Эдуард Тополь - Охота за русской мафией

Питер закивал головой, а Билл поднял большой палец, давая понять Камскому, что теперь они получили то, что нужно.

ЯКОВ: О'кей, Марио. Слушай меня. Я прямо сейчас отправляюсь за товаром. Правда. В следующий понедельник я буду в Нью-Йорке. Я позвоню вам из аэропорта, и мы начнем работу. Но вы должны все приготовить.

МАРИО: Да уж, постарайся! И перестань засирать нам мозги!

ЯКОВ: Послушай, Марио. Через что я прошел сегодня с этим ФБР… Поверь мне, я никому не пожелаю!

МАРИО: Мой друг, это не проблема! Вот когда ты получишь срок в десять-пятнадцать лет, вот тогда… Когда ты будешь звонить Славе?

ЯКОВ: В понедельник утром, в восемь часов. Я прилечу первым рейсом.

МАРИО: О'кей.

ЯКОВ: Гуд бай.

МАРИО: Бай.

Яков положил трубку и откинулся на стуле. Он был мокрый от пота – не только рубашка, но даже волосы на голове.

– Все в порядке! – сказал Питер.

– Теперь мы можем идти к прокурору! – сказал Билл.

– Теперь это то, что нужно!

– Теперь I am a dead man, конченый человек! – сказал Камский.

Любарский и Громов были арестованы в ресторане «Садко», Марио Контини – у себя дома, а Джулио Оливьерри – во время парковки его «кадиллака» у Итальянского клуба. Не было ни эффектных кинопогонь, ни перестрелок. Только Марио Контини ругался по дороге в бруклинскую Central Booking: «Боже мой, какой я идиот! Зачем я связался с этими русскими!»

А в Central Booking тот же черный сержант, который когда-то выдал Питеру и Биллу Алекса Лазарева, теперь встречал их как давних знакомых и сообщил с гордостью:

– Привет! Из-за вас я теперь учу тут русский язык. Я уже знаю bliad, suka и yebiona mat!

– Вот тебе еще пара учителей, – сказал Питер, кивнув на Любарского и Громова.

Но, конечно, через три дня все четверо гангстеров вышли до суда из Central Booking под залог каждый в 250 тысяч долларов. Предвидя это, Питер и Билл назавтра после ареста Любарского и К" увезли Якова Камского, его жену и сына в Род-Айленд, в небольшой городок, где нет ни одного русского эмигранта. Там у ФБР была квартира для witness protection program[8].

Однако торжествовать победу или хотя бы считать операцию законченной было рано. Во-первых, Камский еще должен был выступить в суде главным свидетелем обвинения против Любарского, Громова, Контини и Оливьерри, чего он страшился больше смерти, ведь ему предстояло, как он говорил, выступить сразу против двух мафий – русской и итальянской! А во-вторых, с точки зрения Питера и Билла, никакой русской мафии они еще не раскрыли, а только, может быть, приближались к ней. Точнее, рассчитывали приблизиться через Любарского, хотя прекрасно понимали, что Любарский – это не Алекс Лазарев и даже не Родин. Пребывание в Central Booking этого Любарского не сломает. Таких тертых и матерых преступников, как Любарский, склонить к сотрудничеству с ФБР могла только тюрьма «Attica» в Нью-Джерси или «Rawway» в Нью-Йорке, известные своими жесткими порядками. Да и то – если срок пребывания Любарского в тюрьме будет нешуточный.

Обо всем этом Питер и Билл довольно откровенно говорили с Яковом Камским, которого должны были теперь по очереди охранять и беречь от депрессии, свойственной всем, кто уходит на witness protection program. Вырванные из привычного круга жизни, оторванные от своей работы, друзей, родственников и потерявшие даже свои имя и фамилию, эти люди все равно боятся мести преступников и очень часто впадают в депрессию и отчаяние даже раньше, чем им удастся выступить в суде.

Камский не был исключением из этого правила. Скорей наоборот – почти с первого дня пребывания в Род-Айленде он стал паниковать, психовать, пить водку и обвинять Питера и Билла в том, что они сломали ему жизнь.

– Разве не ты первый позвонил нам и сказал, что можешь организовать ограбление своего магазина? – напомнил ему Питер.

– А разве не ты сказал мне еще раньше, что никогда не бросишь это дело и посадишь меня в тюрьму? – сказал Яков.

– Если ты замешан в преступлении…

Они сидели на пустынном пляже, спорили, пили водку, закусывали солеными огурцами и шашлыками, и Камский постоянно возвращался к одному и тому же – ФБР сломало ему жизнь, использовало и теперь выбросило в никуда. Как он будет тут жить?

– Ты будешь жить, – разозлился однажды Питер. – Ты и сегодня жив только благодаря нам. Ты думаешь, мы не знаем, почему ты позвонил нам в тот первый раз? Потому что ты меня испугался? Ни хера подобного! Любарский был у тебя в этот день! Вот почему ты нам позвонил! Это он грабанул «Sorrento Jeweller's», и ему это так понравилось, что он приехал к тебе в Чикаго. И тебе некуда было деться, потому что ограбление «Sorrento» – ваша общая афера. Твоя, Сэма Лисицкого, Марата Оскольного и Любарского. И не вздумай юлить по этому поводу перед прокурором или в суде. Имей в виду: если они хоть раз поймают тебя на вранье – все, ты тут же слетишь с protection program. Был у тебя Любарский в тот день?

– Был… – уныло сказал Камский.

– Он тебе угрожал, шантажировал?

– Не только угрожал. Он забрал золота на 40 тысяч долларов.

– Он был с оружием?

– Он всегда с оружием. Я не знаю, сколько людей он убил, но что он стрелял в людей и сам был ранен, это точно. Он дикий человек.

– Значит, это он бил ту иранку пистолетом по голове?

– Наверно. Я там не был. И таких людей вы выпускаете до суда на свободу!

– Под залог! – напомнил Питер.

– Ужас! – сказал Камский. – Я не знаю, как я доживу до суда! Я умираю каждую ночь…

Однако ускорить суд над Любарским было не во власти ФБР. А только во власти случая…

Неожиданным результатом прогулок Питера и Билла по Брайтон-Бич и раздачи там визитных карточек стал поток в ФБР русских анонимных писем. Питер, который выучил русский в разговорах с мамой и бабушкой, но никогда не учился ни читать, ни писать по-русски, с большим трудом разбирал витиеватые русские строки и чаще всего бросал эти письма недочитанными – там не было ничего, кроме сплетен по поводу бывшего коммунистического прошлого соседей по дому или «незаслуженной» пенсии партнеров по шашкам на брайтонском бордвоке.

Однако этот лист бумаги, выскользнувший из очередного конверта, не нуждался в особых усилиях для прочтения. На листе из ученической тетради был простейший рисунок и несколько слов, написанных печатными буквами. Рисунок изображал человеческую фигуру так, как ее рисуют двухлетние дети: кружочек – голова, длинная палочка – туловище, и руки-ноги – четыре палочки, торчащие в разные стороны. При этом на каждой части тела были написаны фамилии: голова – «Агрон», туловище – «Пузырецкий», и на ногах еще четыре имени. А под рисунком подпись из двух слов: РУССКАЯ МАФИЯ.

Питер и Билл рассматривали этот рисунок, когда на столе у Билла зазвонил телефон. Билл снял трубку и через несколько минут от изумления округлил глаза. Потом, даже не прикрывая трубку ладонью, сказал Питеру:

– Натан Родин. Плачет и умоляет помочь ему.

– Плачет? – удивленно переспросил Питер.

– Хочешь послушать?

– Нет. Что случилось?

– Он не хочет говорить по телефону. Но умоляет встретиться. И действительно плачет в трубку!

Питер пожал плечами:

– О'кей, можем встретиться…

И уже в машине, по дороге на встречу с Родиным в ресторане «Шератон» возле аэропорта Ла Гуардия, дополнил:

– Только ничего ему не обещай! Никакой защиты! Что бы ни сказал этот засранец – мы не хотим иметь с ним дело. Ты понял?

– Конечно, – усмехнулся Билл. – Если кто-то ему угрожает, он может обратиться в полицию. Верно?

Однако на Родина действительно было жалко смотреть. Человек, который безжалостно отнял у старика Асафа все сбережения его жизни, который приказал своему ассистенту избить русских страховых агентов и дважды отказался сотрудничать с Питером и Биллом, – этот самый Родин теперь судорожно комкал в руках ресторанную салфетку, беспрестанно курил и умолял слезным голосом:

– Вы достали меня! Вы меня достали, я сдаюсь! А теперь – спасите!

– Что случилось? – спросил Питер.

– Только вы можете меня спасти, больше никто! Пожалуйста! Я готов на все!

– Короче! Что случилось?

– Ко мне пришел человек. Я его знаю еще по России. Убийца. Ему сказали, что я получил страховку – 280 тысяч долларов. И он хочет половину. А у меня нету, клянусь! Вы же знаете, что я ничего не получил! Но он дал мне три дня срока. Или он убьет моего сына и взорвет мой дом. И он сделает это, сделает, я его знаю! Он связан с террористами!

– Кто это?

– Вы его не знаете.

– Кто? Как его звать?

– Его звать Слава.

Питер и Билл переглянулись.

– Любарский? – спросил Билл.

– Вы знаете его? – удивился Родин.

– Как тебя, – сказал Питер, он уже все понял.

Наживка, брошенная наобум на Брайтон-Бич, нашла-таки рыбу! Любарскому срочно нужны деньги, чтобы выплатить залог, и он пришел за этими деньгами к Родину, потому что… потому что это он «грабил» магазин Родина «Milano Jeweller's»! Он пришел за своей долей! Однако Питер не подал виду, а сказал холодно: