Светлана Алешина - Блондин – личность темная

Донченко – человек, который мог покончить с Волощенко из ревности. Это чувство вообще одно из сильнейших эмоций человеческих, и, ревнуя, человек не в состоянии контролировать свои эмоции, он просто на это не способен, а значит…

Тем более Донченко мог с легкостью узнать адрес Волощенко: работали ведь в одной конторе. Да и прийти мог, не вызывая у Никиты Викторовича подозрений.

Только… Черт, просматриваются легкие нестыковки. Во-первых, полуобнаженный труп Волощенко был обнаружен на постели. Вряд ли человек мог открыть дверь поздно вечером, увидеть своего недоброжелателя и мирно улечься в кровать, впустив гостя в квартиру. В этом случае я предполагала два варианта – либо убийцей была женщина, либо преступник самостоятельно открыл дверь.

Зато есть довод и «за»: хромота. Человек, которого видела Ольга, а я полагаю, что им мог быть убийца, тоже хромал на левую ногу. И Донченко…

Но все это сплошные предположения, необходимы же факты.

Я набрала номер телефона Ольги Шалой, поприветствовала ее и спросила:

– Оля, помните, вы говорили, что видели человека, выходящего из дома Волощенко? На какую ногу он хромал? Вспомните, пожалуйста!

– На левую, – уверенно ответила девушка. – Сто процентов, на левую ногу. Я обратила внимание, даже посмотрела ему вслед – мне стало жаль человека. На ночь глядя выбегает из дома – я сразу подумала, что его выгнали. Хотя… Саша, наверное, это совершенно неважно, мелочи, но тогда от него исходил какой-то неприятный запах. Я еще подумала – человек перепил до чертиков, а жена его выгнала на улицу посреди ночи.

Мое сознание сначала уцепилось было за эту фразу, но ничего в ней не обнаружило и отбросило как ненужную информацию. Попрощавшись с Ольгой, я пролистала справочник и набрала другой номер телефона.

– «Производственное объединение «Золотая луна», – услышала я низкий, но определенно женский голос. И сказала:

– Добрый день, могу я поговорить с кем-нибудь из производственного цеха?

Я ужасно хотела узнать, когда же Донченко повредил свою ногу? Ведь Роман Глухов говорил, что Григорий не хромает. Я столкнулась с противоречием.

– Кто именно вам нужен? – спросили у меня.

– Кто-то, работающий в одну смену с Донченко. Я из милиции, должна задать несколько вопросов. Если будет удобно – могу подъехать.

– Минутку, я позову заведующего производственным цехом, – сказали мне, и минут через пять, наполненных томительным ожиданием, в трубке раздался другой голос – мужской.

– Константин Витальевич Муромцев слушает. Что угодно милиции? – прозвучал совершенно спокойный, лишенный тени ехидства вопрос.

– Простите, пожалуйста, вы не подскажете, когда Григорий Донченко повредил ногу? Может быть, вы в курсе…

– А что? Он намерен подавать в суд? – испуганно прозвучал вопрос.

– Нет, кажется, нет, – усмехнулась я. – Просто мне необходимо знать, с какого времени Донченко хромает.

– Он повредил ногу вчера в середине дня. У нас вышел из строя упаковочный аппарат, и металлический ящик упал на ногу Григория.

– Спасибо, – поблагодарила я. Моя версия не подтвердилась – а жаль. Обидно – такой хороший подозреваемый. Такой милый повод – банальная ревность… Но – как известно, расследование штука непредсказуемая.

И что же очаровательной Александрин Данич делать дальше?

Черт, все дороги ведут в Рим. Кажется, мне снова придется надоесть соседям Волощенко. Бедняги! Знали бы они раньше, что Волощенко могут убить – обязательно решили бы установить у квартиры Волощенко охрану.

Едва я собралась выйти из офиса, как затрезвонил телефон. Я мгновение подумала, стоит ли брать трубку, но потом решилась – и услышала голос Ларикова:

– Сашенька, как дела? Как подвигается твое расследование?

– Одно закончено, второе еще нет, – хмыкнула я. – А у вас как?

– Так себе. Скоро все должно завершиться, если мне повезет. Но это вилами по воде…

– Андрей Петрович, я не ожидала от вас такого пессимизма, – укоризненно буркнула я. – Все будет хорошо.

Мы распрощались, и я поскорее вышла из офиса. Не хотелось, чтобы еще кто-то оторвал меня от работы.

У дома Волощенко было пустынно, несмотря на сравнительно хорошую погоду. Я задумчиво прошлась по двору, размышляя, кого бы оторвать от домашних дел. У меня не получилось прийти к однозначному ответу. Я могла побеспокоить управдома или слесаря – но вряд ли кто-то из них сообщит что-то новое. То же касается и других соседей – кажется, я уже чуть ли не всех расспросила.

На лавочке в гордом одиночестве сидел старик в темных очках. Меня это несколько удивило – солнце неожиданно скрылось за тучами, и в воздухе стояла свинцовая духота. И тут же этот человек в черных очках.

К тому же он сидел около подъезда, в котором жил Волощенко. Раньше я его не видела. Мужчина совершенно не реагировал на мое появление. Может быть, пообщаться? А заодно и подумаю, кому бы еще надоесть.

– Добрый день, – улыбнувшись, вежливо начала я. – Можно присесть?

– Садитесь, – хрипловато разрешил мужчина и замолчал.

Я села рядом, задумчиво вперила взгляд в облака и пару минут последила за их медленно-ленивым движением. Будет дождь, точно будет, а я даже зонтика с собой не взяла. Ну что поделаешь – придется мокнуть. С другой стороны, хоть удастся передохнуть от удушающей жары.

Наконец молчание показалось утомительным, и я спросила:

– Простите, вы не из этого подъезда?

– Да, а в чем дело? – удивленно откликнулся мужчина.

– Вы знали Никиту Волощенко?

– Из какой квартиры? – поинтересовался мужчина. Я назвала номер, и он кивнул: – Жил прямо надо мной.

– Я из милиции, – привычно отрекомендовалась я. – Вы, наверное, знаете, что вашего соседа убили. Может быть, вы что-то… видели? Могу я задать вам несколько вопросов?

– Я ничего не видел, – пожал плечами дед и добавил невозмутимо: – Я вообще ничего не вижу, девушка.

– Простите, – растерялась я и чуть не убила себя за свою непроходимую тупость. – Я не знала…

– Но вопросы вы можете задавать, – серьезно сказал он. – Я с удовольствием помогу милиции. Если смогу.

– Но… – попыталась я протестовать, подбирая слова, дабы быстренько ретироваться.

– Я ничего не вижу, но все прекрасно слышу, – устало хмыкнул старик. – Но это почему-то не интересует милиционеров.

Я тут же почувствовала угрызения совести – даже милиции несчастный человек неинтересен. Так хоть я с ним поговорю. Даже если ничего интересного не скажет – хоть развлечется. А немного времени я могу выкроить.

– Вы слышали что-то необычное ночью два дня назад?

– Приблизительно в половине двенадцатого ночи я слышал голоса – соседа, его я часто слышу, и другого мужчины – довольно высокий голос. Думаю, мог бы узнать голос этого человека, если бы услышал еще раз.

– А о чем говорил Волощенко с этим человеком, вы случайно не уловили? – поинтересовалась я.

– Почему же? – удивился мужчина, пожимая плечами. – Незнакомый мужчина, кстати, наверное, довольно молодой, вряд ли больше тридцати с хвостиком, говорил о какой-то давней обиде. Не очень понятно, расплывчатыми фразами, но с негодованием. Сосед оправдывался, кажется, был немного испуган. Сначала говорил довольно громко, потом я слышал только незнакомого мужчину. Либо Волощенко замолчал, либо перешел на шепот. Минут через двадцать после этого дверь закрылась. Тут же открылась, и я услышал женский голос. Мне показалось, что эта женщина была испугана или сильно злилась. Потом все стихло.

Господи, милиция все же недооценивает людей! Неужели сложно было расспросить этого человека? Наверное, после неизвестного к Волощенко пришла Ольга Шалая. Она об этом рассказывала и говорила, что, кажется, вскрикнула. Вполне естественно – наверное, очень страшно увидеть бездыханное тело любимого мужчины. И если верить ей, то незнакомец – убийца.

– А когда вы услышали женский голос, Волощенко ничего не говорил? – уточнила я.

– Не слышал, – лаконично ответил дед.

– Простите, – выдохнула я в величайшем удивлении. – Но почему вы не рассказали обо всем этом милиции? Что вам мешало? Вы бы так им помогли!

– Девушка, милая, ко мне за помощью никто не обращался. А навязываться я не привык – воспитание не то, – снисходительно пояснил старик.

– Все равно, спасибо вам большое. Вы не представляете, какие полезные сведения сообщили мне! – ликующе воскликнула я. И, попрощавшись, ушла.

Время позднее, пора и домой отправиться. Попутно поразмыслить о деле – кажется, оно движется к финалу. Во всяком случае, я на это надеюсь. Все равно сейчас я ничего не смогу предпринять – все порядочные люди ложатся спать, а значит… Утро вечера мудренее.

Только что предпринять – об этом надо поразмыслить. Сложный вопрос…

Едва я добралась до дома, как полил дождь. Тяжелые тучи не выдержали собственного веса и лопнули, изливая на землю потоки воды. Капли звонко колотили по крышам. Над раскаленным за день асфальтом поднимался белесый туман. Сверкали тонкие серебристые лучи молний, освещая темные лужи. Где-то вдалеке громыхало.