Шумерская погремушка - Наталья Николаевна Александрова

– Ты что сегодня так рано, хочешь до работы еще на собеседование успеть?

– В том-то и дело… – вздохнула Аня, – слушай, тут вот какое дело…

И она быстро протараторила свое предложение. Или просьбу, как хочешь.

Значит, Ксения идет на собеседование вместо нее, покажет ее паспорт, там ничего и не заподозрят, потому что они похожи. Обе примерно одного возраста, обе блондинки с длинными прямыми волосами. Ну, глаза там, нос – это не так важно, по фотографии в паспорте все равно непонятно.

– Значит, показываешь паспорт и притворяешься полной дурой! – Анька сыпала словами, как горохом. – Рекомендаций у тебя нету, так что они сами откажутся. И позвонят в агентство, что я им не подхожу! А мне только того и надо, как только пройдет испытательный срок, я им отбой дам, чтобы больше ничего не искали. Ну, Ксюха, соглашайся! Все равно ведь у тебя сейчас ничего на примете нету, а времени свободного навалом! Просто съездить туда и поговорить.

– А если они меня возьмут? – возражала Ксения. – Какая из меня няня? Я ведь понятия не имею, как с детьми обращаться! Я детей вообще боюсь, особенно совсем маленьких!

– Да не возьмут! – отмахивалась Анька. – За это не беспокойся! Судя по всему, семейка небедная, раз в таком месте живут, а уж эти без рекомендаций и говорить не станут! Так что задача у тебя самая простая: хозяевам не понравиться. Можешь мужу глазки строить, а жене хамить. Урони там что-нибудь не очень ценное, только не разбивай, а то они в агентство нажалуются, с меня вычтут.

И Ксения согласилась, чтобы Анька отвязалась. Не то она станет дуться и вредничать, присматриваться к Ксении, к тому, чем она на самом деле занята.

В общем, как в старом анекдоте: легче уступить, чем объяснить, что не хочешь.

И что вышло? Да все не так, как Анна говорила! Сразу же подсунули ей ребенка гулять! Ничего не спросили толком, только паспорт эта Изольда проглядела. Какие там рекомендации…

Но все же отдать ребенка первой встречной…

Во всяком случае, она, Ксения, так бы не поступила. Но у нее детей нет. Но все же… Ведь даже номера телефона ей не дали, а вдруг что с ребеночком случится? Маленький ведь совсем.

Тут Ксения хватилась своего телефона и вспомнила, что он остался там, в квартире.

Ладно, Изольда сказала, что придет в парк, наверное, там и планировала поговорить. А Ксения ей прямо скажет, что работа ей не подходит, и уйдет.

Она подошла к воротам сада и покатила коляску по усыпанной осенними листьями аллее.

Людей в саду было по дневному времени немного.

Ксения медленно шла, наслаждаясь последним осенним солнышком.

Вдруг ребенок закряхтел, а потом заплакал тоненьким жалобным голоском. Тоненький горестный писк чередовался с тихим поскрипыванием.

– Ну, что ты? – пробормотала Ксения растерянно. – Что ты плачешь? Что случилось?

Она понятия не имела, как полагается успокаивать плачущих детей. Вот ведь подсиропила ей Анька!

Наклонилась над коляской. Личико ребенка сморщилось, как печеное яблочко, глазки были закрыты, он плакал все громче и громче.

Ксения поискала соску-пустышку или бутылочку с водой, может, он пить хочет? И увидела сбоку на одеяльце погремушку – желтого пластмассового медвежонка на красной ручке. Она взяла его и потрясла.

– Агу! Агу! У-тю-тюшеньки! Какой у нас Миша…

Плач прервался, ребенок заинтересованно замолчал, приоткрыл мутно-голубые глазки и уставился перед собой, словно пытаясь найти источник нового звука.

– Ну вот, все хорошо, все хорошо! – проворковала Ксения и покатила коляску дальше по аллее.

Впереди на аллее трое подростков лениво перебрасывались большим оранжевым мячом.

Ксения поравнялась с ними, и тут мяч полетел ей прямо в лицо.

От неожиданности Ксения зажмурилась. Лицо обожгло, мяч упал, покатился по дорожке.

– Черт, вы что творите… – растерянно пробормотала Ксения, дотронулась до лица.

Щека была в грязи. На глазах выступили слезы – не столько от боли, сколько от обиды.

– Ох, ну что они делают! – раздался рядом сочувственный голос. – Никакого воспитания! Девочка, на салфетку, вытри лицо! Антибактериальная!

Рядом стояла женщина лет пятидесяти, в красном берете, лихо заломленном на одну сторону, она протягивала Ксении сложенную салфетку.

Ксения хотела по привычке отказаться, взять свои, но осознала, что салфетки тоже остались в сумке.

– Бери, бери… – сказала женщина, – хоть грязь оботри, а то смотреть страшно, чумичка такая… Надо же, паршивцы какие, совсем не смотрят, куда мяч пуляют…

Ксения односложно поблагодарила ее, взяла влажную салфетку, обтерла лицо. Еще раз поблагодарила и завертела головой в поисках урны, куда можно выкинуть использованную салфетку, – и тут до нее дошел немыслимый, невероятный факт.

Коляски рядом с ней не было.

Пока она заслонялась от мяча, пока вытирала лицо, коляска куда-то исчезла. Надо же, всего на минуту выпустила из рук ручку, даже меньше, чем на минуту, и вот…

Ксения вскрикнула, повернулась к женщине в красном берете в непонятной, несбыточной надежде, что та как-то объяснит ей, куда девалась коляска, ведь она стояла рядом и должна была все видеть – но и женщины не было, она пропала в неизвестном направлении.

Пропали и мальчишки, и даже оранжевого мяча не было. Вообще на аллее не было ни души.

Ксения застыла в ужасе.

Как такое возможно?

И что теперь с ней будет?

Ей доверили ребенка, чужого ребенка – и она за ним не уследила!

Она бросилась вперед, к перекрестку аллей, посмотрела в одну сторону, в другую – но там никого не было. Ни коляски, ни женщины в берете – вообще ни души. Пропали и мальчишки с мячом, да были ли они? Ксения уже ни в чем не была уверена.

Ей казалось, что аллея, усыпанная палой листвой, вдруг закачалась, как будто Ксения стоит на палубе корабля.

Она бросилась назад, туда, где от аллеи отходила дорожка поуже, и увидела там, метрах в двадцати от поворота, человека в оранжевом жилете, который методично сгребал палые листья веерными граблями. Он был невысокий, очень худой, немного сутулый, с загорелым до черноты лицом и жесткими черными волосами.

Ксения хотела подойти к нему, спросить, не видел ли он коляску, но что-то ее остановило.

В облике этого человека было что-то тревожное, опасное, подозрительное, хотя на первый взгляд он казался невзрачным и хлипким.

Рабочий сгреб листья в кучу, подхватил их и высыпал в большую тачку. При этом тачка опрокинулась, он наклонился и поднял ее удивительно легко, как будто она ничего не весила. Значит, его хрупкость обманчива…

Тут в другом конце аллеи Ксения увидела молодую