Павел Шестаков - Страх высоты

— Он сказал, что не виноват, и я ему верю, верю! А она угрожала ему.

Мазин вопросительно глянул на Инну.

Та ничего не опровергла, только пожала плечами и сказала:

— Эта девушка преувеличивает, конечно, но ее можно понять.

— Предположим, — согласился Мазин. — Что же произошло после того, как ушла Инна Константиновна?

— Я вышла.

— Тихомиров удивился?

— Еще бы! Или нет… закрыл лицо руками.

— Ты все слышала? — спросил.

— Да.

— И что ты поняла?

— Тебя хотят оклеветать!

— Я это заслужил.

— Но ты не мог ничего украсть! Не мог! Я же знаю!

— Да, я не вор. Ты веришь мне?

— Как же я могу тебе не верить!

— Спасибо!

Он поцеловал мне руку.

— А теперь уходи!

— Я не могу оставить тебя сейчас.

— Нет, уходи. Я должен обдумать свое катастрофическое положение. Меня ждет позор и гибель.

— Она не скажет!

Нет, она скажет, она будет мстить мне. У меня нет выхода.

— Что ты задумал?

— Ничего.

— Что ты задумал?

— Пока ничего. Мне нужно решить. Иди, пожалуйста.

— Я не могу оставить тебя одного.

— Одному мне будет лучше. Я не хочу никого видеть!

— Даже меня?

— Мне стыдно перед тобой.

— Хорошо, я уйду, чтобы ты успокоился, но знай и помни, что бы ни случилось, я всегда с тобой.

— Спасибо, Светлана!

— Обещай мне, что ты не сделаешь никаких глупостей.

— Что ты! Я просто должен отдохнуть, а завтра мы все обсудим вместе.

— Обещай мне! Ведь ты настоящий ученый. Ты должен беречь себя. Обещаешь?

— Обещаю…

— Я поверила ему, но он не сдержал слова.

— Вы ушли? — Мазин вернулся к фактам.

— Он так настаивал! Я хотела быть с ним, но я знала, что он не любил перекладывать свои беды на других. Он одолевал их сам. Всегда. А на этот раз…

"Сейчас заплачет, — решил Мазин, и в самом деле глаза Светланы снова начали наполняться слезами. — Как у йогов: управление функциями!"

Этими прозрачными глазами Светлана смотрела на Инну.

— Поэтому я и послала записку. Я, конечно, неправильно поступила. Я должна была сама рассказать, но я не знала, как вы отнесетесь, а вы должны были узнать все, должны были, чтобы наказать ее, потому что она погубила человека! Я думала, что это ее записка, потому что она все время изводила Антона. Пусть я неправильно поступила, но вы должны ее наказать, должны!

— За что?

— Как "за что"?

— Чтобы наказывать Инну Кротову, необходимо, во-первых, доказать, что Антон Тихомиров покончил с собой, а во-вторых, и это тоже немаловажно, что упреки Кротовой были безосновательными, а работа Тихомирова носила вполне оригинальный характер. Все это требуется доказать. Вот если бы у нас была тетрадка и мы могли бы сравнить ее с текстом диссертации… Но тетради-то нет. — Мазин посмотрел на Светлану. Та сжимала замок сумочки.

— Видимо, ее сжег Тихомиров. Вы видели его последней, Светлана. Не проясните ли еще этот вопрос?

Ответить она не успела.

— Неужели вы всерьез полагаете, что Инну могут судить? — перебил Рождественский.

Мазину стадо трудно.

— Если Светлана выступит свидетелей. Она, повторяю, видела Тихомирова последней.

— Неправда. Последним его видел я.

Это было неожиданно. Теперь уже Рождественский, а не Светлана оказался в центре внимания.

— Вы шли неправильным путем, когда связали меня в своих умозаключениях с моей машиной. Я приезжал на такси, — сказал он Мазину с нервной решимостью.

Тот кивнул по возможности вежливо.

— На машине поехала Инна. Я остался ее ждать. Я нервничал, даже жалел, что рассказал ей обо всем. Пошел в ресторан, взял бутылку коньяку и вернулся не на дачу, естественно, а на квартиру Инны. Ее еще не было, а времени прошло много. Что оставалось делать? Я мог предположить все, что угодно. И я не выдержал, поехал сюда сам. Я не хотел говорить об этом и мог бы смолчать и сейчас, но я не ожидал, что наш разговор так повернется. Конечно же, Инна абсолютно ни в чем не виновата. Виноват этот негодяй. И если ей угрожает суд, я должен сказать правду. Я видел этого подонка последним, и он не помышлял о самоубийстве. Если б не вмешалась судьба, он пережил бы нас всех. Я готов подтвердить это в любом суде. И доказать, что он украл труд профессора Кротова, потому что я видел и тетрадку, и автореферат.

Мазин ожидал протеста Светланы, но та сидела, как в рот воды набрав. "Чем же он так ее удивил?"

— Возможно, вы видели тетрадь, но куда она девалась?

— Он уничтожил ее.

— Тихомиров?

— Да.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. Он сжег ее перед моим приходом. Вот зачем ему потребовалось остаться одному, и вот что он собирался обдумывать!

— Расскажите подробно, — повторил Мазин слова, которые повторял неоднократно. Правда, на этот раз без напора.

— У меня, как вы понимаете, тоже был ключ от квартиры. Это, между прочим, моя квартира, и я никогда не прощу себе, что пустил сюда этого проходимца.

— Не нужно давать воли эмоциям. Мы же договорились.

— Совершенно верно. Но я не открыл дверь ключом. Я позвонил. Я думал, что здесь еще могла быть Инна, и не хотел врываться непрошеным. Он отворил мне не сразу Тут все слышно из клетки. Я слышал его шаги на кухне, потом он открыл кран и только тогда подошел к двери…

— Кто там?

— Это я.

— Игорь?

— Ты один?

— Как видишь.

Он действительно был один. Я опоздал и разъехался с Инной. Из кухни пахло горелой бумагой, но я не сразу обратил на это внимание. Мне было не до сантиментов. Я пришел говорить с ним и не собирался играть в бирюльки.

У тебя была Инна?

Он собирался соврать, но понял по моему тону, что этого делать не стоит:

— Откуда ты знаешь?

— Она поехала к тебе после разговора со мной.

Антон спросил нагло:

— О чем же вы беседовали, если не секрет?

— Она сказала тебе.

— А… все эти сплетни?

— Сплетни?

— Ну, конечно, сплетни.

— Я говорю о записках Кротова.

— Выдумки.

— Что?

— Выдумки обиженной, оскорбленной женщины.

— Ну, знаешь, я не подозревал, что ты такой наглец.

— Прошу разговаривать со мной прилично.

— Ты вор.

Категоричность моего тона припугнула его.

— От другого я не потерпел бы таких слов, но ты, Игорь, слишком долго был моим другом.

— Это кончилось.

— Жаль, когда мужчины расходятся из-за женщины.

— Дело не в женщине, а в том, что ты сделал.

— Брось! Не стоит придавать значение тому, что Инна наговорила тебе сгоряча.

— Она мне ничего не наговаривала. Она не такой человек. Я узнал все сам.

— Что именно?

— Утром я искал сигареты в нижнем ящике стола и видел, что в нем лежит.

По-моему, Антон растерялся. Он замолчал, но наглость взяла верх:

— Что же там лежит?

— Тетрадка Кротова.

— Интересно! Ты не страдаешь галлюцинациями?

— Нет!

Я шагнул к столу и выдвинул ящик. В нем ничего не было. Антон наблюдал за мной со злобной ухмылкой.

— Это ничего не значит. Я видел тетрадку.

Он поманил меня пальцем:

— Сходи на кухню.

Я выскочил из комнаты. В раковине застряли остатки мокрого пепла. Она еще горела, когда я постучал!

— Узнаешь?

Я молчал.

— Ты же ее видел. Похожа?

Он еще издевался.

— Я не боюсь вас. Никто вам не поверит, потому что у вас нет доказательств. И никто не захочет скандала. Даже твой отец будет против тебя.

Что мне оставалось делать?

— Чтоб завтра же твоей ноги тут не было. Забирай вещи и уезжай в общежитие. Я не хочу больше иметь ничего общего с такой сволочью!

— Это все? — поинтересовался Мазин.

— Да, я немедленно ушел, но твердо уверен, что Тихомиров и не помышлял о самоубийстве. То, что он сжег тетрадь, говорит само за себя. Он не собирался сдаваться. Он был спокоен. И думаю, что он был прав. Вряд ли Инна захотела бы тратить нервы на разоблачение этой скотины.

— Т-а-к, — протянул Мазин без энтузиазма. — Все это интересно, хотя и не имеет никакого отношения к делу.

— Как не имеет?

— Очень просто. Вам не удалось опровергнуть версию о самоубийстве. Наоборот, ваш визит мог подтолкнуть Тихомирова к этому шагу. До сих пор он видел только одного опасного свидетеля — Инну Константиновну, теперь же вас стало двое. Это осложнило его положение. Если же смерть Тихомирова все-таки не самоубийство, то по-прежнему непонятно, как он мог погибнуть. Зачем он оказался на окне?

— Этого я, разумеется, не знаю определенно, но могу высказать предположение. На окне, если помните, висела китайская бамбуковая штора. Это не моя штора. Антон принес ее из общежития и сам прибил с внешней стороны окна. Окно, как видите, выходит на запад, и во второй половине дня в комнате бывает очень жарко. Это мешало ему работать. Возможно, когда я предложил Тихомирову убраться, он полез на подоконник, чтобы снять штору. Отсюда и все остальное.