— Схожу к Каттяну…

«Ну, это сколько угодно, — подумал Хомма, — только вот…»

— Думаешь, ему понравится амадзакэ?

— Говорит, что он ни разу не пробовал…

Каттян — это одноклассник Сатору, с пятого этажа. Родители у него оба работают, всё время заняты, вот мальчишка и сидит целыми днями один.

— Смотри в лифте не споткнись, потом ведь убирать за тобой придётся.

— Да знаю я!

Наконец-то Сатору ушёл, и теперь, садясь на стул, Хомма мог не стесняясь кривить лицо от боли. Исака поставил перед ним чашку горячей амадзакэ:

— Вам сейчас лучше не утруждать себя.

— А вот инструктор по лечебной физкультуре всё время требует от меня невозможного.

— Строгий попался, да?

— Профессия садистская, скажем так.

Исака снова рассмеялся, и его круглое лицо расплылось в улыбке.

— Будем считать, что это вы накапливаете жизненный опыт.

Его улыбка отражалась в сверкавшей поверхности стола. Круги от посуды, как и кофейные пятна на скатерти домовитый Исака считал чем-то скверным, порочащим достоинство хозяев.

— Ужин буду готовить на троих, — сказал он, ухватив обеими руками свою чашку амадзакэ.

— Вы уж извините, опять мы у вас отнимаем время.

— Что на двоих готовить, что на троих — разницы-то никакой… Так этот Курисака, то бишь Кадзуя, он вам родственник?

— Да, только вот не знаю, как вам объяснить, кем же он мне приходится. Он — сын двоюродного брата моей жены.

— Ах вот почему Сатору назвал его дядей!

— Ну да, как ещё его назовёшь? Морока! Но главное, что мы его и не знаем совсем… — (И что там у него такое стряслось, что понадобилось приезжать сюда?) — Мы с ним уже несколько лет не виделись…

— Он ведь на похоронах жены вашей не был?

— Нет, не приходил. Хотя вроде бы отношения у них были дружеские.

Рядом с гостиной — маленькая комната, размером всего лишь в шесть татами[1]. Там, напротив окна, стоит домашний алтарь. Хомма посмотрел туда, и Тидзуко на фотографии, вставленной в чёрную рамку, ответила ему взглядом. Ему даже показалось, будто она покачала головой. Мол, что же этому родственнику вдруг от нас понадобилось?

— Смотрите-ка, снег пошёл, — сказал Исака, взглянув в окно.

Кадзуя Курисака подъехал к девяти часам.

Снег всё не прекращался. На дороги и на гладкие крыши домов нападало уже больше пяти сантиметров! Как только солнце село, подул северный ветер, и, если прижаться лицом к стеклу, можно было увидеть, как бесконечное множество белых нитей прошивают промёрзший воздух.

К шести часам Хомма начал уже сомневаться в том что Кадзуя приедет сегодня. Во-первых, он больше не звонил, а во-вторых, и по телевизору, и в вечерней газете сообщали о том, что в связи со снегопадом движение транспорта приостановлено. В семь часов в вечерних новостях канала NHK передали, что поезда на линиях Яманотэ, Собу и Тюо отменены. Конечно же, Хомма был уверен, что в такую погоду Кадзуя до них не доберётся.

Кадзуя живёт в Нисифунабаси. Хомма был там всего раз, причём давным-давно. В памяти осталось, что от станции вроде бы нужно было ещё около двадцати минут ехать на автобусе. В такой снегопад, как сегодня, на ночь глядя тащиться из банка в центре Токио к ним, в округ Кацусика, что по соседству с префектурой Саитама, а потом ещё возвращаться домой в Нисифунабаси в префектуре Тиба. Даже в хорошую погоду, со всеми пересадками, это путешествие заняло бы не меньше полутора часов.

Но если, несмотря на мерзкую погоду, Курисака всё-таки приедет, то это будет означать, что дело у него действительно серьёзное.

«Почему меня терзают нехорошие предчувствия?» — раздумывал Хомма после ужина. В этот момент раздался звонок в дверь.

Хомме показалось, что Курисака похудел с тех пор, как он его видел в последний раз. Зимой люди всегда выглядят какими-то маленькими. От холода, что ли, скукоживаются? Но лица вроде бы и зимой остаются прежними. Значит, щёки Курисаки кажутся впалыми вовсе не из-за лютых морозов. Что же всё-таки стряслось?

Предчувствия не подвели Хомму. Узнав от гостя, что тот уже поужинал, Сатору принёс им с Хоммой по чашке кофе, а сам поскорее удалился, якобы принимать ванну. Если не получил особого разрешения, то в дела взрослых не вмешивайся, — таков закон семьи Хоммы. Да и Сатору и Курисака совсем не знают друг друга. Сатору, конечно, называет его дяденькой, но только потому, что так удобнее. Разве будет он его так называть, когда самому стукнет двадцать? Вряд ли…

Хомма и Курисака расположились друг против друга в тесной гостиной. Хомма не переставал удивляться, какой же этот парень высокий — даже выше, чем он себе представлял. Хомма ведь и сам не маленького роста, но Курисака всё же был на полголовы выше.

— Сколько же тебе сейчас лет? — это было первое, что Хомма спросил у родственника, который снял пальто и расположился на стуле.

— Двадцать девять, — слегка усмехнулся молодой человек, — мы с вами, Хомма-сан, целых семь лет не виделись. Помните, вы тогда с тётей Тидзуко приезжали поздравить меня с поступлением на работу?

Да, действительно, было такое — смутно припоминал Хомма. Тидзуко тогда переживала: «Что бы такое подарить человеку, который будет работать в банке?» Когда муж предложил просто наличные деньги, она рассмеялась: мол, совсем у него с фантазией плохо.

— Так ты и сейчас работаешь в том банке, в квартале Канда?

Хомма даже название банка не мог вспомнить. «Дайити Кангё»? Или, может быть, «Санва»? Но в любом случае Курисаку, кажется, сперва направили в отделение банка, расположенное где-то в Канда.

— Да что вы! Меня уже давным-давно оттуда перевели. Сначала Канда, потом Осиагэ, теперь вот в Ёцуя работаю. Наверное, в этом году опять куда-нибудь переведут…

— Устаёшь, наверное.

— Ну что поделаешь — финансовая машина! Тем более что я был заранее готов к такому. Да и общение с клиентами мне нравится. Так что я доволен, думаю, эта работа мне подходит.

Работа с клиентами, — значит, он занимается внешними кредитными операциями. Хомма кивнул в знак понимания, и поэтому спрашивать Курисаку, в каком же всё-таки банке он работает, теперь стало неудобно.

— Хомма-сан, вам ведь тоже, наверное, пришлось сменить немало полицейских участков?.. Ах, простите, я совсем забыл!.. — По красивому лицу молодого человека промелькнула тень.

«Ну вот, начались дежурные формальности», — подумал Хомма.

— Я ведь ещё даже соболезнования не выразил, — продолжил юноша.

Учитывая, что прошло уже три года, Курисака действительно «ещё даже» не выразил соболезнования. Молодой человек опустил голову и, уставившись на свой замысловатый тканый галстук, скорее всего импортный, забормотал под нос:

— Я очень сожалею о кончине тётеньки. Не был на заупокойной службе, не был на похоронах… Я очень виноват, понимаю…

— Ну что поделаешь… Тем более что похороны — это совсем не весело. Если бы было что-то радостное, тогда, конечно, я хотел бы, чтобы все пришли.

— Тётя всегда ездила осторожно, никогда бы не подумал, что такое может случиться именно с ней…

— Но на дороге же есть и другие водители. Бывает, что ты сам делаешь всё как надо, а на тебя возьмут да и наедут.

Тут Курисака быстро встал и смущённо произнёс:

— Наверное, сперва нужно возжечь свечи. Это же самое главное…