Михаил Петров - Смерть догоняет смерть

- Вы все сделали как надо? - не выдержал он наконец. '

- Да, - бесцветно ответил я.

- Дай взглянуть. - Сбоку из-за спины ко мне потянулась сухая сильная клешня, и я подумал, насколько вартановская предупредительность оказалась кстати.

- Дядя Жора покажет, - отпихнув его руку, ответил я.

Он прикусил язык, замолчал, видимо затаив бессильную злость.

* * *

Только поздним вечером мы прибыли в родной аэропорт. Я незаметно ощупал глазами группу встречающих, надеясь среди них обнаружить хоть одну знакомую мен-товскую морду, но тщетно. Или в помощь нам выслали совершенно незнакомых мне оперативников, или Ефимов вообще не получил сообщения.

Уже ночью мы подъехали к логову людоеда. Приветливый и радушный, он ждал нас в кабинете за празднично сервированным столом.

- С прибытием вас, гости дорогие, отважные мои путешественники. Все, все уже знаю, сообщили мои ребятки. Давайте-ка примем на грудь за благополучное возвращение. Томочка, три полных бокала шампанского. Пью за вас стоя.

С размаху он грохнул тяжелый хрустальный бокал о гранитную приступку камина.

- На счастье! Пейте, мальчишечки, пейте, хорошие. Томка, пошла вон! Делай ноги, когда тебе папа Жора велит, и ко мне никого, слышишь, сучка рваная, никого на пушечный выстрел.

Мало что понимая, но, видимо, зная хозяйский нрав, секретарша как сквозь землю провалилась. Мы с Вартаном находились по другую сторону стола, медленно цедили шампанское, делая вид, что происходящее нас не касается и ничуть не удивляет. В левой руке я держал завернутую шкатулку.

- Где, где мой алмаз? - затрясся и завизжал старый каннибал. - Отдай, отдай, отдай его мне!

Прямо с места он запрыгнул на стол, круша блюда и бутылки. Зайдясь в истерическом хохоте, брызжа слюной, он бессвязно выкрикивал:

- Это мой, это мой алмаз, он вернулся ко мне!

Куда подевалась наша невозмутимость? Пораженные, мы невольно попятились. Он прыгнул на меня, выдирая шкатулку.

- Там его нет, - попытался я остановить сумасшедшего, но с таким же успехом можно стараться остановить ураган.

Он рвал обертку и полотенце зубами, ворча и повизгивая от нетерпения. В считанные секунды шкатулка была оголена и бесноватый занялся крышкой. Сообразив, что так просто ее не открыть, пустил в ход выкидной нож. Звонко отлетело лопнувшее лезвие, а оставшийся обломок глубоко пропорол ему запястье.

- Я открою, - попытался втолковать ему Оганян, - это моя фамильная шкатулка, вы не смеете так.

Взревев быком, щедро поливая окрест себя кровью, Унжаков-Барановский пошел на Вартана. Подножку ему я подставил вовремя - с лету он вытянулся на паркете и еще проехал по нему, оставляя за собой, словно кисточка, красную полосу. Тут же подбежав, я вылил ему на голову с пол-литра шампанского. Кажется, помогло. Вяло перевернувшись, Унжаков сел, беспомощно прижимая раненую руку и виновато глядя на нас. Было самое время в этот момент его придушить или воспользоваться им как заложником. Но черт его знает, что за этим могло последовать! А вдруг за многочисленными настенными картинами кто-то держит нас на мушке? Или возможно и такое, что его первый холуй примет неординарное решение и скажет: "Мочите его, ребята, на здоровье, а потом мы вас". Рисковать было нельзя. (Знать бы наперед, какой оборот примут дальнейшие события, шею ему свернул бы непременно, но, увы, будущего знать не дано.)

Тем временем он пришел в себя, криво усмехнулся:

- Миль пардон, мон ами, сказывается тяжелое детство, весь праздник испортил. Но займемся делом. Открывайте этот миленький сундучок.

- Там ничего нет! - успокоил его я.

- Ценю остроумие, но не бейте дважды по моей больной нервной системе, открывайте, иначе я кочергой разворочу этот ювелирный шедевр.

- Да нет там бриллиантов.

- И где же они? - наливаясь яростью, прошипел старик.

- В заднице, - скромно схамил я и, кажется, переборщил.

Молниеносным движением из-под брючины он выдернул финку и пошел на меня спокойно и расчетливо, как профессионал, привыкший выполнять любимую работу.

- Козлы дешевые! Сейчас Жорик вас будет мочить.

- Да успокойтесь, - наконец-то вмешался ювелир, - он действительно у меня там.

- Что? - Придурок опустил нож. - Где?

- В... У Оганяна в заднем проходе. Как, по-вашему, мы должны были их незаметно транспортировать? Твои холуи смотрели на пустую шкатулку с нездоровым интересом. А в аэропорту вообще мог быть досмотр. Мало ли что! От этих камушков зависела наша жизнь.

- Аи да кореша! - расслабился Унжаков. - Аи да мальчишечки! Хе-хе! Вот уж не думал не гадал. Хе-хе, - залился он счастливым смехом идиота. - А вы, вы... ха-ха, хе-хе, вы знаете, что я его тама тоже прятал, ой не могу! Ха-ха. Выходит, он уже дважды там побывал? Хе-хе. Ну иди в сортир, золотых дел мастер, поковыряйся в своем золоте.

- Мне нужно чего-нибудь покушать. Уже сутки я ничего не ел.

- Кушай, милок, кушай. Вот салат целый, с майонезом. Щучка фаршированная. А это мы на пол. - Ребром подноса он сгребал остатки битой посуды вперемешку с икрой и салатами. - Ой-е-е, да тебе ж, голубь ты мой сизокрылый, молочка надо кисленького. Я мигом, сам принесу. Вы вот только смотрите, отсюда ни шагу, бычки у меня сноровистые, забить могут. Как потом из мертвяка алмазы выковыривать?

Вартан подавился, то ли костью, то ли возможной перспективой. Возвратился Унжаков довольно быстро, счастливый и сияющий.

- Покушал уже? Ну и хорошо. Теперь вот запей кисленьким молочком, пей, не стесняйся, простоквашка свежая, от моих коровок, а мы с котиком коньячку примем за твое здоровьице, хе-хе, за жидкий, значит, стульчик.

- Проводите меня к Елене, - отстраняя протянутую рюмку, потребовал я, - хочу ее видеть.

- Всему свое время, ментенок ты мой желторотый. Всему свое время. Сперва посмотрим, какой презент нам выдаст прямая кишка твоего товарища. Да, друзья мои, от этого очень много зависит. Аи, Вартан-джан, посмотри, дорогой, какой я тебе поднос приготовил.

- Зачем? - с трудом допивая простоквашу, удивился ювелир.

- Ха! Ты еще спрашиваешь! Не всякой кавказский князь имел такой высокий честь - оправиться в серебряный поднос. Гордись. Как процесс пищеварения, как позывы?

- Нету, - лаконично и мрачно ответил Вартан.

- Ну ничего, подождем. А я пока сбацаю вам что-нибудь веселенькое для души.

Откинув крышку антикварного пианино, он пробежался одной рукой по клавиатуре, и вдруг полилась шопеновская прелюдия, в народе именуемая похоронным маршем.

- Остроумно, маэстро, - похвалил я исполнителя. - По ком тризну правим?

- Заткнись! - зло и тихо ответил людоед. Тряхнув раненой рукой, он заиграл дальше легко и тревожно. С неуловимым переходом Брамса сменил Первый концерт Чайковского, но от этого легче не стало. На черных клавишах диезов и бемолей кровь людоеда была не видна, зато белые постепенно становились от нее черными.

Вартановский тракт заурчал.

- Пора? - не отрываясь от клавиатуры, осведомился Жора.

- Кажется, - неуверенно ответил Оганян.

- Бог помощь. Иди за гобелен "Святая гора". Не забудь поднос. А я уж тебе марш слабаю: "Тореадор, смелее в бой, тореадор, тореадор", - просипел он гнусаво. - Ну что, Гончаров, надо организовать встречу дорогих гостей?

* * *

Через четверть часа бледный и утомленный ювелир тихо протянул серебряный поднос бандиту. На нем покоились уже виденные мной бриллианты, только теперь, при ярком электрическом свете, их грани светились и играли всеми цветами радуги. Эти цвета будто шли изнутри. Один прогонял другой, чтобы тут же уступить место третьему.

У людоеда затряслась голова, судорожными пальцами он сгреб более крупный камень и потащил его к настольной лампе, что-то бормоча и причмокивая. Там под увеличительной линзой еще долго вертел, поворачивал бриллиант, не в силах скрыть обуявшей радости.

- Оп-почки, беглец ты мой ненаглядный! Ай-я-яй. Тяжелый гаденыш, каратиков на сорок получился, мой родненький. А ограночку-то тебе классическую замастырили, на пятьдесят шесть граней, да в три порядка. Ну отдыхай" я пока твоего братика погляжу.

Волшебное сияние исчезло в бронированном брюхе сейфа, а Унжаков занялся диагностикой второго камня. Видимо, и им остался доволен, потому как, пожелав нам доброй ночи, он велел сопроводить нас в ту самую камеру, откуда еще позавчера мы были отпущены.

- Мне нужно к жене, - попытался возразить я.

- А мне к матери, - облизал Вартан пересохшие губы.

- Зачем же ночью-то? Люди отдыхают, к чему тревожить их сон? Утро вечера мудренее! Завтра, даст Бог, свидитесь.

Мне это очень не понравилось. "Даст Бог!" Всю оставшуюся ночь Вартан стонал и вскрикивал: "Свет, выруби свет!" Явно и ему было не по себе. Наступившее наконец серое утро внесло ясность, объясняя причину его беспокойства.

- Господин Гончаров, вынужден вас огорчить, - скорбно объявил Унжаков, когда поутру меня втолкнули в его кабинет. - Очевидно, вам всем предстоит печальное путешествие на мое приватизированно-импровизированное кладбище, в штольню.