Юлия Латынина - Промзона

В руках Александр Ревко держал автомат — старый добрый «Калашников», с которым ему так часто приходилось иметь дело и в Анголе, и в Эритрее, и в Намибии, — везде, куда посылали его партия и правительство в те дни, когда великая советская империя простиралась от Кубы до Антарктиды, когда КГБ и ЦРУ играли в мировые шахматы на равных, и когда на Конгарском вертолетном заводе производили 300 смертоносных машин в год.

Беззакатная империя. Империя, над которой никогда не заходило солнце.

Империя, в которой сажали спекулянтов, расстреливали взяточников, а рабочим выдавали квартиры бесплатно. И в центре этой империи, на площади у мрачного здания, стояла статуя его троюродного деда.

Ревко отщелкнул предохранитель и обдал вертолет веерной очередью с расстояния в двадцать метров. Вячеслав Извольский, стоявший рядом с полпредом, невольно напрягся. Пули защелкали по угольно-черной поверхности, как градины по крыше. Они не высекали искр и почти не давали рикошета.

Ревко опустошил магазин, привычным движением переставил рожок и продолжил стрельбу. Вскоре весь бетон под вертолетом был покрыт пулями, как почва под дубом — опавшими желудями.

Вертолет не был бронированным. Он был покрыт особой пленкой под названием «кларол». Пленку придумали две старушки, Клара и Роза Левашовы.

Старушкам было, соответственно, семьдесят три и семьдесят пять, и всю жизнь они протрудились в секретном конструкторском бюро, а последние десять лет они продолжали выполнять задание умершей уже партии, расходуя на это собственную пенсию. Старушек для Извольского нашел Денис Черяга, и Извольский выкупил у них патент за сумму, о которой они до той поры слышали только в кино, и которую завод Извольского зарабатывал примерно за семь минут.

— Потрясающе, — сказал Александр Ревко. Оборотился, посмотрел на Славу Извольского своими прозрачными серыми глазами и промолвил:

— Что у вас там случилось в гостинице? С Анастасом?

Извольский помолчал. Осведомленность полпреда, как всегда, неприятно поразила его. Следовало бы разобраться: то ли ему стукнул кто-то из младшего персонала гостиницы, то ли полпред перехватил телефонные разговоры Анастаса.

— Этот пидор вздумал приставать к Сереже Ахрозову, — ответил Извольский.

— У Сережи очень тяжелый характер и исключительно гетеросексуальные пристрастия.

— Кто владеет лицензией на пленку?

— Одна швейцарская компания.

— Кто владеет компанией?

— Пятьдесят процентов мои.

— А другие пятьдесят?

— Любой фирмы, которую ты укажешь.

Ревко легким профессиональным движением закинул за плечо автомат, предварительно проверив предохранитель.

— Слава, это изобретение было сделано на советские деньги советскими людьми. Отдай другие пятьдесят государству ГУПу при полпредстве.

— Я бы предпочел заплатить налоги, — сказал Извольский.

Ревко усмехнулся.

— Чтобы они потом достались таким, как Анастас? Ты сам знаешь, Слава, эта страна прогнила сверху донизу. Ее не спасти с помощью обычных мер. Те деньги, которые мы получим через ГУП, пойдут на строительство государственной машины новой России. И я советую тебе при этом оказаться на нашей стороне. А не на стороне анастасов. Не делай ошибки, Слава. Мой проект — проект политический. Так что скажешь?

— У меня есть встречное предложение, — медленно произнес Извольский.

Анастас Анастасов открыл глаза. Страшно болела голова и во всем теле была дикая слабость, как всегда, когда Анастас баловался первитином. Анастас «винт» не любил, под винтом делают такие странные вещи: однажды Анастас, обжабавшись винта, залез в машину и всю ночь ехал задом по шоссе. Доехал от Москвы до Торжка, а ведь дело было еще до черловского губернатора. Никто ему тогда бы задом не позволил ездить, хорошо, что чудом пронесло.

Но так уж случилось, что вчера вечером это был винт, и еще какой странный «винт», не вода, а кисель.

Анастас огляделся. Он лежал в широкой постели; из-под плотно занавешенных окон спальни едва пробивалось жаркое летнее солнце; номер был прелестно отделан белой лепниной, мебель была немецкая, из цельного дуба, а трюмо рядом с постелью было просто выше всяких похвал: очень миленькое, в завитушках и с точеными копытцами ножек. Вроде бы таких номеров в «Кремлевской» не водилось — так где он?

Скрипнула дверь, и в спальню вошел невысокий худощавый человек с васильковыми глазами. Анастас сначала отметил крепкие мышцы и итальянский крой полуспортивных брюк, удивительно подходивших к серой футболке, а потом уже узнал: Денис Черяга. Вице-президент Ахтарского холдинга. Милый парень, но слишком зажатый. Не сам себе хозяин. Анастас со стоном взялся за голову.

— Черт, — сказал он, — Денис, а, как болит-то! Денис, что вчера было?

— Не знаю, — настороженно сказал Денис, — меня там не было.

— А кто был?

Черяга промолчал.

— У тебя порошок есть?

Анастас слез с кровати и начал рыться в своем портфеле. На нем ничего не было, кроме длинной мужской рубашки. В портфеле видимо ничего не обнаружилось.

Анастас, страдальчески морщась, достал сотовый.

— Вить, ты в Жуковке? Витя, это Стасик, сделай милость, сейчас приедет машина, обзовется, отгрузи ей… Умираю, Витенька. Я вчера такую дрянь на борт взял… Все, целую.

Анастас поднял на Черягу умоляющие глаза.

— Денис, отправь кого-нибудь. Вот адрес. Денис, а Денис, а че, вчера че-то было? А то я, прикинь, я однажды, когда винтом обжабался, сел за комп играть, два дня играл, а комп забыл включить. Денис, прикинь: два дня на выключенном компьютере играл. Дрянь этот винт. Никогда не жри.

В номере показался официант со столиком, на котором дымился свежий утренний кофе. Анастас жадно выпил сразу две кружки, ему стало значительно легче. Некоторые детали вчерашней гулянки начали всплывать в памяти. Денис подошел к двери номера, вызвал кого-то и шепотом отдал приказание.

— Слышь, Денис, мы ведь о чем-то говорили, когда летели. А? — спросил Анастас, когда Денис вернулся в номер.

— О шахте.

— Да. Урод этот Цой. Он что думает, он если папе на выборы дал, папа у него теперь в кармане?

Анастас встал и принялся одеваться.

— Папа ни у кого в кармане не будет. Я тебе говорю, дай двоечку, я закрою вопрос с шахтой.

— Я сам не решаю такие вопросы, — сказал Черяга.

В кармане Дениса зазвонил сотовый. Это был Извольский.

— Денис, тебя где черти носят? Я в офисе.

— Через полчаса буду, — сказал Денис. Когда Денис выключил телефон, он заметил, что полуодетый Анастас сидит бочком на краешке стола и исподлобья изучает его. Из-за вчерашней ночи Анастас был бледней, чем обычно, и его черные брови и серые глаза особенно выделялись на красивом, самовлюбленном лице.

— Что, хозяин звонил? — спросил Анастас. — Тогда беги.

Выйдя в коридор, Денис перевел дыхание и бережно закрыл дверь, как будто по ту сторону порога в номере лежала большая дохлая крыса. Он был искренне рад, что Анастас ничего не помнит. Что будет, когда он вспомнит, не хотелось и думать.

Путь Анастаса Анастасова к званию «серого кардинала» Черловской области начался в 1998 году, когда Данила Григорьевич Орлов, бывший первый секретарь обкома партии, передовик производства, добропорядочный коммунист и вождь областной оппозиции, выиграл губернаторские выборы в первом туре и с разгромным счетом.

Через два месяца после принятия присяги губернатор, в компании супруги, обедал с министром экономики в отдельном кабинете ресторана «Гранд-опера».

Третьей стороной на этом обеде был средней руки предприниматель Сережа Лисичкин, претендовавший на химкомбинаты региона. На губернаторе был костюм фабрики «Большевичка», родной брат того, в котором губернатор в 1991 году произносил зажигательные речи перед бастующими шахтерами. На губернаторше была синяя вязаная кофта с поддетой под нее черной юбкой. Эта была очень знаменитая кофта и очень знаменитый костюм: их специально рекомендовали для народного кандидата столичные пиарщики, причем кофту губернаторше пришлось связать самой, по выкройкам, изысканным пиарщиками в журнале «Огонек» 76-го года издания.

Теперь выборы кончились, а кофта осталась. Губернатор и губернаторша смотрели на темно-желтый в полосочку галстук министра экономики и мучительно осознавали свое несоответствие. Лисичкин, человек проницательный, заметил состояние губернатора. Пять лет назад он впервые приехал в Москву и пришел в ресторан «Националь» в куртке типа ватник.

— Данила Григорьевич, — сказал Лисичкин, — если у вас есть завтра немного времени, не хотели бы вы посетить мой бутик? Я вложил четыре миллиона в одного очень известного кутюрье, и сейчас у него одевается пол-Москвы.

На следующий день губернатор с супругой стояли на черном зеркальном полу модного бутика «Анастас». Бутик располагался на улице Кузнецкий мост между крупным банком и модным рестораном.