Екатерина Черкасова - Маска, я тебя знаю

с ним за отношения.

Потащились дни промозглой осени и сырой зимы. Ветры, тучи, непрекращающийся моросящий дождь- это мертвый сезон в Крыму. Постепенно отросли волосы, я перестала быть похожей на пленницу концлагеря. Учителя меня жалели, внезапно для себя и неожиданно для них я почувствовала вкус к учебе и по вечерам ходила заниматься на дом. Выпускной класс, надо сдавать экзамены. Я на удивление быстро усваивала материал, чем радовала учителей. Мне все говорили, что после случившегося я очень изменилась, и не только внешне. Я не прогуливала уроки, не шлялась по ночам с окрестной шпаной, не курила. Может, я просто забыла вкус сигарет?

Несколько раз появлялся дядя Валера, злобно посматривал на меня, но больше не приставал.

Жизнь налаживалась, вот только я не могла ничего вспомнить.

Как-то мать хотела продать мой браслет, но я его спрятала. Был скандал, но внутренний голос мне говорил, что это мой талисман и он должен быть со мной.

После очередного родительского собрания мать пришла довольная.

- Уж так тебя хвалили, так хвалили. Наконец-то за ум взялась. Нет худа без добра,- философски заметила она.- Говорят, в институт тебе надо, учиться дальше. Сама-то что думаешь? Мне ведь помощница нужна, одна не управлюсь.

- В медицинский поступать буду. В Москве.

ГЛАВА 2

Поступить в институт оказалось не слишком трудно. Приехав в Москву,

я почти одновременно подала документы в Московскую медицинскую академию и сняла дешевую страшную комнатенку в районе Мытищ, где целыми днями повторяла сложные классификации, писала шпаргалки, заранее зная, что не буду ими пользоваться, решала длинные задачи по химии с многочисленными валентностями, зубрила формулы. Я практически не выходила из дома, вставала в семь часов утра и начинала готовиться к экзаменам. Ложилась около двух часов ночи и видела во сне бензольные кольца, решетки Пинета и сумчатые грибы, которые наваливались на меня своей огромной скользкой массой. В ужасе я просыпалась посреди ночи и долго не могла определить, где нахожусь.

Однако сами экзамены прошли почти спокойно, письменные- сочинение и химию- я сдала на "отлично", а на биологии дама с узким и тонким лицом, хмурясь, долго спрашивала меня о строении печеночного ацинуса, отчего я громко хлопала глазами и мямлила что-то маловразумительное. Только мои рассказы о грибах- такой вопрос все же попался мне в билете- были встречены более благосклонно, и после короткого совещания преподавателей я поняла, что получила "хорошо" и прошла по конкурсу.

Читая через неделю свою фамилию в списке поступивших в институт,

я испытывала сильное облегчение и гордость одновременно.

С этого момента начались "приятные хлопоты". Я оформилась

в общежитие, причем почти случайно попала в так называемое "общежитие

для иностранцев", находившееся на Малой Пироговской улице,

почти в самом центре Москвы. В этом, наверно, помогло и то, что незадолго

до оформления мудрая матушка прислала мне со знакомой проводницей

целый ящик персиков и винограда, половину всего я, сложив в красивый

пакет и глупо улыбаясь, отдала нашей комендантше.

После этого мне выдали маленький ключик от комнаты, и я почувствовала себя одинаково счастливой и униженной. Поблагодарив комендантшу, я вышла из ее так называемого кабинета, больше похожего на старый чулан, которому усиленно пытаются придать вид приличного помещения.

Ощущая противную дрожь в ногах, я присела на стоящие около двери коробки, чтобы не упасть.

- Не надо было у нее ничего брать,- раздался голос комендантши из-за двери.

- Это еще почему?- удивился кто-то молодой и незнакомый.

- Уж больно она страшненькая, и вся какая-то...

- Ладно тебе, мама, скажешь тоже- "страшненькая".

У нее только шрам и нос перебитый, зато глаза видела какие? Как у Собаки Баскервилей.

Женщины за дверью начали смеяться.

Я стала медленно отползать от двери, чтобы не слышать продолжения их беседы. Поднявшись, повернула за угол, чтобы выйти к лестнице, и в этот момент на меня налетел какой-то горбоносый парень. Я испуганно отпрянула в сторону, упала, больно ударившись локтем об пол, но продолжая сжимать в руке заветный ключ от комнаты.

- Извините, больно ушиблись?- парень протянул

мне руку, но я, забившись в угол, только молча смотрела на него.

- Давайте я помогу,- он поманил меня пальцами,

словно приглашая взять его за руку.

Внезапно меня охватил приступ дикого, какого-то животного

страха, я видела, как шевелятся его короткие, толстые пальцы, будто живут отдельной жизнью. Я точно знала, что он смотрит на меня без улыбки своими черно-синими, как виноград, глазами, и у меня не было сил даже, чтобы кричать. Перед глазами все померкло, и я с облегчением отпустила от себя сознание.

Когда я пришла в себя, мозг подал мне команду, что я лежу

в горизонтальном положении на чем-то очень твердом и холодном, возможно, даже на полу. Я попыталась, не открывая глаз, подняться, но это не удалось. Тогда я медленно открыла один глаз и стала осматриваться.

Я действительно лежала на полу. Не успела я как следует рассмотреть помещение, в котором находилась, как меня неаккуратно приподняли за шею и прислонили к кровати.

- Ну что, все в порядке?- нетерпеливо спросил писклявый женский голос.

- Кажется, да,- сказала я и окончательно отрыла глаза,- а где я?

- Ты в нашей комнате, твоей и моей.

Я только собралась открыть рот для дальнейших расспросов, как девушка сказала:

- Меня зовут Мила, я здесь с тобой сидела, пока ты была

без сознания. Так вот, я сейчас опаздываю, поэтому побегу. Ты пока

тут осматривайся. Если хочешь есть, в холодильнике увидишь немного

сыра. Я приду вечером и все тебе тут покажу, сортир прямо по коридору

и направо, а кухня с другой стороны. Пока!

Не утруждая более себя банальными объяснениями, Мила подхватила

сумочку и выбежала из комнаты, послав мне напоследок воздушный поцелуй.

Я бегло осмотрела комнату, она под стать заросшему потолку:

две старые кровати и рядом с ними кривые тумбочки, одна книжная

полка, стоящая на полу, обеденный стол, где разбросаны тетради, а

на тарелочке в углу засохший и скрюченный бутерброд с сыром. Грязные

занавески, захватанные жирными пальцами, следы от них просвечивали

на солнце. Цветная тряпка, по-видимому, служила ширмой, разделявшей

комнату на две не слишком равные половины. Маленький холодильник

"Морозко" с отвалившейся ручкой, почему-то весь переклеенный

старым синим скотчем, большое потрескавшееся зеркало. Рядом с зеркалом

пожелтевший от времени плакат, изображавший по пояс голого Арнольда

Шварценеггера, обвешанного патронами. В левой его руке- автомат размером с самого Шварценеггера.

Оглядевшись, я переползла с пола на кровать, обернула ноги стареньким, протершимся пледом и, уткнувшись лицом в несвежую наволочку, стала думать о превратностях судьбы. И незаметно для себя уснула. Во сне за мной бежал Шварценеггер и стрелял мне вслед из всего имевшегося на нем арсенала оружия. Наконец он схватил меня за ногу, я упала и, увидев перед своим лицом его зубодробильные кулаки, поняла, что сейчас умру. И проснулась. В голове гудело, очень хотелось пить. Япотерла виски, сполоснула лицо противной теплой водой из графина. Провела мокрыми руками по волосам. Будильник, стоящий на тумбочке у Милы, показывал 7 часов вечера, на улице еще светило солнце, и я решила, что пройдусь, чтобы освежиться. Тщательно заперев дверь, я положила ключ в карман джинсов и, даже что-то напевая про себя, стала спускаться по лестнице.

Сердце громко стучало, когда я думала о том, что это моя первая, настоящая, самостоятельная прогулка по городу. Я вышла на освещенную мягким вечерним солнцем улицу и, оглядевшись по сторонам, направилась в сторону призывно блестящих золотых куполов Новодевичьего монастыря.

Чем ближе я к нему подходила, тем больше росло во мне чувство уверенности, что я все это уже когда-то видела. И этот маленький парк возле монастыря, с его кривыми яблонями и голубыми елями, и крутую горку, спускающуюся к пруду. Мне казалось, что маршрут выбираю не я, а кто-то другой, кто-то знающий все в тысячу раз лучше. Но мне совсем не было страшно, напротив, легко и радостно, казалось, что весь мир вокруг принадлежит только мне. Я долго бродила по монастырю, рассматривая церкви и часовенки, без труда нашла могилу Дениса Давыдова, словно знала, что она находится именно здесь.

Мне стало так хорошо, словно я родилась заново! Я села на скамеечку возле храма и еще долго любовалась лучами заходящего солнца. Надо мной, высоко в небе, кружилась стая птиц- широкая черная лента, расходящаяся над куполом тремя равномерными косяками. Птицы завораживали меня, и я в каком-то сладостном оцепенении не могла сдвинуться с места. Но вот они улетели, и я неохотно побрела к выходу.