Мария Жукова-Гладкова - Черное золото королей

Я пояснила, что откладывать мне нечего – все уходит на семью, и назвала сумму, которую получаю за роман. Лешкина челюсть поползла вниз.

– Не может быть, – ляпнул он через некоторое время, даже забыв о коньяке.

– А ты, Леша, попробуй что-нибудь написать и отнеси в издательство. Посмотрим, сколько тебе предложат.

Лешка почесал репу. Потом еще раз обвел глазами мою кухню. Встал, самолично заглянул в холодильник. Я сидела молча. Не хотелось напоминать, что у меня (не у нас, а именно у меня) двое детей-подростков, причем разного пола, которых обувать-одевать надо, не говоря о том, что их нужно еще и кормить. Два деда (один из них Лешкин отец) тоже фактически на мне, их пенсии я не беру в расчет: пенсии ими рассматриваются как взносы в фонд зеленого змия, и я ничего не могу с этим поделать. Так что мои гонорары (мой единственный источник дохода) и Надеждины подачки идут на прокорм и одевание-обувание пяти человек. Хотя Лешка, между прочим, мог хотя бы помогать своему родному отцу. Про детей вообще молчу.

Переварив полученную информацию, бывший засосал полбутылки сразу («Генетика – страшная сила», – подумала я, вспоминая свекра на этой же кухне и на том же самом месте. Правда, Лешкин отец употребляет гораздо более дешевые напитки), опять извлек из кармана сотовый и велел своему детине теперь обеспечить нас продуктами питания, что и было исполнено. Я решила, что неделю могу не ходить в магазин.

Но больше всего меня интересовало, зачем бывший все-таки приперся.

А он жаловался на свою судьбу несчастного миллионера, которого никто не понимает и не любит. О существовании нежной, тонко чувствующей и ранимой души, признаться, узнала впервые. Никогда бы не догадалась, что она скрывается в этом холеном, раздобревшем на нефтяных хлебах теле. Я прослушала речь о том, как Леша много работает, какие вокруг все сволочи, как все хотят его надуть, обвести вокруг пальца, объехать на кривой кобыле, в общем, лишить бедного мальчика честно заработанного.

Насчет честности в современном бизнесе, в особенности нефтяном, я бы говорить поостереглась. Насчет опасности согласна. Каждый, кто пытается прорваться к нефтяному корыту, потенциальный смертник. Там, где закручены очень большие деньги, идет постоянный передел сфер влияния, борьба за власть и отстрел конкурентов. Правда, я считала, что Надежда Георгиевна с ее способностью просчитывать все варианты, умением договариваться со всеми и обо всем, привычкой держать данное слово и жизненным опытом должна была обеспечить сыну возможность спокойно работать. Хотя насчет того, кто из них двоих работал больше, я имела свое личное мнение, однако вслух его выражать не спешила.

После второй (ну и вместимость организма!) бутылки коньяка Лешка поднял на меня несколько затуманенные глаза и спросил:

– Ольга, признайся честно: Витька с Катькой мои дети?

– Ты что, совсем спятил? Ужрался до зеленых чертей? – уставилась я на бывшего. – Белая горячка началась? Леша, что с тобой?

– Они мои дети, черт тебя дери?! – рявкнул Лешка так, что стены «хрущобы» дрогнули и я забеспокоилась, не провалимся ли мы сейчас к соседям. Правда, на этот раз дом все-таки устоял.

– Конечно, твои, – ответила я спокойно, хотя испытывала желание огреть Лешку по башке чем-то тяжелым. Но делать этого не стоило – судя по его папаше. Свекор после удара скалкой (в исполнении свекрови) валился на пол и там невозмутимо начинал храпеть. Стоило мне представить Лешку храпящим у меня на кухне… Нет, нужно от него побыстрее избавиться. И вообще, спорить с пьяными – гиблое дело. Я это по опыту знаю. К сожалению, очень большому.

– Точно? – не отставал Леха.

Я решила выяснить, почему бывший вдруг в этом засомневался. Но он мне не ответил, вместо этого сказал, что хотел бы сходить с детьми на экспертизу.

– На какую? – вначале не поняла я.

Лешка заплетающимся языком пояснил, что теперь, сдав кровь, можно точно определить, является он отцом ребенка или не является. Я вспомнила, что где-то уже слышала про такое, правда, у меня не было нужды подробно выяснять этот вопрос.

– Если хочешь, пошли сдавать, – пожала плечами я. – А тебе срочно это надо? Мне бы не хотелось дергать детей с дачи. Сейчас прекрасная погода, и неизвестно, сколько она еще простоит.

– Пытаешься найти отговорку? – прошипел бывший.

– Да я их хоть завтра с дачи привезу! – заорала я, не в силах больше сдерживаться. – Только что это вдруг тебе приспичило ни с того ни с сего? Двенадцать лет вообще не обращал на нас внимания, а теперь полез с обвинениями. Не надо, дорогой, судить о людях по себе.

Лешка хлопнул еще коньяка (сколько ж в него влезает?), заявил, что сына могу не брать, он не сомневается, что Витька его ребенок, а Катьку просил завтра доставить в город. Нам не придется сидеть ни в какой очереди, он обо всем договорится.

– Хорошо, – пожала плечами я. – Только что мне ей сказать?

– Говори что хочешь, – ответил Лешка и с трудом поднялся.

Он постоял, держась обеими руками за стол (голова закружилась?), потом распахнул одну створку окна, высунулся вниз и рявкнул на всю округу:

– Димон! Забери меня!

Окружающие дома от звука этого голоса вздрогнули, из окон стали высовываться люди, проверяя, не бомбежка ли началась. А бывший опять плюхнулся на табуретку, обеими руками схватил третью бутылку коньяка и вылил в рот последние капли, причем долго держал горлышко над своей раскрытой пастью, обильно украшенной металлокерамикой. Невольно вспомнился анекдот про «Барсик, ну еще чуть-чуть!».

Я тоже выглянула в окно и увидела, как из черного «жирного» «Мерседеса» вылез все тот же детина, который у нас появлялся уже дважды, и направился ко мне в подъезд.

В квартире детина очень ловко подхватил Лешку (чувствовался опыт ношения данного конкретного тела), со мной попрощался и потащил шефа вниз (с моего третьего этажа тащить было не очень далеко), загрузил в машину на заднее сиденье, как куль с мукой, чтобы не сказать хуже, сам сел за руль – и «Мерседес» отъехал.

Утром я отправилась на дачу на старом «Запорожце», на котором в свое время ездил свекор, забрала Катьку и привезла ее по названному бывшим адресу.

Катька всю дорогу не давала мне покоя, спрашивая, что понадобилось папе. Какое-то время тому назад, придя в сознательный возраст, дети просто замучили меня вопросами о папе и о том, почему он с нами не живет. Приставали они не только ко мне, но и к дедушкам и бабушке. Надежда Георгиевна в своем обычном стиле заявила:

– Он – редкостная сволочь, хоть и мой сын.

Надежда Георгиевна также добавила, чтобы внуки даже не надеялись на возврат папы в семью. Этого не будет никогда, потому что… не будет никогда. А внукам надо довольствоваться тем, что есть. В жизни никогда нельзя получить все.

После разговора с бабушкой вопросы прекратились. Не знаю уж, что они там обсуждали между собой и к каким выводам пришли, но папу не жаловали. Более того, время от времени спрашивали меня, не собираюсь ли я снова выйти замуж. При упоминании в прессе папиного имени (оба дедушки читают «Деловой Петербург» и «Вне закона», где Лешке иногда моют кости), а также после демонстрации папы по телевизору в разделах светской или криминальной хроники (где еще появляться нефтяному королю?) детки и деды вступают в дискуссию, почему его до сих пор не пристрелили или не посадили. Я пытаюсь эти разговоры пресечь, но не удается: все родственники высказывают свои версии, а дедушки обычно приходят к одному и тому же решению: всех бизнесменов и бизнесменш надо сажать, в особенности из бывших партийных работников. Но тем пока удается откупаться.

Катьке я сказала, что папа желает узнать ее группу крови.

– Зачем? – спросила дочь.

– Вот у него и поинтересуйся, – ответила я.

– Почему ты согласилась? – не отставала Катька.

– Это не так сложно, и он тогда быстро отвяжется. А пока не получит того, что хочет, не отлипнет, как репей.

Этот ответ Катьку удовлетворил, и она временно замолкла.

Вместо приветствия папа встретил нас воплем:

– Почему вы опаздываете?! У меня день по минутам расписан! Могли бы пошевелить задницами и приехать, когда я сказал!

– Мама, – дернула меня Катька за пиджак, – поедем отсюда. Дедушка Витя говорит, что на хамов не надо обращать внимания и просто вести себя так, словно их нет.

Дедушка Витя – это мой отец.

Далее последовала ссылка на дедушку Вову (Лешкиного отца), который, как выяснилось, считает, что хамам следует сразу же давать в морду, чтобы не раскрывали пасть. Бабушка Надя в случае столкновения с хамами советовала внукам обращаться к ней лично.

– Чего? Чего? – Лешкина челюсть поползла вниз.

Я не помню, когда он последний раз видел Катьку. Года два точно не видел, а она за это время сильно вымахала и, кстати, стала здорово похожа на Лешку, что я и отметила в эти минуты. Слава богу, девчонке не передалась моя внешность белой мыши.