Светлана Алешина - Любовь зла

— Все уже в порядке, — поспешила я предупредить вопрос капитана. — Только можно закурить?

Между прочим, не так уж я и симулировала, сердце действительно выскакивало из груди, хотя к чему уж слишком рьяно отрицать свои актерские таланты? Медленно затягиваясь и томно полуприкрыв глаза, я смотрела туда и сюда, продолжая мысленно ставить свои автографы на бирках изъятых вещественных доказательств.

Из редакции мы разошлись вчера в девять вечера, и зажигалка была у Кряжимского, а сегодня в восемь утра он улетел отдыхать. Значит, попала она сюда в этот промежуток времени. Уж не нашего ли Сергея Ивановича видела вчера любопытная Валерия Борисовна? Мы бы пообщались с ней в любом случае: болтун — находка для шпиона, и мог бы получиться интересный репортаж, но теперь у меня в этом деле был особый интерес.

Капитанское «это недолго» оказалось обманчивым, как мираж в пустыне, осмотр затянулся на несколько часов; устав и остервенев, я стала несколько лучше понимать неблагодушное настроение многих сотрудников милиции. Степу увезли, квартира окончательно приобрела разгромленный вид, мои сигареты закончились. Предупредив, что в случае необходимости нас могут вызвать к следователю или в суд, меня и Петра наконец отпустили восвояси.

Петр рысцой потрусил вниз, что-то бормоча на ходу про жену и баню, вернее, головомойку. Я же, хоть зажигалка буквально прожигала в моем кармане дыру, задержалась и была вознаграждена — меня любезно подвезли до дома, поскольку идти к Александре не было уже никакого смысла.

Было очень поздно, а слабость и апатия, которые я всячески изображала в квартире Степы, действительно овладели мною. Выбравшись из душа и зевая во весь рот, я с трудом доплелась до спальни.

«Подумаю об этом завтра» — пронеслась последней оправдывающей мыслью знаменитая фраза Скарлетт, и я погрузилась в глубокий сон.

Стоя в коридоре на холодном полу босыми ногами, я пялилась на серебряную зажигалку в своей руке. Я проснулась утром без будильника, и первой мыслью было: а вдруг я ошиблась и зажигалка не Кряжимского? Но, увы, знакомые витиеватые вензеля К.С.И. говорили об обратном. Яростно пытаясь продрать заспанные глаза в ванной, я вспоминала все, что узнала вчера, и пыталась продумать план действий.

Произошедшее казалось попеременно то дурным сном, то неудачной шуткой. В невиновности Кряжимского я не сомневалась, но неприятности у него могли возникнуть немалые. Все могло оказаться глупым совпадением, но кто-то вполне мог воспользоваться удобным случаем и подставить его.

Приведя себя в порядок, я позвонила на работу и, проигнорировав Маринкины жалобы на резко возросшее в связи с отсутствием двух штатных единиц количество тяжелой работы, сообщила, чтобы и сегодня меня не ждали раньше обеда. Первым делом я собиралась забрать машину — знакомый механик обещал подсуетиться и сделать все быстро, а затем нанести визит Валерии Борисовне.

Из головы не шли слова Кряжимского: «Уже ничего нельзя исправить. Я такое натворил». Что он имел в виду? Проблема была еще и в том, что я даже не могла позвонить ему и рассказать о случившемся. Сергей Иванович не знал, где остановится, и вообще из вредности собирался держать место своего пребывания в секрете. Чтобы вдруг срочно не вызвали, как ехидно объяснял он.

В редакции я решила ничего не говорить. Да и что пока можно было рассказать?

Я довольно жмурилась ласковому солнцу, закрывая дверцу моей «Лады». Механик слово сдержал, машина снова была на ходу, погода исправлялась. Признаться, я несколько опасалась, что Валерия Борисовна в глубине души обижена на капитана за то, что тот не пустил ее в квартиру и не позволил присутствовать при ее осмотре, и теперь любопытная соседка отнесется ко мне с ревнивым недоверием. Я нажала на звонок, послышались быстрые тяжелые шаги, и дверь распахнулась. При виде меня лицо у Валерии Борисовны несколько вытянулось, явно не меня она ожидала увидеть, даже в глазок не посмотрела, торопилась, а тут нате вам, стоит на пороге такая…

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась я. — Вы ведь меня помните? Я была понятой вчера.

Красноречивый взгляд показал мне, что она помнит, еще как помнит и не забудет, как я нагло и бесцеремонно перехватила у нее внимание следователя, отвлекла серьезного человека от работы и вдобавок была допущена к самому интересному. Дама явно любила сенсации, особенно быть свидетельницей чего-нибудь из ряда вон выходящего, а потом делиться, делиться, делиться впечатлениями с благодарными слушателями. Поэтому я решила не отвлекаться и прямо заявила:

— Вас ведь следователь выделил особо, — я подчеркнула это слово, — назвав ценным свидетелем.

Дело в том, что я совершенно случайно здесь вчера оказалась, а вообще-то я редактор газеты «Свидетель». — Торопливо порывшись в сумке, я предъявила мое журналистское удостоверение.

В глазах Валерии Борисовны промелькнул интерес.

— И если бы вы согласились рассказать о том, что произошло, то на основании ваших слов я могла бы написать статью, которая затем была бы опубликована в нашей газете.

— Что за газета? — спросила она.

— Как, вы не знаете? — удивилась я. — Очень известная газета, серьезная, с хорошей репутацией, у нее много читателей. — Я принялась нахваливать «Свидетеля», впрочем, вполне заслуженно: как-никак, свое детище. — Кое-что теперь, конечно, знаю и я, но, боюсь, объем информации, которой я владею, настолько незначителен по сравнению с вашим…

— А моя фамилия будет упомянута? — жадно поинтересовалась попавшаяся в расставленные сети Валерия Борисовна.

— Разумеется, — поспешила заверить я ее. — А как же иначе?

— Ну, проходите, — решилась она.

Валерия Борисовна явно была образцовой домохозяйкой, меня даже зависть взяла — ну как можно умудриться содержать дом в таком идеальном порядке? Мы прошли на кухню, где огнем играли начищенные кастрюли и сковородки, и я представила себе, какая война тут ведется даже с крошками хлеба. Поэтому как-то нелепо выглядела закатившаяся под батарею бутылка «Фронтовой» местного разлива. Хозяйка проследила за моим взглядом, сильно покраснела и метнулась убирать:

— Это муж мой вчера.., того.., праздновал…

Я с непроницаемым видом понимающе кивнула — бедняга, наверное, расслабиться захотел — и приготовила диктофон.

— Не возражаете, если я буду записывать наш разговор?

— Вы у меня интервью брать будете? — Валерия Борисовна таяла на глазах. — Ну, значит, теперь уже позавчера, около десяти, я услышала крики из Степиной квартиры. Ой, знаете, как ругались? Такая молодежь пошла! И ладно бы Степка, так ведь и второй как орал! Ну тот, который лет пятидесяти Я его уж, несколько раз здесь видела. Аккуратный такой, импозантный, на вид совсем порядочный мужчина. Хотя, знаете, было в нем что-то преступное… да-да, точно было, зверское такое выражение лица, словно закоренелый какой-нибудь…

История обрастала подробностями, как снежный ком, на моих глазах.

— А вы его видели раньше? — поинтересовалась я. — Он часто заходил к Степе? И они так всегда спорили?

— Ну, часто-нечасто, а периодически. Запомнила я его. А видела через глазок: поглядываю время от времени — должна же я знать, что у нас по подъезду за хулиганы шляются. А Степка парень-то достаточно тихий. Был, — поправилась она. — Я этажом ниже живу, мне все и видно, и слышно .

«Не сомневаюсь», — мрачно подумала я.

— Но так в первый раз орали. Угрозы какие-то слышались…

— Вы сами слышали?

— Да там один раз как завопили «Убью!», у меня аж мороз по коже. А потом несколько ударов было, и внезапно все стихло. Потом скрипнула Степкина дверь…

— Именно его? — с надеждой переспросила я.

Валерия Борисовна только фыркнула.

— А затем спустился он, ну, убийца, наверное, — она вдруг перешла на шепот. — Представляете, если я убийцу видела? Он такой высокий, сухощавый, подтянутый…

Сердце мое, казалось, перестает биться: Кряжимский, точно он!

— Так ведь кто угодно мог еще зайти потом.

— А вот и нет! — торжественно провозгласила Валерия Борисовна. — Ровно в половине одиннадцатого мы закрываем подъездную дверь, и вчера была как раз моя очередь дежурить. Я спустилась следом за ним, представляете, следом за убийцей! И закрыла дверь, так что больше уже до семи утра, когда Павел Викторович с пятого этажа уходит на работу, в подъезд никто зайти не мог! И следователь тоже говорил, что Степку убили вечером.

Прикусив губу, я смотрела в окно. Кряжимский… Что же такое получается?

— Вы ведь заметили, какой чистый у нас подъезд? Никаких тебе окурков на лестнице, ни мусора, я уж не говорю о чем похуже. — Валерия Борисовна явно и, надо заметить, небезосновательно гордилась достижениями местного жилищного хозяйства. — Наш подъезд только днем открыт, хотя… — тут она помрачнела, — Степу это не спасло.