Призрак в машине - Грэм Кэролайн

На отпевании присутствовала почти вся деревня, а также уцелевшие друзья и родственники тети Кэри. Одного пожилого мужчину привезли в инвалидном кресле из самого Абердина[3]. Мэллори был тронут, но не удивлен таким количеством скорбящих. Может быть, любить его тетю было нелегко, но не нравиться она просто не могла.

Лоусоны еще немного постояли у могилы. Тем временем все остальные либо разъехались по домам, либо ушли в Эпплби-хаус[4]. Мэллори всегда думал, что смерть человека, прожившего долгую и счастливую жизнь, перенести легче, но теперь понял, что ошибался. Он был рад этому внезапному уходу, хотя и огорчался, что не успел проститься с покойной. Тете Кэри было бы трудно смириться с долгим и болезненным концом. Он чувствовал, что Кейт, очень любившая старушку, беззвучно плачет. Полли, присутствовавшая на этом, по ее выражению, «эмоциональном армрестлинге» против своей воли, стояла в нескольких метрах от родителей и пыталась делать грустное лицо, но при этом нетерпеливо жевала нижнюю губу. Искренняя скорбь была ей чужда, потому что она не видела свою двоюродную бабушку много лет и не собиралась лицемерить.

Они медленно вернулись туда, где люди ели запеченное мясо и пили сидр из яблок, собранных в саду, который дал название дому. Все организовала Бенни Фрейл, компаньонка покойной, отказавшаяся от помощи других. Бенни хотелось чем-то заполнить эти дни, худшие в ее жизни. Она вертелась волчком, как охваченный скорбью дервиш.

Хотя двери, разделявшие огромные комнаты первого этажа, были раздвинуты заранее, люди начали выходить на веранду и в сад. Две деревенские девушки в джинсах и теннисках разносили подносы с комковатым темно-коричневым печеньем и сероватыми пирожными. Многие пили, хотя чаша для пунша, наполненная безалкогольным фруктовым напитком, оставалась нетронутой. Казалось, все предпочитали домашний сидр. И правильно делали. Большинству гостей предстояло идти домой пешком, а тот, кто остановился в ближайшей гостинице, расположенной в Принсесс-Рисборо, мог добраться туда на такси.

«Сразу видно, — думала Кейт, обводя взглядом чинную толпу, — что большинство присутствующих довольны собой. Для чего существуют похороны? Ответ ясен. Чтобы каждый пришедший радовался тому, что он еще жив». Но это было не совсем верно. Попадались и те, кто искренне оплакивал покойную. Например, миссис Крудж, убиравшая Эпплби-хаус тридцать лет. Но долго выдерживать постную мину трудно. Женщина, которая несколько часов назад рыдала на кухне, теперь улыбалась, болтала и нервно теребила складки черной вуали, неумело пришпиленной к бесформенной фетровой шляпе.

Лоусоны приехали в Форбс-Эббот на пять дней. Кейт принесла Мэллори бокал и обнаружила в муже перемену. Перемена была крайне незначительной — никто другой ее не заметил бы, — но когда она тронула его предплечье, сухожилия которого всю жизнь были натянуты, как струны скрипки, те слегка подались.

— Местные ничего не умеют, — сказал Мэллори, но бокал все же принял. — Я знаю это с давних пор.

— Как по-твоему, нам следует обойти гостей? — спросила Кейт.

— Поскольку ближайшие родственники покойной — это мы, я думаю, все должны подходить к нам, — высказалась Полли. — Как на греческой свадьбе.

Если бы она смогла долго простоять на месте и при этом приятно улыбаться, возможно, кто-то действительно положил бы деньги на ее поднос. Но это должны быть очень большие деньги, потому что ее долг огромен. Чертовски огромен. Хуже всего, долг становился больше не по дням, а по часам. Распухал, как джинн, вырвавшийся из бутылки. Полли рассердилась на себя и попыталась думать о настоящем. Она должна справиться… с чем? Со страхом? Нет, девушка она не из пугливых. Просто у нее перед глазами стояла отвратительная рептилия с лицом Билли Слотера. Приземистая, с бесстрастным взглядом, мерзкая на ощупь. Вроде чудовища из детской считалки: «Я знаю человека. Какого человека? Колдуна. Какого колдуна? Колдуна-вуду…»

Полли укорила себя, заставила забыть подобные мысли и стала рассматривать собравшуюся толпу. От нее не ускользала ни одна деталь — одежда, украшения, манеры, голоса. Складывалось впечатление, что тут собрались одни ходячие трупы. Средний возраст — семьдесят, не столько одетые, сколько задрапированные в ткань и неразлучные со «Стерадентом»[5]. Представив себе сотню щелкающих зубных протезов, Полли рассмеялась.

— Полли!

— Ой… Извини. Извини, папа.

Мэллори ужасно расстроился. Внезапно девушка раскаялась и дала себе слово исправиться. Что могло бы доставить отцу удовольствие? Заставить его гордиться дочерью? Она решила пообщаться с людьми. Причем не просто пообщаться, а очаровать их. Даже самых жалких и ничтожных. Может быть, когда ей понадобится помощь, Мэллори будет более сговорчивым. Полли состроила печальную мину, улыбнулась как блаженная, пробормотала родителям, что скоро вернется, и смешалась с толпой.

Она здесь почти никого не знала; правда, некоторые помнили, как она приезжала в гости к двоюродной бабушке еще совсем маленькой девочкой. Кое-кто даже пустился в бесконечные воспоминания. С одной чудаковатой кузиной тети Кэри она просидела целых пять минут, мотая на ус манеры и слова пожилой дамы, чтобы потом посмешить других.

У тучного викария, ни молодого ни старого, была копна мягких светло-русых волос, которые на этикетках шампуня называются «летучими». Они не могли выбрать лучшего момента, чтобы подняться вверх и образовать вокруг его лица что-то вроде нимба. Викарий положил влажную руку на запястье Полли.

— Вы можете поверить, моя милая, что миссис Крудж пять минут назад спросила, нравится ли мне вечеринка?

Полли пыталась изобразить недоверие, но получилось плохо. Вопрос казался ей безобидным.

— Вы не знаете, что случилось со словом «пробуждаться»?

— Нет.

— Оно абсолютно вышло из употребления. — Свободной рукой викарий изобразил в воздухе кавычки. — Теперь говорят «просыпаться». А смысл совсем не тот. Разве можно сказать о счастливом состоянии, в котором ныне пребывает мисс Лоусон, что она «проснулась в объятиях Отца Небесного»?

«О господи», — подумала Полли и убрала с запястья ладонь викария.

— Ты только посмотри на Полли, — с любовью сказал Мэллори. По его мнению, дочь полностью искупила свое недавнее неприличное поведение.

— По-моему, на Полли и без того слишком много смотрят.

Кейт была права. Почти все — и не только мужчины — украдкой следили за девушкой. Большинство привлекали ее длинные стройные ноги в черных колготках с блестками. Жакет из черного льна почти ничего не прикрывал. Юбка, надетая ради такого печального случая, была немного длиннее обычного. Ее даже мог раздуть ветер.

Кейт стало неловко. Ее колкую реплику можно было принять за месть — хуже того, ревность к дочери. Конечно, это было неправдой. Когда к ним через газон устремился маленький рыжий человечек, она с облегчением улыбнулась, радуясь нечаянному избавлению.

— Деннис! — тепло воскликнул Мэллори. — Рад тебя видеть.

— Сам знаешь, мы должны были встретиться завтра. Но я решил выразить тебе свои соболезнования. Мэллори, дружище… — Деннис Бринкли протянул ему ладонь, тыльная сторона которой поросла рыжевато-золотистыми волосками. — Твоя тетя была необыкновенным человеком.

— Можно забрать? — Кейт протянула руку к его полупустой тарелке. Она еще на кухне успела попробовать булочки с орехами и сосиски в тесте, приготовленные Бенни.

— Нет, не надо! — Деннис ухватился за тарелку. — Я съем все. До последнего кусочка.

«Если так, то ты будешь единственным. Позже часть этих булочек и сосисок обнаружится в садовых урнах, а остальное придется выгребать из кустов еще несколько лет. Археологи грядущих веков будут чесать в затылках, изумленные тем, как в наше время использовали угощение», — подумала Кейт. Она давно знала кулинарное искусство Бенни, а потому на всякий случай прихватила с собой несколько коробок пирожных от Маркса и Спенсера[6], объяснив мужу, что это на крайний случай. Перед уходом в церковь Кейт положила коробки на неприметный столик в кустах. Все исчезло задолго до ее возвращения.