Энн Перри - Тишина в Хановер-клоуз

Питт допил чай и поставил пустую кружку на камин.

— Странный случай, — небрежно произнес он. — Злоумышленник точно знает, когда проникнуть в дом, чтобы его не увидел Лоутер, хотя констебль проходит мимо каждые двадцать минут, но вместо того, чтобы пробраться во двор, подальше от улицы, и запустить «ужа», который протиснется между прутьев в буфетную, или ломиком разогнуть эти прутья, он разбивает окно на фасаде, причем даже не заклеивает его бумагой, чтобы избежать лишнего шума и скрыть отверстие. Вор хорошо информирован и знает, где искать первое издание Свифта — Лоутер сказал, что томик стоял на полке среди других книг, — но, с другой стороны, он так неуклюж, что поднимает шум и будит Роберта Йорка, который спускается и застает его на месте преступления. А когда появляется Йорк, грабитель не прячется и не скрывается бегством, а набрасывается на него, причем с такой яростью, что убивает.

— И не продает ничего из добычи, — закончил Моубрей. — Знаю. Странно, очень странно. Может, это какой-то знакомый мистера Йорка, джентльмен, оказавшийся в затруднительном положении и решивший ограбить друзей… Мы начали разрабатывать эту версию, очень осторожно. Даже стали приглядываться к его знакомым — но начальство очень вежливо и холодно объяснило, что мне следует знать свое место и больше не беспокоить благородных людей, которые понесли ужасную утрату. Никто прямо не говорил, чтобы я закрыл дело, — ничего такого. Просто выражение сочувствия семье и суровый взгляд. Но я понимаю все и без слов.

Именно это Томас ожидал услышать; он сам сталкивался с подобными намеками, не произнесенными, но очевидными. Речь не шла о подозрении или вине — просто о разнице в происхождении и материальном положении, а также огромной, не поддающейся определению власти, которую они давали.

— Похоже, теперь моя очередь. — Питт заставил себя встать. На улице шел дождь; струи воды хлестали в окно, мешая рассмотреть фронтоны и крыши. — Спасибо за помощь и за чай.

— Я вам не завидую, — сухо сказал Моубрей.

Питт улыбнулся. Ему нравился этот инспектор, и ему очень не хотелось повторно проделывать всю работу, словно обвиняя Моубрея в некомпетентности. Черт бы побрал этого Балларата и Министерство иностранных дел!

На улице Питт поднял воротник пальто, плотнее завернул шарф и склонил голову навстречу струям дождя. Некоторое время он шел пешком, шлепая по лужам, с прилипшими ко лбу волосами, обдумывая полученные от полицейских сведения. Что нужно Министерству иностранных дел? Достойное завершение дела, в котором замешан один из сотрудников, чтобы, как выразился Балларат, в будущем не возникло никаких неприятностей? Вдова Роберта Йорка была неофициально помолвлена с неким Джулианом Данвером. Если Данвер метит на должность посла или даже выше, все члены его семьи, и особенно жена, должны иметь незапятнанную репутацию.

Или какие-то новые сведения, касающиеся убийства Роберта Йорка, указывают на государственную измену и для ее раскрытия они используют Питта? На него свалят вину за неизбежные трагедию, скандал, погубленные карьеры и репутации…

Неприятная работа, а рассказ Моубрея сделал ее еще неприятнее. Кто был тот человек в библиотеке и зачем он туда забрался?

От Пиккадилли Питт свернул к площади Сент-Джеймс, затем пошел по Мэлл, через плац-парад конной гвардии мимо голых деревьев и растрепанной ветром травы парка, потом по Даунинг-стрит к Уайтхоллу и Министерству иностранных дел. Ему потребовалось полчаса, чтобы найти нужных чиновников и наконец добраться до департамента, в котором служил до самой своей смерти Роберт Йорк.

Его встретил представительный мужчина лет сорока с черными волосами и глазами, которые поначалу выглядели такими же темными, но, когда он повернулся к свету, оказались ярко-серыми. Мужчина назвался Феликсом Эшерсоном и пообещал помочь — сделать все, что в его власти. Питт сразу понял, что особой помощи ждать не стоит.

— Благодарю вас, сэр. У нас есть причина снова вернуться к трагической смерти мистера Роберта Йорка, случившейся три года назад.

На лице Эшерсона мгновенно появилось выражение сочувствия — иного и быть не могло, поскольку в Министерстве иностранных дел безупречные манеры являлись частью профессии.

— Вы кого-то поймали?

Питт ответил уклончиво.

— Нет. Боюсь, что нет. Но тогда были украдены несколько предметов. Представляется вполне вероятным, что грабитель был не обычным преступником, а человеком образованным, искал что-то конкретное.

Эшерсон терпеливо ждал.

— Неужели? А тогда вы этого не знали?

— Знали, сэр. Но лица, облеченные властью… — Питт надеялся, что выработанной в коридорах Уайтхолла привычки к скрытности будет достаточно, чтобы Эшерсон не стал уточнять, кто именно, — попросили меня снова заняться этим делом.

— О. — Лицо Эшерсона напряглось — почти незаметно, лишь слегка шевельнулись мышцы под челюстью и белый стоячий воротничок глубже врезался в кожу. — Чем мы можем вам помочь?

Любопытно, как он использовал множественное число, указывая, что он представитель министерства и лично никак не связан с этим делом.

Питт тщательно выбирал слова.

— Поскольку грабитель выбрал библиотеку, а не другие, более привлекательные с точки зрения наживы комнаты, в частности столовую, где хранятся серебряные приборы, мы предположили, что он мог искать документы, например, те, над которыми в то время работал мистер Йорк.

— Неужели? — Эшерсон уклонился от ответа.

Питт ждал.

Эшерсон тяжело вздохнул.

— Полагаю, такое возможно — я хочу сказать, что грабитель мог рассчитывать что-то найти. Это вам поможет? Как-никак прошло три года.

— Мы никогда не бросаем дел об убийстве, — мягко ответил Питт. Хотя это было закрыто после шести месяцев бесплодных поисков. Зачем же его снова открыли?

— Нет… конечно, — согласился Эшерсон. — И чем же Министерство иностранных дел может вам помочь?

Питт решил идти напрямик. Он слегка улыбнулся, не спуская глаз с Эшерсона.

— Скажите, не было ли утечки информации из министерства после того, как сюда пришел мистер Йорк? Я понимаю, что вы можете не знать, когда именно случилась утечка — только когда ее обнаружили.

Эшерсон колебался.

— Вы как будто сомневаетесь в нашей компетентности, инспектор. Мы не теряем документов; они слишком важны.

— Значит, если документ попал в неподобающее место, то его отдали намеренно? — невинно спросил Питт.

Эшерсон медленно выдохнул, пытаясь выиграть время и собраться с мыслями. На его лице проступила растерянность. Он не понимал, куда клонит инспектор и что ему нужно.

— Эти документы… — осторожно произнес Питт, прощупывая почву. Он постарался, чтобы вышло нечто среднее между вопросом и утверждением.

Эшерсон мгновенно изобразил неведение.

— Документы? Тогда, возможно, именно поэтому убили беднягу Роберта. Если он взял бумаги с собой и об этом стало известно, то вор мог… — Эшерсон умолк на полуслове.

— То есть это мог быть не единичный случай? — гнул свое Питт. — Или вы предполагаете, что такое произошло лишь однажды, и по какой-то случайности вор выбрал именно эту ночь?

Предположение было абсурдным, и они оба это понимали.

— Нет, конечно, нет. — Эшерсон слабо улыбнулся. Его загнали в угол, и если он и обиделся, то не показывал виду. — Я не знаю, что произошло, но если Роберт и был неосторожен или имел друзей, не оправдавших его доверия, теперь это уже не важно. Бедняга мертв, а документы не могли попасть к нашим врагам — в противном случае мы бы уже понесли ущерб. Но ничего такого не случилось. Это я могу вам точно сказать. Если подобная попытка и имела место, она окончилась неудачей. Может, не стоит тревожить его память — не говоря уже о семье?

— Спасибо, мистер Эшерсон. — Питт встал. — Благодарю за откровенность. Хорошего вам дня.

Он ушел, оставив растерянного Эшерсона посреди яркого турецкого ковра в алых и синих узорах.

Добравшись по темноте и холоду до Боу-стрит, Томас поднялся по лестнице к кабинету Балларата, постучал в дверь и, услышав приглашение, вошел.

Балларат стоял перед камином, загораживая пламя. Его кабинет разительно отличался от скромных помещений внизу, предназначенных для полицейских рангом пониже. Широкий письменный стол был инкрустирован зеленой кожей, а мягкое сиденье стула позади него вращалось на специальном шарнире. В каменной пепельнице лежал окурок сигары. Сам Балларат был осанистым мужчиной среднего роста с чуть коротковатыми ногами. Но его густые бакенбарды были безукоризненной формы, и от него пахло одеколоном. Одежда — от красно-коричневых башмаков до коричневого, в тон, галстука вокруг жесткого белого воротничка — тщательно отутюжена. Он представлял собой полную противоположность растрепанному Питту, с его разномастной одеждой и карманами, отвисшими от бесчисленного количества предметов. Даже теперь из одного кармана у него свисал шнурок, а мягкий воротник рубашки был наполовину скрыт шарфом ручной вязки.