Бретт Холлидей - Бретт Холлидей. Умри, как собака

Анита подошла к нему вплотную, голова ее слегка склонилась, губы печально разомкнулись:

— Я хочу снова увидеться с вами, Майкл. Я не могу допустить, чтобы вы ушли с мыслью…

Она замолчала и нерешительно потупилась. Ноздри Шейна уловили едва различимый аромат ее духов, а ее приоткрытые губы были на расстоянии не более фута от него.

— С такой же ужасной мыслью обо мне, как Марвин,— продолжала она совсем тихо.— Вы ведь так не думаете, правда?

— А разве имеет значение, что именно я думаю, Анита? — сказал Шейн.— Уверяю вас, я не побежал бы пить стрихнин, если бы я так думал.

Она ахнула и качнулась к нему, закрыв глаза.

— Это имеет значение. Громадное. Я не могу, чтобы вы думали, что после… после того, что произошло между нами вчера вечером, я способна была сознательно пойти к Чарльзу и… и…

Шейн засмеялся.

Она резко выпрямилась, ресницы поднялись, и он увидел неприкрытую ненависть в глубине ее великолепных глаз.

— Как вы можете стоять здесь и глумиться надо мной?

Шейн сказал грубо:

— А очень просто, Анита. Проще и быть не может. Для этого надо просто подумать о том, как умер ваш муж, потом о маленькой собачке… и о Марвине.

Он повернулся на каблуках и не оглядываясь вышел.

Выйдя из лифта, Майкл Шейн прошагал через холл и машинально взялся за ручку двери, украшенной табличкой:

Майкл Шейн

Расследования

Ручка повернулась, но дверь не открывалась. Шейн вполголоса крепко обругал себя, потому что на мгновение забыл, что Люси Гамильтон не может ждать его в офисе. Отперев замок, он в бешенстве распахнул дверь.

В маленькой приемной было пусто и тихо. Пустовал и стул Люси перед столиком с пишущей машинкой. Молчание было гнетущим.

На щеках Шейна резче обозначились складки, он стиснул челюсти, бросив быстрый взгляд на стол Люси, отвернулся и шагнул в дверь своего кабинета.

Там Шейн обогнул большой стол, направился к картотечному шкафу возле стены и вытянул из него ящик на шарнирах. Достав оттуда наполовину полную бутылку коньяка, он в сердцах со стуком поставил ее на стол перед своим креслом, затем извлек из горки два бумажных стаканчика и вставил их один в другой. Во внутренний он налил до краев янтарной жидкости из бутылки и опустил в кресло свое мускулистое тело.

Покачивая зажженную сигарету в пальцах левой руки, он глотнул бренди и закрыл глаза.

Воспоминания обступали его со всех сторон, пока он заставлял себя сосредоточиться на самом главном.

Люси Гамильтон за столом в приемной. Генриетта Роджелл в мужском купальном халате, наливающая вчера вечером изрядную порцию виски в свой стакан. Люси напротив него за столом, покрытым белой скатертью; ее карие глаза, полные жизни и веселья, когда она подносит к губам бокал шампанского. Анита Роджелл, стоящая перед ним, теплый тембр ее голоса и сладострастный шепот: «Я тебя хочу, Майкл Шейн». Вот Люси Гамильтон покойно сидит на другом конце дивана в своей квартире; на низком кофейном столике перед ней бутылки и стаканы; она откидывает каштановые кудри с оживленного лица, наклоняется и наливает ему последний прощальный глоток на дорожку перед тем, как выставить его за дверь и лечь спать. Вот окоченевшее тельце маленького пекинеса, чья пасть мертво скалится ему прямо в лицо. Вот снова Люси Гамильтон…

Шейн открыл глаза и свирепо оглядел молчаливый офис. Его рука инстинктивно потянулась к бумажному стаканчику, он поднес было его ко рту, но, замысловато чертыхнувшись, поставил обратно, не выпив.

До сих пор он ничего не сделал, чтобы спасти Люси. Абсолютно ничего. Поверил, что похититель оставит ее в живых как заложницу, пока огонь не пожрет останки Джона Роджелла, а вместе с ними и все улики.

А что потом?

Майкл Шейн не знал.

Он был не ближе к разрешению проблемы, чем тогда, когда Генриетта Роджелл впервые пришла к нему больше суток назад.

Марвин Дейл, его самоубийство и двусмысленная записка, которую он оставил. Но если Марвин Дейл влил дигиталис в молоко Роджелла, то как же быть с Люси? Мыслимо ли, чтобы Дейл похитил ее и спрятал, а после выпил стрихнин, ни словом не обмолвившись о ней в прощальном письме?

Нет, яростно сказал себе Шейн. Это не укладывается в голове. Только убийца Роджелла имел мотив для похищения Люси. Поэтому Дейл не мог быть убийцей. Кроме того, человек совершил самоубийство.

Или не совершал?

Майкл Шейн напряженно сидел за столом, глаза его, прищуренные и горящие, блуждали по комнате, он взвешивал каждое слово и каждую фразу предсмертной записки, которую помнил наизусть.

Где-то в этих каракулях крылась разгадка, ускользавшая от него. Но она там была. В каком-то дальнем уголке его подсознания мелькнула истина, когда он впервые прочел записку Марвина, но этот проблеск не принял ясных очертаний.

Проклятие снова изверглось из его глотки, он понукал свой мозг, заставлял себя думать.

Прекратить напрягаться. Перестать выталкивать это из подсознания. Если бы он мог пустить свои мысли по другому руслу. Полностью освободить разум.

Он протянул руку, поднял телефонную трубку и набрал личный номер Уилла Джентри в главном полицейском управлении.

Когда Уилл Джентри ответил, Шейн отрывисто спросил:

— Мне не звонили по междугородней? Главное — из Колорадо.

— Твой человек звонил незадолго до двенадцати. Из Сентрал Сити ничего определенного, кроме старых сплетен. Жители городка подозревали, что Джон Роджелл и Бетти Блейр были в связи в прежние времена и эта связь возобновилась, когда он сделал ее в Майами своей экономкой. А последней каплей было то, что он отвалил ей такой толстый ломоть в завещании. И многие старики единодушны в том, что Генриетта была в те дни весьма энергичной особой и что именно ее энергия и напористость заложили основу карьеры Роджелла.

— Ничего нового, кроме того, что мы уже знаем или подозреваем,— проворчал Шейн.— А еще что?

— Ничего существенного. В предварительном заключении указывается, что Дейл принял большую дозу стрихнина после изрядного количества алкоголя где-то между полуночью и рассветом.

— Что выяснилось насчет записки?

— Она мне не дает покоя. Но черт побери, Майкл, она несомненно подлинная. Наш эксперт исследовал ее под микроскопом. Ручка та самая, что лежала там на столе, и та же самая бумага. Почерк определенно Дейла, указывающий на состояние стресса и возможное алкогольное опьянение во время написания записки. Именно то, чего можно было ожидать в сложившихся обстоятельствах. Что ты делаешь, чтобы выручить Люси? — внезапно спросил Джентри.

— Похороны закончились благополучно? — ответил вопросом на вопрос рыжеголовый детектив.

— Насколько я знаю, да. Я отправил четверых детективов держать процедуру под наблюдением, и они ни о каких проблемах не докладывали. Будь оно все проклято, Майкл! Я думаю, нам пора вмешаться. Если Люси…

— Ты дал мне время до трех часов,— капли пота выступили на лбу Шейна и потекли по складкам на его щеках.

— Знаю, что дал, упрямый ты черт. Но я не понимаю…

— Я тоже,— прервал его Шейн намного спокойнее, чем на самом деле чувствовал.— Я еду, Уилл. Не могу здесь сидеть.

Он положил трубку, медленно поднялся, мрачно посмотрел на полупустой стаканчик на столе, потянулся к нему, но задержал свою ручищу и долго колебался, прежде чем его взять.

Потом его губы раздвинулись в жутковатой усмешке, и он залпом опрокинул стаканчик в рот. Ей-богу, он впадал в детство, подумалось ему. Или в маразм.

Если Майкл Шейн в любое другое время выходил из своей конторы, оставив на столе недопитый стакан, это означало, что он на работе. Пожалуй, так было и сейчас. Но не совсем. Не до трех часов — того момента, до которого он должен убедиться, что Люси…

Начальник полиции Уилл Джентри сидел в одиночестве за столом, флегматично уминая сэндвич с ветчиной и прихлебывая черный кофе, когда в его кабинете появился Шейн. Перед Джентри на столе валялись отпечатанные на машинке листки, а справа лежало письмо Марвина. Чуть в стороне Шейн увидел коробку с почтовой бумагой и шариковую ручку, которыми пользовался Марвин.

Джентри поднял глаза от письма, нетерпеливо пожав широкими плечами.

— Не могу оторваться от этой штуковины,— пробормотал он.— Читаю без конца и чувствую: вроде оно мне что-то хочет сказать, а я не улавливаю.

Шейн кивнул, поддел носком перекладину стула и подтащил его поближе к столу шефа.

— Я знаю. Догадка, которая никак не оформится.

Он закрыл глаза, восстановил в памяти текст письма и произнес его вслух, четко выговаривая слова и избегая придавать какому-нибудь из них особое значение:

«Я буду писать это письмо, пока в силах. Я люблю мою сестру и всегда прощал ей все, что бы она ни делала, потому что я слишком слаб, чтобы сопротивляться, но я больше не могу. Она славная девочка, и после того, как я ее увидел с Чарльзом сегодня ночью, все во мне перевернулось. Смерть меня не пугает. Джон и Генриетта были старые и скупые и заслуживали смерти. Но то, что произошло ночью, было последней каплей, и я не хочу больше жить. Марвин Дейл».