Валерий Карышев - Дело антикваров

От подделок не застрахован никто. Сколько лет существует спрос на старину, столько же функционирует и рынок подделок. За примерами далеко ходить не надо. Недавно выяснилось, что купленные японцами еще в 1987 году за 25 миллионов фунтов стерлингов «Подсолнухи» Винсента Ван Гога написаны Полем Гогеном.

Картина «Девушка за вирджиналом», долгое время считавшаяся подделкой под Яна Вермейера, признана подлинной и продана на аукционе Сотбис за 30 миллионов долларов.

Нет традиций, мало профессиональных антикваров, неопытные покупатели и необразованные владельцы доставшихся непонятно каким образом культурных ценностей – все это естественные пережитки развивающегося антикварного рынка.

Мой собеседник сделал паузу в своем рассказе, и я осторожно его спросил, чем он сам занимается?

– В основном – историей русского пейзажа XIX века, – сообщил Петр Петрович. – Собираю Саврасова, Поленова, Левитана и многих других. И, конечно, Маковского. Так что определенный опыт у меня имеется.

Вскоре я закончил осмотр коллекции Петра Петровича, наговорив хозяину кучу комплиментов. Мы уселись за столик.

– Петр Петрович, меня интересует, были ли подобные случаи фальсификации в истории вашего арт-рынка, и если были, то почему? Например, зачем нужно выдавать француза за англичанина или наоборот?

– Наверное, сама жизнь спровоцировала такую ситуацию, – заговорил Перт Петрович. – Впервые на английском рынке национальный художник намного дороже зарубежного мастера той же школы и эпохи. Есть такой художник, датско-немецкий, Луи Гурлитт. Это классик позднего бидермайера. Он весьма известен на родине. Но во Франции и в Англии его вряд ли купят, потому что стоит он недорого. А наши покупатели метут все, что с русским именем. Переделали его в Боголюбова, и цена подскочила чуть ли не в пятьдесят раз. Или сделали из некоего Вильгельма Порста русского Федора Васильева, и цена возросла – вы не поверите! – с одной тысячи евро, что давали за Порста, до трехсот тысяч! Как вам это? И эти люди, кто занимается подделками, ведут себя неуважительно к искусству. Был у нас художник Алексей Транковский, непрофессиональный, но самобытный. Так его переделывают в Трутовского, Грандковского или Маковского. И это не просто афера. Я уже говорил, что занимаюсь историей русского пейзажа XIX века. По этой теме было много живописцев Московского общества любителей художеств и Московского товарищества художников. В этих обществах все мастера группировались по известности художников – Поленова, Саврасова, Левитана – и им подражали. Много было членов Санкт-Петербургского общества художников – круга Константина Маковского. Конечно, часть из них, не слишком известных, всплыли на рынке. Но вы можете спросить – а куда же остальные делись? Они ведь были очень плодовитыми. Но теперь Левитин – уже Левитан, а Ярцев или Зарецкий – уже Поленов. Почти любой салонный портрет, имеющий, к несчастью, похожесть с шикарным Маковским, – уже с его подписью. Если раньше подделок было процентов пять-десять, то сейчас – за шестьдесят. И к тому же за счет других хороших художников.

– Я пессимист и считаю, что за этим стоит социальная ситуация. Все имеют свой кусок, всем это удобно и выгодно, – продолжал Петр Петрович.

– Так что же делать? Как исправить ситуацию на рынке русского арт-искусства? – спросил я.

– Ситуация реально изменится только вместе с обществом. Если немного утрировать, то пертурбация этих вещей возможна только после национализации или перераспределения собственности всех Рублевок. Но пока этого не происходит, и коллекционеры не бросают своего занятия. Да и корпорации накупили много фальшивок в свое время. У меня создается впечатление, что многие боятся проверить свои картины – а вдруг они будут фальшивыми? А так ты живешь спокойно…

– Хорошо, Петр Петрович, а вы допускаете, что в вашей коллекции какие-то картины фальшивые?

– Нет, категорически нет! Все мои картины проверены. У меня есть свой метод.

– Но вы же покупаете картины и продаете их…

– Да, конечно, и даже имею с этого неплохой навар, – улыбнулся Петр Петрович.

– И у вас не было случая, когда вы покупали картину, а потом выясняли, что она поддельная?

– Были.

– И как вы разбирались?

– Очень мирно и цивилизованно. У меня есть специально обученные люди, которые едут к тому дилеру, который продал мне картину, и спокойно убеждают его вернуть мне деньги, а я возвращаю ему картину. Все проходит без эксцессов. Но в последнее время, так как меня многие знают, мне таких предложений никто не делал.

– Значит, с ваших слов, получается, что человек, который продает картину, знает, что она фальшивая. А может быть так, что продавец не знает о подделке?

– Ситуации могут быть разные, – ответил Петр Петрович. – Есть даже такой вариант. Допустим, мошенники организовывают цепочку. Дилер берет картины на западных аукционах, фальсифицирует их, а потом сбывает антиквару за две-три стоимости. А разве трудно при таком наваре обеспечить липовую экспертизу? Антиквар, в свою очередь, предлагает вещь клиенту за хорошие деньги, но ниже реальной цены. Дилер получает свои десять процентов, клиент экономит. Но это не все. Подделки могут скупать и сами организаторы цепочки.

– Зачем же им поддельные холсты?

– А они ничего не теряют. Когда у них накопится много таких картин, они выставят антиквара на «счетчик» и потребуют назад полную стоимость. Или вот вам еще один пример. Есть у нас один коллекционер, «черный дилер» с Арбата Дима. Так вот, он скупает все исходники. Знаете, что это такое?

– Да, я уже немного начинаю разбираться.

– Это что-то похожее на русские мотивы, которые потом можно переработать, потому они и называются исходниками. Так вот, он все скупает. А зачем он это делает, как вы думаете? Он что, собирает коллекцию фальшивок? – Петр Петрович хитро прищурился.

Я пожал плечами:

– Не знаю…

– Вот вам еще одна загадка! То есть в антикварном мире очень много возможностей заработать деньги. А вы, собственно, кого представляете? – неожиданно спросил Петр Петрович.

– Брата и сестру Цветковых. Слышали про этот скандал?

– Конечно, слышал. Даже знаю некоторые подробности. У нас ведь антикварный рынок достаточно узкий…

– Там такая ситуация… Если в двух словах – они утверждают, что продавали честные картины, потом стали утверждать, что не продавали, а покупатель настаивает, что они продали ему фальшивки…

– А вы не думали, господин адвокат, – перебил меня Болдырев, – что тут тоже можно выстроить определенную схему с этими продажами и покупками?

– Какую же? – спросил я.

– Вот представьте себе: добросовестный продавец, то есть лицо, которое проводит все платежи от покупателя официально, у него есть результаты экспертизы с подтверждением подлинности, продает картину. Предмет сделки, предположим, подлинный Айвазовский или Шишкин. Покупатель, взяв картину, получает чеки, накладные и экспертизу. Так?

Я кивнул.

– Затем покупатель заказывает изготовление качественной копии и сдает ее на экспертизу. И получает заключение – фальшивка! Покупатель возвращает качественную копию продавцу, утверждая, что тот его обманул, и прилагает результат независимой экспертизы и платежные документы продавца. Теперь два варианта развития событий. Первый: продавец, не желая терять репутацию, забирает копию, возвращает деньги, извиняется, но при этом прекрасно понимает, что его обманули. Вариант номер два. Продавец, уверенный в своей правоте, отказывается выплачивать деньги и забирать копию. Тут покупатель делает заявление в милицию о мошенничестве и прикладывает идеальную доказательную базу в виде платежных документов, результатов независимой экспертизы и – внимание! – вещественного доказательства: качественной копии картины. Покупатель может подстраховаться – в момент приобретения картины с ним могут находиться его друзья, которые подтвердят факт совершения сделки. Действительно, при таких обстоятельствах возбуждение уголовного дела в отношении продавца гарантировано на сто процентов!

Последняя версия меня потрясла. Что же получается? – думал я, возвращаясь домой. Допустим, Кремнев поступил именно так: купил подлинные картины Киселева у моей клиентки, затем заказал у хороших художников копии и представил следствию документы о том, что он купил эти картины у Цветковой, и самое главное – хорошо выполненные копии. Оригиналы, конечно, остались у него. Надо сегодня же встретиться со следователем и изложить эту версию! Пусть проверяет.

Я сел в машину, прибавил газу и вскоре оказался в Москве. На мое счастье, в Следственном комитете рабочий день еще не закончился. Я позвонил Ирине.

– Могу ли я подняться и поговорить? – спросил я.

– Да, – ответила она, – если это так срочно.

– Да, очень срочно и важно!