Светлана Алешина - Месть за нелюбовь

— Не Икар он, а Хряп, — возразила Лариса и вышла из машины.

Хряпа отнесло от машины метров на десять. Из внешних телесных повреждений у него был виден лишь огромный кровоподтек на лбу.

Лариса и Олег приблизились к неподвижно лежащему телу. Карташов приступил к осмотру.

— Надо же, — удивился он, — живой еще!

Карташов достал из кармана рацию и, коротко обрисовав ситуацию и объяснив свое местонахождение, попросил ко всей прочей технике, которая съедется сюда через несколько минут, присовокупить машину «Скорой помощи». Тем временем Хряп зашевелился.

— Куда статуэтку заныкал? — с ходу спросила его Лариса.

Ответом ей было нечленораздельное мычание.

— Ладно, Хряп, сейчас «Скорая» приедет, и увезут тебя в больничку, — попыталась успокоить его Лариса. — Под присмотром конвоиров, конечно же… А пока скажи нам, друг любезный: куда же ты дел статуэтку?

— Ну где же ручки, ну где ваши ручки?! — безбожно фальшивя, пропел Хряп немудреный мотивчик. — Давай поднимем ручки и будем танцевать!

Орнагын наконец-то могла дать полную волю своему гневу. Огромный горб, как страшный акулий плавник, метался туда-сюда по комнате, и сухие, почти старушечьи ручки крушили все, что попадалось им. С грохотом падали на пол кассеты, и полки трюмо разлетелись на мелкие кусочки вместе со всеми темными надеждами и планами.

Горбунье казалось, что вместе с неодушевленными предметами рушится и вся ее жизнь, а стены, оклеенные выбранными Каменской красно-зелеными обоями, как будто язвительно смеются над ней. Смеются, констатируя, что победа опять досталась этой красивой богатой старой шлюхе, впрочем, уже погребенной.

А горб Орнагын — ее проклятие и ее судьба. И как зов судьбы прозвучала для ее ушей сирена подъезжавшего к особняку милицейского автомобиля.

И тогда Орнагын поняла, что ее песенка спета. На этот раз — до конца. А все благодаря этому детективу в юбке, этой подлой заевшейся стерве, которая как раз первой выходила сейчас из машины. Наверное, им все-таки удалось догнать Хряпа, а он скорее всего не стал благородно брать вину на себя, а продал ее при первом же допросе. Гад!

Иначе милиция не появилась бы здесь так скоро. Однако, как это ни тяжело, ничего не оставалось, как взять себя в руки. Так как делать ноги сейчас, когда менты были уже совсем близко, было поздно.

И Орнагын, наклеив на рот привычную вежливую улыбку, как ни в чем не бывало пошла открывать гостям.

— А-а, Кандабурова Орнагын Абдугалиевна, — обрадованно произнес при виде ее капитан Карташов. — Ну вот и пришло время нам с вами познакомиться. А я-то уж и думал, что не придется никогда.

— В чем дело? — сухо осведомилась казашка, загораживая собой дверь.

— Да так. Разговорчик один есть, — небрежно ответил капитан, продвигаясь в дверь, как будто совершенно не замечая стоящего перед ним препятствия. — Конечно, мне было бы гораздо удобнее поговорить с вами в участке, но раз вы так настаиваете, как не уважить хорошего человека?

— Это вы о чем?

— О том, что сделать предварительное признание вы вполне можете и дома, — с издевкой сказал Карташов и решительно отстранил Кандабурову от двери.

— Ну что вы, что вы, вы не причиняете мне совершенно никаких неудобств, ваши извинения совершенно излишни, — попыталась сохранять спокойствие Орнагын, следуя за Карташовым в гостиную.

За ним протиснулась и Лариса, сразу же присевшая на ставший уже привычным диванчик.

— Вместе с тем я совершенно не понимаю, по какому праву вы врываетесь сюда! — Казашка просто разрывалась от негодования. — Кажется, чем могла, я уже помогла следствию.

Тут ее взгляд зацепился за сидящую молча Ларису Котову.

— Может, хотя бы вы не откажетесь мне объяснить, что происходит? — спросила Орнагын.

— Ну вы же умная женщина, сами все понимаете, — отозвалась Лариса. — Хряп предал вас и рассказал о всех махинациях со статуэткой.

Голос Ларисы звучал так спокойно и убедительно, что Орнагын внезапно сразу поверила ей. Но, поверив, решила бороться до конца.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — четко и раздельно, как заклинание, повторила она. — При чем тут я?

— Ну хватит, — рассердился Карташов. — Что тут с ней тютюшкаться? Не дите малое… Не хочет признаваться, не надо. — Карташов встал посередине комнаты и принял сугубо официальный вид.

— Вы не имеете никакого права, — ненавидяще глядя капитану прямо в глаза, прошипела Орнагын, — у вас нет никаких улик, чтобы обвинять меня в том, в чем вы меня обвиняете.

— Здесь вы ошибаетесь, — успокоил ее Олег. — Потому что в отношении вас у нас — полный комплект. Есть запись вашего телефонного разговора с Хряпом, где вы советуете ему как можно быстрее оказаться подальше отсюда, чтобы, между прочим, избегнуть правосудия… — Карташов погрозил горбунье пальцем и сделал очень серьезное лицо: — Что само по себе уже не очень хорошо. И, наконец, главное — признание самого Хряпа, которое он сделал, находясь уже в машине «Скорой помощи» буквально за пять минут до смерти и где он признался, что совершил убийство Паршина. А что касается Каменской, то он ее не убивал, потому что был в тот момент в ночном клубе, а сделали это вы! Теперь вы нам верите?

— Так Хряп умер? — совершенно потерянно спросила Орнагын, обводя бессмысленным взглядом всю комнату.

— Может, ты оставишь нас одних и подождешь немного? — тихо попросила Лариса.

Карташов пожал плечами и тотчас же вышел в соседнюю комнату, осторожно прикрыв за собой дверь.

Казашка не плакала, но остановившийся взгляд и дрожащие руки с лихвой выдавали чувства, охватившие горбунью при известии о смерти ее, возможно, единственного любовника.

— Как он умер? — глухо спросила она.

— При погоне пуля попала в канистру с бензином, находившуюся в багажнике его «девятки», — ответила Лариса. — Взрывом его тело вынесло из машины, и он ударился головой о столб. Но он еще какое-то время оставался жив и скончался только в «Скорой».

— О боже! — вскрикнула казашка.

Она, уронив тяжелую голову на сцепленные руки, надолго замерла в таком положении.

— Орнагын, не надо, — по-женски стала утешать ее Лариса, осторожно пытаясь погладить ее плечо. — Ну, не стоит он этого, не стоит.

И, так как та не реагировала, решилась провести шоковую терапию:

— Знаешь, что он сказал перед самой смертью? Что он проклинает тот день, когда ему в голову пришла мысль связаться с тобой: мало того, что из-за какой-то сраной статуэтки ему через силу пришлось спать с такой уродкой, как ты, так вот теперь еще и подыхать.

И тотчас же пожалела о сказанной лжи. В ту же секунду она оказалась прижатой к спинке дивана тяжелой рукой разъяренной женщины, отчаянно сжимавшей ее горло.

— Это все вы виноваты! Вы, разряженные богатые шлюхи! И ты такая же, как Каменская! — кричала, совершенно не помня себя, Орнагын. — Ну чего вам не хватает в жизни, чего? Какого хера вы суете свои чересчур длинные носы в чужие дела, мешаете людям жить? Да ведь такие, как мы, уродки для вас и не люди вовсе, а так — мусор под ногами!

— Олег! — сумела просипеть слабевшая уже под ее рукой Лариса. — Сюда!

Но Карташов уже был рядом и оттаскивал от нее озверевшую Орнагын.

— Ларочка, милая, с тобой все в порядке? — обеспокоенно прошептал он, прижимая Ларису к груди после того, как швырнул горбунью на диван.

— Все хорошо, — ответила Лариса, когда немного отдышалась.

У Орнагын тем временем вспышка гнева, как и следовало ожидать, сменилась состоянием бессилия, и теперь она беззвучно захлебывалась в отчаянных рыданиях.

— Со мной все в порядке, — повторила Лариса, внимательно оглядывая скорчившуюся как после удара в живот фигуру на диване. — Теперь можешь опять оставить нас одних.

— Ты с ума сошла! — возмутился Карташов. — Ни за что на свете!

— Иди, — спокойно сказала Лариса, подталкивая его к двери. — Теперь она уже ничего не сможет мне сделать.

Капитан внимательно посмотрел на рыдавшую Орнагын и безропотно подчинился.

Женщины снова остались одни.

— Орнагын, — после минутной паузы мягко окликнула казашку Лариса. — Знаешь, я все-таки не понимаю, почему ты во всех бедах обвиняешь нас с Ириной. То ты говорила, что она самая хорошая женщина из тех, которые встречались тебе в жизни, а выяснилось, что ты грохнула ее из-за какой-то статуэтки. Неужели тебе так не хватало денег?

— Денег? Если бы, — тоже после паузы откликнулась казашка. — Жизни мне не хватало. Нормальной человеческой жизни.

— Так неужели это Ирина мешала тебе жить?

— И она тоже, — серьезно ответила горбунья.

Теперь, когда истерика прошла, она, понимая, что все равно попалась, хотела выговориться хоть перед кем-нибудь.

Сначала ее голос звучал безразлично и устало, но потом окреп и обрел свою настоящую силу, по которой вполне можно было судить о темпераменте этой незаурядной женщины.