Ева Львова - Английское дело адвоката

Все то время, что Генриетта рассуждала насчет мужественного поступка неудавшегося самоубийцы, Дик с удивлением рассматривал снимок на газетной обертке, бормоча себе под нос: «Надо же, и правда псаломщик, как я его не признал? А это и впрямь Дженнифер Шерман и ее чертова нянька».

– Да, Дик, действительно, где были твои глаза? – усмехнулась Генри, видя недоумение приятеля.

– Черт его знает, – смутился Дик. – Бросил книжку в угол, она там и лежала. С чего бы я стал ее рассматривать?

– Ты хоть начальнику тюрьмы про нее рассказал?

– Забыл, – честно признался парень. – Да и зачем? Эндрю все равно сбежал, ему книга не понадобится, значит, и разрешение получать не нужно.

Я слушала рассуждения Генриетты и кивала головой в знак одобрения, но в душе знала, что она не права. Вовсе не за дикарку Олив переживал баронет, у него болела душа за единственного сына, руководителя российского филиала корпорации «Электра» Стивена Шермана, на которого у меня имелся компромат, дающий стопроцентные шансы на победу в деле Горелова.

В аэропорт нас отвезла Генриетта, заехавшая за мной к тете Летти вместе с готовым к отлету Джуниором сразу же после работы. Выспавшийся и отдохнувший кудрявый друг выглядел вполне прилично, и только рассеченная бровь и синяк под глазом напоминали о его пивной победе в «Фургоне и прицепе». Проснувшись в середине дня, Борис развил бурную деятельность и, дожидаясь возвращения Генриетты, созвонился с Кирой Ивановной и через секретаршу попросил конторского шофера приехать за нами в аэропорт. Международные звонки Борис беспечно осуществлял с городского номера гостеприимной хозяйки, нимало не заботясь о том, на какую сумму его британской подруге выставят счет. Об этом Устинович-младший вскользь обмолвился, уже сидя в машине, и, увидев, какими глазами на него взглянула Кампински, принялся предлагать ей деньги, но Генриетта, само собой, отказалась.

Проезжая мимо дома Пита Перкинса, я увидела, как из открытого окна первого этажа сначала вылетела табуретка, а затем вылез сам репортер, спасаясь бегством от широкоплечего детины, появившегося в окне следом за Питом и покрывшего героя-любовника отборным матом на языке Байрона и Шекспира. На крыльце стояла блондинка-негритянка Марго и, обхватив себя за плечи, полными ужаса глазами взирала на происходящее.

– Давно пора прищучить этого кобеля, – одобрила Генри. – Надо орден дать тому герою, который выложил его похождения в Интернет.

Гордая похвалой, я приосанилась на заднем сиденье, а Устинович-младший, не понимая, о чем идет речь, все вертелся и спрашивал, что там происходит, и, не получая ответа, переводил рассеянный взгляд с меня на Генриетту и обратно.

В дорогу Летиция Гануэй передала дюжину профитролей, о которых так живо рассказывала, вручив их с тем самым премиальным подносом, а викарий Вессон принес баночку меда. Как раз такую, о какой мечтала бабуля. Деду в подарок я купила хороший шелковый шарф, упакованный в красивую подарочную коробку. Прощались мы с Генриеттой так, как будто были сестрами. У полицейской дамы в глазах стояли слезы, и, обнимая меня перед тем, как покинуть зал ожидания, она прошептала мне на ухо:

– Не забывай, что я тебе сказала. Если надумаешь, приезжай, я буду ждать.

И добавила так, чтобы слышала не только я, но и Борис:

– Все, завязываю с полицией. Решила пойти в университет на факультет философии и стать викарием.

– Прости, не понял? – переспросил Устинович-младший, переставая рассматривать рекламный щит с красоткой-стюардессой, рекламирующей британские авиалинии.

– Свяжу жизнь с нашим приходом, – продолжала Генриетта. – Весь Арбингтон упрашивает меня сменить на посту викария преподобного Вессона, только тетя Летти была против. До последнего времени она настаивала на кандидатуре Эбинейзера, а тут вдруг почему-то сменила гнев на милость. Хорошо, что в англиканской церкви священниками могут быть и мужчины, и женщины, но это новшество ввели только с девяносто второго года прошлого века, а до этого все было по старинке. Но прогресс не остановить!

– Все у вас не как у людей, – пробормотал Борис по-русски, целуя Генри в щеку и помахивая на прощание рукой.

В самолете Борис рассуждал о побочных эффектах демократии.

– Совсем старушка Европа с ума сошла, – говорил он, потягивая предложенный стюардессой сок. – Адвокаты выступают в допотопных париках, оберегая вековые традиции, а в церквях служат женщины-священники! Маразм какой-то! Все с ног на голову. Я удивляюсь, как это мы еще ни одной однополой пары не встретили. Должно быть, Арбингтон – счастливое исключение из общих правил. Конечно, я не гомофоб, – поспешно добавил Устинович-младший, заметив кинутый мною в его сторону ироничный взгляд, – но жить в доме секс-меньшинства уж точно не стал бы.

Я терпеливо слушала рассуждения кудрявого друга и думала: «Сказать – не сказать?» Но затем решила, что разочаровывать впечатлительного Джуниора себе дороже, и перевела разговор на другую тему.

– Борь, ты точно знаешь, что Банкин встретит нас в аэропорту? Нам не придется брать такси за бешеные деньги?

– Я, в общем-то, договорился с Кирой Ивановной, – не слишком уверенно затянул Борис, – но с самим Полом не разговаривал. Смартфон у меня разрядился, а зарядное устройство я дома забыл, так что позвонить ему не с чего.

– Будем надеяться, что водитель за нами все-таки приедет, – уговаривала я сама себя, мечтая как можно скорее добраться до дома.

Сразу хочу сказать, что надежды мои оправдались, хотя и отчасти. Банкин приехал, но не один. Машину адвокатской конторы мы увидели сразу, как только вышли из здания аэропорта. Она стояла на платной парковке, что было совершенно не в духе нашего водителя, и это меня сразу же насторожило. Дойдя до авто, тонированные задние стекла которого не давали возможности видеть с улицы весь салон целиком, Борис растерянно оглядел каменное лицо Паши, не сделавшего даже попытки выйти нам навстречу, и потянул на себя переднюю дверцу со стороны пассажирского сиденья. Я немного приотстала, воюя с профитролями, поэтому могла наблюдать, как лицо Бориса в машине каменеет прямо на глазах, а затем кудрявый друг принимается строить жуткие рожи, что-то, должно быть, пытаясь мне этим сказать. Так и не уяснив тайный смысл его посланий, я распахнула заднюю дверь «Логана» и сразу же увидела наставленный на меня охотничий нож из тех, что продаются в специализированных ларьках в переходах.

– Садись в машину и не вздумать кричать, – на чистейшем английском языке скомандовал террорист.

– Ребята, если не будете дергаться, он вам ничего не сделает, – металлическим голосом проговорил Пол, не поворачивая головы в нашу сторону. – Насколько я понял, он из Англии, ищет каких-то Шерманов.

Догадка тут же мелькнула в голове, и, сопоставив факты, я уверенно заявила:

– Судя по тому, что вы не Эбинейзер Смит, вы – Энди Мак-Корник.

– А вы откуда знаете, дамочка? – вскинулся парень, и рука с ножом дрогнула, предоставив Борису прекрасную возможность выбить у нападающего оружие, но кудрявый друг, зачарованно смотревший на меня, ее упустил.

– Что же вы, уважаемый, заставляете волноваться своих друзей? – продолжала я, не отвечая на вопрос. – Генри Кампински буквально с ног сбилась, ждет от вас весточки, а вы терроризируете нашего шофера. Нехорошо, Энди.

– Что-то ты больно осведомленная, – хмыкнул Энди. – Знаешь Эбинейзера, Генри, меня! А знаешь, чего мне стоило добраться до вашей, будь она неладна, Москвы? Я с трудом проник в дом, где Шерманы снимают жилье, и увидел в квартире вместо семьи Шерманов этого клоуна, который ничего не может мне сказать по существу.

– Так, минуточку, – похолодела я. – Что значит – пришел в квартиру, а там клоун? Пол, ты и вправду находился во «Фрегате мечты»?

Банкин смущенно поерзал на сиденье и, перестав опасаться Эндрю, затравленно посмотрел на меня.

– Павел Банкин, – официальным тоном проговорила я, – ответьте, пожалуйста, мне как адвокату Романа Горелова на прямо поставленный вопрос: что вы делали в квартире моего клиента в отсутствие хозяина?

– Я и заехал-то всего один раз, – заныл Банкин. – Мне с девушкой негде встречаться! Что я, виноват, что в прихожей у Расмуса на полу тогда валялись ключи? Я их, само собой, на время взял. Думал – попользуюсь недельку, пока певец в отъезде, а потом верну. Скажу – нашел, но забыл отдать.

– Ничего себе водитель в конторе «Устинович и сыновья»! – пробормотала я.

– А что за девушка? – заинтересовался Борис.

– Шикарная тетка, – похвастался Пашка, стараясь на меня не смотреть. – Известная актриса, ведет популярную передачу на первом канале. Не буду говорить какую, а то вы сразу догадаетесь.

– И где была твоя актриса, когда тебя взяли в плен? – сурово осведомилась я.

– Домой поехала, ночь ведь уже была, а она замужем, – простодушно ответил Банкин. – Людмила уехала, а я остался, и тут этот фрукт в дверь звонит. Ну, думаю, все – попался, хозяин про меня пронюхал, надо когти рвать. Он позвонил-позвонил и сделал вид, что ушел, а сам, гад, за лифтом спрятался. Я переждал с полчасика и только открыл дверь, чтобы смыться, а этот как выпрыгнет из-за двери, меня впихнул обратно в квартиру и начал требовать Шермана. Второй день на работу не хожу, Кире Ивановне сказал – от флюса все лицо перекосило, но она привязалась: езжай в аэропорт за Борисом, и все тут. Я англичанину как смог объяснил, что обязательно надо ехать, иначе поднимется кипеж, он вроде бы понял, но меч-кладенец все равно не убрал. Так мы с ним и катаемся.